Отец и сын
Мы слишком сильно любим своих детей и слишком мало - своих родителей.
Альфред Конар
Фото Melissa Deakin
- Папа? Ты здесь?
Голос Михаэля доносится со двора,
и лицо брата окрашивается акварельными красками умиления и нежности.
- Я здесь, Михаэль! Иди сюда, сынок.
Солнце еще низко. Тонкая и длинная тень опережает своего маленького хозяина.
Яков встал и спрятался за дверью и, когда Михаэль вошел в пекарню, схватил его, раскачал и подбросил в воздух.
- А теперь мы сделаем из тебя сладкую халу.
Он положил сына в старый ящик для замеса теста,
осторожно помял его мягкими щекочущими кулаками, поднял и положил на рабочий стол.
Посыпал тонкой белой мукой и стал месить его животик.
Бережно потыкал пальцами спинку и слегка потискал бедра и икры, и все это время Михаэль заливался смехом,
стонал и извивался от удовольствия.
- Чей ты?
- Папин, папин.
- Это мой ребенок, - говорит мне Яков снова и снова. - Посмотри на него. Это я его сделал.
Нежность и гордость были сейчас в выражении его лица.
Он вновь перевернул Михаэля, переплел его ногу с ногой и руку с рукой, как плетенку халы,
и мальчик так и таял в звонком и громком смехе, воркуя и курлыча,
пока отец проводил по его спине большой щекочущей кистью для бойи.
Потом Яков покрыл изюминками соски на груди сына и волосинки его ресниц,
разбросал маковые зерна по животу, коленям и груди, заполнил впадину пупка золотистыми ядрышками сумсума
и приклеил на лоб ярлык пекарни.
- Чтобы знали, чей ты, - объявил он.
- Папин, папин, - ворковал мальчик.
- Теперь ты готов, - сказал Яков. - Сейчас мы тебя испечем. -
Он положил сына на одни из потемневших металлических поддонов, поднял и пронес по всей пекарне. - А сейчас куда?
- В печь… в печь… - захлебывался смехом Михаэль.
Меир Шалев
Click to view