путешествие к Бродскому
На майские мы были в Венеции.Конечно,тот факт,что он здесь жил,писал и даже похоронен,не был самым интересным для нас в этом удивительном(не врут люди) городе.Но первым же делом с утра мы отправились на Набережную неисцелимых,где висит эта мемориальная доска.
А это сама набережная,довольно безмятежная в тёплый день.
Потом было очень много Венеции,зелёной воды,узких улочек,масок,площади Сан Марко и всего-всего,чем так насыщен густой и спёртый венецианский воздух. А следующий день был пасмурным и дождливым,но утром,когда мы приехали на трамвайчике на остров Сан Микеле,остров-кладбище,дождь нас пощадил,да и зелень всех этих высоких кипарисов и других,неизвестных мне деревьев с такими широкими кронами,наверное,укрывала.
Вот он,этот остров.Когда мы прибыли к кладбищенским воротам,на моторке,одновременно с нами,прибыл и покойник,который уже встречали провожающие.Впервые я видела,как величественно плыл гроб по волнам в Царствие Небесное.Думаю,Бродскому это тоже понравилось.Или понравилось само кладбище,уединенный сад,отделённый от мира живых большой водой,это я тоже вполне понимаю.
Розовый куст на могиле так разросся,что памятник совершенно за ним скрывается.Что в этом есть особенное,в этом поиске могил на кладбищенских улицах, ищешь и не находишь,и вдруг совершенно неожиданно читаешь искомое имя.Вот так и я заглянула за пышный куст...Положили цветы да сигарету, стали вспоминать стихи, вернее,я стала,потому что уж во мне-то они были складированы стопками и охапками,и вообще,у меня блестящая память на всё рифмованное.Вспоминаю и понимаю со стыдом,что ничего целого припомнить не могу,все стихи,как античные статуи,чего-то да лишены,какой-то части. Зато уж этих частей посыпалось, как из поломанного стихоавтомата!Вот чем я оказалась переполнена -строчками и фрагментами,какими-то узнаваемыми чертами, матерной приправой речи,общим строем её,который,как наследственная болезнь или генетическое сходство, передался множеству нынешних русских поэтов. Наверное,немудрено не знать Бродского целиком -он писал листами, и мне всегда эти циклы и столбики,вьющиеся и вьющиеся,и надоедающие подчас,напоминали путешествие, хождение,которое ты совершаешь,как вот по этому кладбищу или саду,идешь-идешь,и ничего такого не происходит,слова себе и слова,нанизанные небрежно.И вдруг,неожиданно,в несколько строчек,эти просто слова совершают преображение,переносят из плоскости ввысь,и дыхание перехватывает,и случается чудо поэзии, идёшь-идёшь,и вдруг заглядываешь за куст...Ну,кладбище -неподходящее сравнение,просто уж очень воспоминания свежи) Что до воспетой поэтом Венеции, то я сейчас вот что выберу И я когда-то жил в городе, где на домах росли
статуи, где по улицам с криком "растли! растли!"
бегал местный философ, тряся бородкой,
и бесконечная набережная делала жизнь короткой.
Теперь там садится солнце, кариатид слепя.
Но тех, кто любил меня больше самих себя,
больше нету в живых. Утратив контакт с объектом
преследования, собаки принюхиваются к объедкам,
и в этом их сходство с памятью, с жизнью вещей. Закат;
голоса в отдалении, выкрики типа "гад!
уйди!" на чужом наречьи. Но нет ничего понятней.
И лучшая в мире лагуна с золотой голубятней
сильно сверкает, зрачок слезя.
Человек, дожив до того момента, когда нельзя
его больше любить, брезгуя плыть противу
бешеного теченья, прячется в перспективу. (За время моего отсутствия жж совершенно одичал,и фотографии со стихами лупят куда попало, как парус начинающего яхтсмена,ну или на зоопарк похоже,правда,ничего поделать не могу!)
А это сама набережная,довольно безмятежная в тёплый день.
Потом было очень много Венеции,зелёной воды,узких улочек,масок,площади Сан Марко и всего-всего,чем так насыщен густой и спёртый венецианский воздух. А следующий день был пасмурным и дождливым,но утром,когда мы приехали на трамвайчике на остров Сан Микеле,остров-кладбище,дождь нас пощадил,да и зелень всех этих высоких кипарисов и других,неизвестных мне деревьев с такими широкими кронами,наверное,укрывала.
Вот он,этот остров.Когда мы прибыли к кладбищенским воротам,на моторке,одновременно с нами,прибыл и покойник,который уже встречали провожающие.Впервые я видела,как величественно плыл гроб по волнам в Царствие Небесное.Думаю,Бродскому это тоже понравилось.Или понравилось само кладбище,уединенный сад,отделённый от мира живых большой водой,это я тоже вполне понимаю.
Розовый куст на могиле так разросся,что памятник совершенно за ним скрывается.Что в этом есть особенное,в этом поиске могил на кладбищенских улицах, ищешь и не находишь,и вдруг совершенно неожиданно читаешь искомое имя.Вот так и я заглянула за пышный куст...Положили цветы да сигарету, стали вспоминать стихи, вернее,я стала,потому что уж во мне-то они были складированы стопками и охапками,и вообще,у меня блестящая память на всё рифмованное.Вспоминаю и понимаю со стыдом,что ничего целого припомнить не могу,все стихи,как античные статуи,чего-то да лишены,какой-то части. Зато уж этих частей посыпалось, как из поломанного стихоавтомата!Вот чем я оказалась переполнена -строчками и фрагментами,какими-то узнаваемыми чертами, матерной приправой речи,общим строем её,который,как наследственная болезнь или генетическое сходство, передался множеству нынешних русских поэтов. Наверное,немудрено не знать Бродского целиком -он писал листами, и мне всегда эти циклы и столбики,вьющиеся и вьющиеся,и надоедающие подчас,напоминали путешествие, хождение,которое ты совершаешь,как вот по этому кладбищу или саду,идешь-идешь,и ничего такого не происходит,слова себе и слова,нанизанные небрежно.И вдруг,неожиданно,в несколько строчек,эти просто слова совершают преображение,переносят из плоскости ввысь,и дыхание перехватывает,и случается чудо поэзии, идёшь-идёшь,и вдруг заглядываешь за куст...Ну,кладбище -неподходящее сравнение,просто уж очень воспоминания свежи) Что до воспетой поэтом Венеции, то я сейчас вот что выберу И я когда-то жил в городе, где на домах росли
статуи, где по улицам с криком "растли! растли!"
бегал местный философ, тряся бородкой,
и бесконечная набережная делала жизнь короткой.
Теперь там садится солнце, кариатид слепя.
Но тех, кто любил меня больше самих себя,
больше нету в живых. Утратив контакт с объектом
преследования, собаки принюхиваются к объедкам,
и в этом их сходство с памятью, с жизнью вещей. Закат;
голоса в отдалении, выкрики типа "гад!
уйди!" на чужом наречьи. Но нет ничего понятней.
И лучшая в мире лагуна с золотой голубятней
сильно сверкает, зрачок слезя.
Человек, дожив до того момента, когда нельзя
его больше любить, брезгуя плыть противу
бешеного теченья, прячется в перспективу. (За время моего отсутствия жж совершенно одичал,и фотографии со стихами лупят куда попало, как парус начинающего яхтсмена,ну или на зоопарк похоже,правда,ничего поделать не могу!)