Опоздавших не ждут (часть вторая)
Итак, предрассветный Харьков. Позади двое суток мытарств и пол пути в километрах. Не было ни усталости, ни страха, ни голода. Хотя что мы там ели в пути?...Что-то, наверное, ели, как-то, наверное, приводили себя в человеческий вид с утра, не спать вовсе или дремать в самых неподходящих для этого местах и позах виртуозно умеет что студент, что солдат. О том же, что могут обмануть, украсть багаж, отобрать последние деньги, что может случиться все, что угодно и никто не поможет, а родители даже не знают, где ты, об этом вовсе не думалось. Я ехала домой.
А Сашка почти приехал, и этот факт не давал ему покоя. Так и не дождавшись первой электрички, он наскоро попрощался и побежал на автостанцию. На автобусе, пусть и с пересадками, он будет дома на целый час раньше, а ждать больше нет никаких сил.
Мой же дом пока не маячил на горизонте. Лешкин тоже, поэтому, не испытывая никаких волнений, он принял замысловатую позу в жестком вокзальном кресле и мгновенно заснул. До открытия касс было еще не меньше часа. В зале ожидания нехорошо пахло пассажирами, на улице в душном воздухе зудели комары, предстояло скорое прощание со вторым попутчиком и еще один шаг в неизвестность. Вот только никакая тоска не наваливалась на плечи, не сковывало одиночество, не поглощала печаль, как это происходит обычно с героинями низкопробных бульварных романов. Все было хо-ро-шо)
Первая утренняя электричка, зажевав изрядную порцию пассажиров, уползла на Белгород, приближая Лешку к заветной цели, а меня оставив в одиночестве на кишащей людьми привокзальной площади. Исследовав внутренности харьковского вокзала, я помучила аппарат-справочник (ну помните, такой с кнопками-клавишами и перелистывающимися за стеклом табличками), заняла очередь в несколько касс одновременно и стала наблюдать. Это странно, но Харьков - судя по тому как жарит солнце с самого утра, сам по себе юг, думала я. Судя по контингенту желающих ехать в еще более южном направлении (куда, блин? южнее только мой дом!), это не были сплошь отдыхающие или лица закавказских национальностей. Люди желали ехать на йух, но билетов, как вы уже понимаете не было. Только к вечеру удалось раздобыть билет на поезд, следующий до Еревана, через Тбилиси. И казалось бы, квест можно было считать выполненным, ан нет.
Чтоб вы понимали, рыжеволосая девица в коротко обрезанных шортах с модными ошметками бахромы, декольтированном топе и босоножках на каблуках вызывает в армянском поезде примерно такой же переполох, как камень брошенный в курятник.
Я же была спокойна, ибо еще на стадии охоты за билетом, обрела отца. Да, не смейтесь. Охота была не легкой, люди перемещались от одного окошка к другому, ожидая хоть каких-то новостей и хоть каких-то билетов, нужно было цепко держать в памяти всех, за кем занимала очередь и отслеживать их перемещения, чтоб ни кто не произнес в итоге сакраментальную фразу: вас здесь не стояло. Ну конечно мы все познакомились (за весь день-то!). А один армянин, глядя на меня, все качал головой и, когда оказалось, что билеты нам достались на соседние полки плацкарта, безапелляционно взял меня под свое покровительство: не бойся, если что,я всем скажу, что я твой отец. Но бояться нужно было не мне! С нами в плацкарте ехали еще двое: весьма дородная веселая хохлушка и щуплый азербайджанец с настороженным взглядом. Азербайджанец. В Армянском поезде. В разгар войны в Нагорном Карабахе! Мой "папа" оказался человеком добрым, сочувственно посмотрел на юношу и сказал таким умиротворяющим тоном: ничего, только тихо сиди. И парень сидел очень тихо в углу, накрывшись курткой с головой, притворялся спящим.
На утро "папа" сошел с поезда. "Осиротевшее" было дитя тут же обрело в лице полнотелой попутчицы "мать". "Мама" оказалась по стороже. Выслушав всю мою историю, отругала и наказала при первом удобном случае отбить родителям телеграмму. Случай представился в Ростове. Стоянка поезда там 30 минут, и я помчалась искать на вокзале телеграф. Стоя в очереди (а куда в ту пору без них - очередей) вся извелась, боялась страшно, что поезд уедет без меня, поэтому к вагону по перрону летела, как быстроногая лань, не обращая внимания на свист, окрики и всякие знаки внимания от горячих южных мужчин. Однако, за фурором, произведенным "быстроногой ланью" зорко следила в окно моя украинская "мама" и тут же велела мне переодеться. Я извлекла из чемодана изрядно пожёванную юбку и вопросительно посмотрела на "мать". Черт с ней, главное, что ниже колена, сказала она. И я подумала: черт с ней. А вечером "мама"сошла.
А мне осталось продержаться еще одну ночь. За окном мелькали уже такие родные пейзажи, что к горлу подкатывал комок, нетерпение сердца вызывало трепет и, то ли от тоски, то ли от радости, на глаза наворачивались слезы. Вернул меня с небес на землю проводник - сухопарый дядька с хищными глазками и орлиным армянским носом. Дабы избежать конфликтов и эксцессов, дядька предложил мне заночевать в его купе, объяснил, что оставаться без присмотра мне не безопасно и что ему ничего не стоит оказать совершенно бескорыстно мне эту маленькую услугу, ему все равно, мол не спать, а работать. Я перебралась на новое место, постелила постель и закрылась на защелку изнутри. Проводник, как оказалось, не ожидал такого поворота событий, он гневался, долго стучал кулаком в дверь, то ругаясь, то уговаривая меня впустить его к себе. Но мне было все равно. Я ехала домой.
И вот на утро поезд прибыл на станцию Тбилиси-главный, и я едва не задохнулась родным, таким особенным воздухом, и ликовала так, как, наверно, ликовал бы эмигрант-возвращенец, прибывший спустя двадцать лет на родину откуда-нибудь из-за океана. И даже проводник не стал мне предъявлять за свои несбывшиеся надежды, а пожелал счастливого пути.
А на самолете я бы добралась до дома за полтора часа.
