И снова о важности привязанности. Эксперимент Эдварда Троника
К вопросу о том, как социальная среда влияет на формирование и развитие личности, а также на появление всевозможных личностных нарушений.
Об этом много писал английский психолог и психиатр Джон Боулби, автор "теории привязанности".
Его идея состояла в том, что в первые месяцы жизни устанавливается тесная эмоциональная связь между матерью и ребенком. Резкий разрыв этой связи приводит к серьезным нарушениям в психическом развитии ребенка, прежде всего в структуре его личности. Эти нарушения могут проявиться не сразу (и в этом отличие описываемых Боулби явлений от госпитализма и сходных с ним отклонений), но значительно позднее, часто лишь в подростковом возрасте.
Боулби доказывал, что мать для маленького ребенка является надежной защитой, своеобразной базой, которую он время от времени покидает, стремясь исследовать окружающий мир. Однако эта исследовательская активность стабильна и адекватна в тех случаях, когда ребенок уверен, что он может в любой момент вернуться под защиту матери. Таким образом, главная цель формирования эмоциональной связи между ребенком и матерью - дать ребенку ощущение защищенности и безопасности. Именно тепло и ласка, исходящие от матери в первые годы жизни ребенка, по его мнению, являются более важными, чем правильный уход за ребенком и его обучение.
Поведение привязанности и матери, и ребенка постепенно эволюционирует и составляет динамическую систему, в которой поведенческие реакции ребенка влияют на поведенческие проявления матери, и наоборот.
Стараясь узнать больше о двусторонней системе эмоционального общения, которая определяет взаимодействия младенца с тем, кто больше всего заботится о нем в течение первых 6 месяцев жизни, Эдвард Троник придумал лабораторный эксперимент, основной задачей которого было изучение взаимных ожиданий родителей и маленьких детей.
В оригинальном варианте этого эксперимента, названного «экспериментом с каменным лицом», родителей просили посидеть и поиграть с их 3-месячными детьми так, как они это делают обычно.
Затем экспериментатор просил родителя прекратить общение с ребенком. Мать или отца инструктировали продолжить смотреть на малыша, но придать своему лицу застывшее или отсутствующее выражение.
Click to viewУ младенца это вызывало удивление, и он пытался повлиять на родителя улыбкой, гулением и двигательной активностью. Во время этих попыток родитель продолжал сохранять каменное выражение лица. Через несколько минут поведение младенцев начинало меняться. Они отворачивались в сторону, начинали сосать палец и выглядели страдающими. Кто-то из детей реагировал на безучастность родителя хныканьем, переходящим в непрерывный плач, а у других младенцев текли слюни, появилась икота (все это явно непроизвольные реакции). Хотя родитель оставался по-прежнему рядом, он внезапно, в нарушение всех ожиданий ребенка, становился эмоционально недоступным - перемена, с которой младенцу было трудно справиться. В конце эксперимента родитель возобновлял обычную игру с ребенком, пока к тому не возвращалось хорошее настроение. Этот эксперимент демонстрирует весомость и важность эмоционального общения между родителями и детьми 3-месячного возраста.
Когда эта двунаправленная реципрокная система общения дает сбой, как это бывает, например, в том случае, если заботящийся о ребенке человек находится в подавленном состоянии или болен, младенец не может достичь своих интерактивных целей.
Я слышала, что проводились и более жесткие эксперименты, например, когда родителю предписывалось «окаменеть» на более продолжительное время. После всевозможных тщетных попыток малышей «достучаться» до родителей, их поведение становилось аутичным. Некоторые из детей словно уходили в себя, погружались в свой внутренний мир, в некую шизоидность.
Можно представить, какие структурные нарушения возможны, если все детство ребенка протекало в таком, лишающем нормального эмоционального отклика, окружении.
Например, если мать ребенка находится в депрессии, больна (госпитализирована), или имеет какое-то личностное расстройство, которое делает ее поведение неадекватным запросу малыша, и при этом нет никого другого, кто мог бы компенсировать это, дать эмоциональное отзеркаливание, при том все это длится продолжительное время, то на глубинном уровне -- в предсознании, где еще нет символизации, а потому это невозможно будет вспомнить во взрослом возрасте - в основе своей нарушается структура личности, ее конструкция.
Хоть и известно, что психика ребенка весьма гибкая, пластичная и адаптивная (то есть многое возможно восполнить), но также очевидно и другое. Что человек крайне хрупок и уязвим. А поскольку фактор времени с каждым днем, месяцем и годом отделяет его от точек этих ранних неосознаваемых травм, и жизнь заставляет вырабатывать всевозможные (а чаще примитивные) защитные механизмы, так дефект запрятывается глубоко внутри, как бы "запечатывается в недоступном месте". И возвращаться к этим точкам уже во взрослом возрасте (в ходе психотерапии, например) возможно лишь при высокой степени готовности, мужества и способности переносить боль. А еще и времени на глубинную терапию при столь ранних нарушениях точно потребуется немало, не один год...