РЕБЯТАМ О ЗВЕРЯТАХ
Нечаянно сложилась подборка из стишков советских поэтов про всяких зверей, зверьков и зверушек.
Илья Сельвинский
ЛЕСНАЯ БЫЛЬ
В роще убили белку,
Была эта белка - мать.
Остались бельчата мелкие,
Что могут они понимать?
Сели в кружок и заплакали.
Но старшая, векша лесная,
Сказала мудро, как мать:
"Знаете что? Я знаю:
Давайте будем линять!
Мама всегда так делала".
(1960)
Владимир Луговской
МЕДВЕДЬ
Девочке медведя подарили.
Он уселся, плюшевый, большой,
Чуть покрытый магазинной пылью,
Важный зверь
с полночною душой.
Девочка с медведем говорила,
Отвела для гостя новый стул,
В десять
спать с собою уложила,
А в одиннадцать
весь дом заснул.
Но в двенадцать,
видя свет фонарный,
Зверь пошел по лезвию луча,
Очень тихий, очень благодарный,
Ножками тупыми топоча.
Сосны зверю поклонились сами,
Все ущелье начало гудеть,
Поводя стеклянными глазами,
В горы шел коричневый медведь.
И тогда ему промолвил слово
Облетевший многодумный бук:
- Доброй полночи, медведь! Здорово!
Ты куда идешь-шагаешь, друг?
- Я шагаю ночью на веселье,
Что идет у медведей в горах,
Новый год справляет новоселье.
Чатырдаг в снегу и облаках.
- Не ходи,
тебя руками сшили
Из людских одежд людской иглой,
Медведей охотники убили,
Возвращайся, маленький, домой.
Кто твою хозяйку приголубит?
Мать встречает где-то Новый год,
Домработница танцует в клубе,
А отца - собака не найдет.
Ты лежи, медведь, лежи в постели,
Лапами не двигай до зари
И, щеки касаясь еле-еле,
Сказки медвежачьи говори.
Путь далек, а снег глубок и вязок,
Сны прижались к ставням и дверям,
Потому что без полночных сказок
Нет житья ни людям, ни зверям.
(1939)
Геннадий Шпаликов
У лошади была грудная жаба,
Но лошадь, как известно, не овца,
И лошадь на парады приезжала
И маршалу об этом ни словца...
А маршала сразила скарлатина,
Она его сразила наповал,
Но маршал был выносливый мужчина
И лошади об этом не сказал.
(1959)
Вадим Шефнер
(из рассказа "Когда я был русалкой"):
Собака сторожила гладиолусы,
Маячило ей счастье впереди,
И ветер на собаке гладил волосы
И ей шептал: "С надеждой вдаль гляди!"
Но грянул гром, помялись гладиолусы,
Их качественность снижена была.
Собака взвыла ненормальным голосом -
И умерла!
***
Пойду я ночью в зоосад,
Ключ подберу от барсенала,
Всех барсов выпущу, барсят -
И поведу их вдоль канала,
Чтоб ты любовь мою поняла.
(1972)
Вера Инбер
У первой мухи головокруженье
От длительного сна:
Она лежала зиму без движенья, -
Теперь весна.
Я говорю: - Сударыня, о небо,
Как вы бледны!
Не дать ли вам варенья, или хлеба,
Или воды?
- Благодарю, мне ничего не надо, -
Она в ответ. -
Я не больна, я просто очень рада,
Что вижу свет.
Как тяжко жить зимой на свете сиром,
Как тяжко видеть сны,
Что мухи белые владеют миром,
А мы побеждены.
Но вы смеетесь надо мной? Не надо. -
А я в ответ:
- Я не смеюсь, я просто очень рада,
Что вижу свет.
(1919)
Анатолий Жигулин
БУРУНДУК
Раз под осень в глухой долине,
Где шумит Колыма-река,
На склоненной к воде лесине
Мы поймали бурундука.
По откосу скрепер проехал
И валежник ковшом растряс,
И посыпались вниз орехи,
Те, что на зиму он запас.
А зверек заметался, бедный,
По коряжинам у реки.
Видно, думал:
"Убьют, наверно,
Эти грубые мужики".
- Чем зимой-то будешь кормиться?
Ишь ты,
Рыжий какой шустряк!.. -
Кто-то взял зверька в рукавицу
И под вечер принес в барак.
Тосковал он сперва немножко
По родимой тайге тужил.
Мы прозвали зверька Тимошкой,
Так в бараке у нас и жил.
А нарядчик, чудак-детина,
Хохотал, увидав зверька:
- Надо номер ему на спину.
Он ведь тоже у нас - зека!..
Каждый сытым давненько не был,
Но до самых теплых деньков
Мы кормили Тимошу хлебом
Из казенных своих пайков.
А весной, повздыхав о доле,
На делянке под птичий щелк
Отпустили зверька на волю.
В этом мы понимали толк.
(1963)
Владимир Солоухин
У ЗВЕРЕЙ
Зверей показывают в клетках -
Там леопард, а там лиса,
Заморских птиц полно на ветках,
Но за решеткой небеса.
На обезьян глядят зеваки,
Который трезв, который пьян,
И жаль, что не дойдет до драки
У этих самых обезьян.
Они хватают что попало,
По стенам вверх и вниз снуют
И, не стесняясь нас нимало,
Визжат, плюются и жуют.
Самцы, детеныши, мамаши,
Похожесть рук, ушей, грудей,
О нет, не дружеские шаржи,
А злые шаржи на людей,
Пародии, карикатуры,
Сарказм природы, наконец!
А вот в отдельной клетке хмурый,
Огромный обезьян. Самец.
Но почему он неподвижен
И безразличен почему?
Как видно, чем-то он обижен
В своем решетчатом дому?
Ему, как видно, что-то надо?
И говорит экскурсовод:
- Погибнет. Целую декаду
Ни грамма пищи не берет.
Даем орехи и бананы,
Кокос даем и ананас,
Даем конфеты и каштаны -
Не поднимает даже глаз.
- Он, вероятно, болен или
Погода для него не та?
- Да нет. С подругой разлучили.
Для важных опытов взята.
И вот, усилья бесполезны...
О зверь, который обречен,
Твоим характером железным
Я устыжен и обличен!
Ты принимаешь вызов гордо,
Бескомпромиссен ты в борьбе,
И что такое «про» и «контра»,
Совсем неведомо тебе.
И я не вижу ни просвета,
Но кашу ем и воду пью,
Читаю по утрам газеты
И даже песенки пою.
Средь нас не выберешь из тыщи
Характер, твоему подстать:
Сидеть в углу, отвергнуть пищу
И даже глаз не поднимать.
(1970)
Николай Заболоцкий
НА ЛЕСТНИЦАХ
Коты на лестницах упругих,
Большие рыла приподняв,
Сидят, как будды, на перилах,
Ревут, как трубы, о любви.
Нагие кошечки, стесняясь,
Друг к дружке жмутся, извиняясь.
Кокетки! Сколько их кругом!
Они по кругу ходят боком,
Они текут любовным соком,
Они трясутся, на весь дом
Распространяя запах страсти.
Коты ревут, открывши пасти,-
Они как дьяволы вверху
В своем серебряном меху.
Один лишь кот в глухой чужбине
Сидит, задумчив, не поет.
В его взъерошенной овчине
Справляют блохи хоровод.
Отшельник лестницы печальной,
Монах помойного ведра,
Он мир любви первоначальной
Напрасно ищет до утра.
Сквозь дверь он чувствует квартиру,
Где труд дневной едва лишь начат.
Там от плиты и до сортира
Лишь бабьи туловища скачут.
Там примус выстроен, как дыба,
На нем, от ужаса треща,
Чахоточная воет рыба
В зеленых масляных прыщах.
Там трупы вымытых животных
Лежат на противнях холодных
И чугуны, купели слез,
Венчают зла апофеоз.
Кот поднимается, трепещет.
Сомненья нету: замкнут мир
И лишь одни помои плещут
Туда, где мудрости кумир.
И кот встает на две ноги,
Идет вперед, подъемля лапы.
Пропала лестница. Ни зги
В глазах. Шарахаются бабы,
Но поздно! Кот, на шею сев,
Как дьявол, бьется, озверев,
Рвет тело, жилы отворяет,
Когтями кости вынимает...
О, боже, боже, как нелеп!
Сбесился он или ослеп?
Шла ночь без горечи и страха,
И любопытным виден был
Семейный сад - кошачья плаха,
Где месяц медленный всходил.
Деревья дружные качали
Большими сжатыми телами,
Нагие птицы верещали,
Скача неверными ногами.
Над ними, желтый скаля зуб,
Висел кота холодный труп.
Монах! Ты висельником стал!
Прощай. В моем окошке,
Справляя дикий карнавал,
Опять несутся кошки.
И я на лестнице стою,
Такой же белый, важный.
Я продолжаю жизнь твою,
Мой праведник отважный.
(1928)
А вообще я совсем другие стихотворения подбирала. И подобрала. Зачем-то приспичило старой советской поэзией отразить современность. Например:
Непростыми стали дети -
логикою давят...
Ледяными
стали деньги:
прямо в пальцах
тают!
Илья Сельвинский
ЛЕСНАЯ БЫЛЬ
В роще убили белку,
Была эта белка - мать.
Остались бельчата мелкие,
Что могут они понимать?
Сели в кружок и заплакали.
Но старшая, векша лесная,
Сказала мудро, как мать:
"Знаете что? Я знаю:
Давайте будем линять!
Мама всегда так делала".
(1960)
Владимир Луговской
МЕДВЕДЬ
Девочке медведя подарили.
Он уселся, плюшевый, большой,
Чуть покрытый магазинной пылью,
Важный зверь
с полночною душой.
Девочка с медведем говорила,
Отвела для гостя новый стул,
В десять
спать с собою уложила,
А в одиннадцать
весь дом заснул.
Но в двенадцать,
видя свет фонарный,
Зверь пошел по лезвию луча,
Очень тихий, очень благодарный,
Ножками тупыми топоча.
Сосны зверю поклонились сами,
Все ущелье начало гудеть,
Поводя стеклянными глазами,
В горы шел коричневый медведь.
И тогда ему промолвил слово
Облетевший многодумный бук:
- Доброй полночи, медведь! Здорово!
Ты куда идешь-шагаешь, друг?
- Я шагаю ночью на веселье,
Что идет у медведей в горах,
Новый год справляет новоселье.
Чатырдаг в снегу и облаках.
- Не ходи,
тебя руками сшили
Из людских одежд людской иглой,
Медведей охотники убили,
Возвращайся, маленький, домой.
Кто твою хозяйку приголубит?
Мать встречает где-то Новый год,
Домработница танцует в клубе,
А отца - собака не найдет.
Ты лежи, медведь, лежи в постели,
Лапами не двигай до зари
И, щеки касаясь еле-еле,
Сказки медвежачьи говори.
Путь далек, а снег глубок и вязок,
Сны прижались к ставням и дверям,
Потому что без полночных сказок
Нет житья ни людям, ни зверям.
(1939)
Геннадий Шпаликов
У лошади была грудная жаба,
Но лошадь, как известно, не овца,
И лошадь на парады приезжала
И маршалу об этом ни словца...
А маршала сразила скарлатина,
Она его сразила наповал,
Но маршал был выносливый мужчина
И лошади об этом не сказал.
(1959)
Вадим Шефнер
(из рассказа "Когда я был русалкой"):
Собака сторожила гладиолусы,
Маячило ей счастье впереди,
И ветер на собаке гладил волосы
И ей шептал: "С надеждой вдаль гляди!"
Но грянул гром, помялись гладиолусы,
Их качественность снижена была.
Собака взвыла ненормальным голосом -
И умерла!
***
Пойду я ночью в зоосад,
Ключ подберу от барсенала,
Всех барсов выпущу, барсят -
И поведу их вдоль канала,
Чтоб ты любовь мою поняла.
(1972)
Вера Инбер
У первой мухи головокруженье
От длительного сна:
Она лежала зиму без движенья, -
Теперь весна.
Я говорю: - Сударыня, о небо,
Как вы бледны!
Не дать ли вам варенья, или хлеба,
Или воды?
- Благодарю, мне ничего не надо, -
Она в ответ. -
Я не больна, я просто очень рада,
Что вижу свет.
Как тяжко жить зимой на свете сиром,
Как тяжко видеть сны,
Что мухи белые владеют миром,
А мы побеждены.
Но вы смеетесь надо мной? Не надо. -
А я в ответ:
- Я не смеюсь, я просто очень рада,
Что вижу свет.
(1919)
Анатолий Жигулин
БУРУНДУК
Раз под осень в глухой долине,
Где шумит Колыма-река,
На склоненной к воде лесине
Мы поймали бурундука.
По откосу скрепер проехал
И валежник ковшом растряс,
И посыпались вниз орехи,
Те, что на зиму он запас.
А зверек заметался, бедный,
По коряжинам у реки.
Видно, думал:
"Убьют, наверно,
Эти грубые мужики".
- Чем зимой-то будешь кормиться?
Ишь ты,
Рыжий какой шустряк!.. -
Кто-то взял зверька в рукавицу
И под вечер принес в барак.
Тосковал он сперва немножко
По родимой тайге тужил.
Мы прозвали зверька Тимошкой,
Так в бараке у нас и жил.
А нарядчик, чудак-детина,
Хохотал, увидав зверька:
- Надо номер ему на спину.
Он ведь тоже у нас - зека!..
Каждый сытым давненько не был,
Но до самых теплых деньков
Мы кормили Тимошу хлебом
Из казенных своих пайков.
А весной, повздыхав о доле,
На делянке под птичий щелк
Отпустили зверька на волю.
В этом мы понимали толк.
(1963)
Владимир Солоухин
У ЗВЕРЕЙ
Зверей показывают в клетках -
Там леопард, а там лиса,
Заморских птиц полно на ветках,
Но за решеткой небеса.
На обезьян глядят зеваки,
Который трезв, который пьян,
И жаль, что не дойдет до драки
У этих самых обезьян.
Они хватают что попало,
По стенам вверх и вниз снуют
И, не стесняясь нас нимало,
Визжат, плюются и жуют.
Самцы, детеныши, мамаши,
Похожесть рук, ушей, грудей,
О нет, не дружеские шаржи,
А злые шаржи на людей,
Пародии, карикатуры,
Сарказм природы, наконец!
А вот в отдельной клетке хмурый,
Огромный обезьян. Самец.
Но почему он неподвижен
И безразличен почему?
Как видно, чем-то он обижен
В своем решетчатом дому?
Ему, как видно, что-то надо?
И говорит экскурсовод:
- Погибнет. Целую декаду
Ни грамма пищи не берет.
Даем орехи и бананы,
Кокос даем и ананас,
Даем конфеты и каштаны -
Не поднимает даже глаз.
- Он, вероятно, болен или
Погода для него не та?
- Да нет. С подругой разлучили.
Для важных опытов взята.
И вот, усилья бесполезны...
О зверь, который обречен,
Твоим характером железным
Я устыжен и обличен!
Ты принимаешь вызов гордо,
Бескомпромиссен ты в борьбе,
И что такое «про» и «контра»,
Совсем неведомо тебе.
И я не вижу ни просвета,
Но кашу ем и воду пью,
Читаю по утрам газеты
И даже песенки пою.
Средь нас не выберешь из тыщи
Характер, твоему подстать:
Сидеть в углу, отвергнуть пищу
И даже глаз не поднимать.
(1970)
Николай Заболоцкий
НА ЛЕСТНИЦАХ
Коты на лестницах упругих,
Большие рыла приподняв,
Сидят, как будды, на перилах,
Ревут, как трубы, о любви.
Нагие кошечки, стесняясь,
Друг к дружке жмутся, извиняясь.
Кокетки! Сколько их кругом!
Они по кругу ходят боком,
Они текут любовным соком,
Они трясутся, на весь дом
Распространяя запах страсти.
Коты ревут, открывши пасти,-
Они как дьяволы вверху
В своем серебряном меху.
Один лишь кот в глухой чужбине
Сидит, задумчив, не поет.
В его взъерошенной овчине
Справляют блохи хоровод.
Отшельник лестницы печальной,
Монах помойного ведра,
Он мир любви первоначальной
Напрасно ищет до утра.
Сквозь дверь он чувствует квартиру,
Где труд дневной едва лишь начат.
Там от плиты и до сортира
Лишь бабьи туловища скачут.
Там примус выстроен, как дыба,
На нем, от ужаса треща,
Чахоточная воет рыба
В зеленых масляных прыщах.
Там трупы вымытых животных
Лежат на противнях холодных
И чугуны, купели слез,
Венчают зла апофеоз.
Кот поднимается, трепещет.
Сомненья нету: замкнут мир
И лишь одни помои плещут
Туда, где мудрости кумир.
И кот встает на две ноги,
Идет вперед, подъемля лапы.
Пропала лестница. Ни зги
В глазах. Шарахаются бабы,
Но поздно! Кот, на шею сев,
Как дьявол, бьется, озверев,
Рвет тело, жилы отворяет,
Когтями кости вынимает...
О, боже, боже, как нелеп!
Сбесился он или ослеп?
Шла ночь без горечи и страха,
И любопытным виден был
Семейный сад - кошачья плаха,
Где месяц медленный всходил.
Деревья дружные качали
Большими сжатыми телами,
Нагие птицы верещали,
Скача неверными ногами.
Над ними, желтый скаля зуб,
Висел кота холодный труп.
Монах! Ты висельником стал!
Прощай. В моем окошке,
Справляя дикий карнавал,
Опять несутся кошки.
И я на лестнице стою,
Такой же белый, важный.
Я продолжаю жизнь твою,
Мой праведник отважный.
(1928)
А вообще я совсем другие стихотворения подбирала. И подобрала. Зачем-то приспичило старой советской поэзией отразить современность. Например:
Непростыми стали дети -
логикою давят...
Ледяными
стали деньги:
прямо в пальцах
тают!