ЗАПАХ ДЕТСТВА
Верно, после сочинений малыша Франца мой многоумный пост будет для вас как глоток свежего воздуха. Я - кот Мур, если кто-то не понял. Давно здесь не писал, поскольку глубоко озадачен жизнью. Время течёт вовсе не так ровно и плавно, как казалось. Оно убегает сквозь лапы очень резво: только ты соберёшься как следует осмыслить своё предыдущее впечатление, как на тебя катится какая-то новая волна; ты не успеваешь сгруппироваться, чтобы встретить её достойно.
Эта зима была у нас с братом Дитрихом очень странной; например, мы предприняли несколько путешествий (точнее было бы сказать, что путешествия предприняли нас, но так говорить нельзя). Волею обстоятельств и сумок-переносок, коих мы оказались заложниками, я увидел много чужих людей, котов и кошек, а также, к моему ужасу, огромных собак. Но самой удивительной была встреча с хорьком. Хорёк был живой, деятельный, имеющей целью жизни одно стремление: перегрызть прутья своей клетки. Я много думал о хорьке и его неутомимости, абсолютно безрезультатной.
Полагаю, вы догадались, что на фоне хорька и всего прочего присутствие в доме малыша Франца не могло перевернуть моих устоев. И всё-таки он меня поразил и озадачил. Когда Франц к нам прибыл, он помещался у Х. на ладони (ну, тут надо отметить, что у Х. пальцы редкой длины - природа постаралась, чтобы Х. могла доставлять нам, котам, удовольствие, запуская пальцы в нашу шерсть); тем не менее, Франц, повторюсь, был очень мал и помещался на ладони у Х., сидя в своей дурацкой позе - на попе ровно, хвостом вперёд, причём хвост он держал передними лапами, поскольку он его "абажаит" и боится потерять. Таким мы его увидели первый раз - восседающим в обнимку с хвостом и парящим высоко над нами, озирающим нашу территорию. Х. его целовала в пухлые щёчки и приговаривала: "Мальчик Франц!" Нам было объяснено, что мальчик Франц теперь будет нашим воспитанником. Но малыш решил, что он будет тут принцем, а воспитываться будет как бы между прочим. Никак не ожидал в таком шкете обнаружить столько самостоятельности, гонора и уверенности в собственной ценности. Неужели это из-за ушей и полосатого хвоста? Хм...
Даже человек, попав в незнакомое пространство, пытается в него удачно вписаться, как-то соответствовать, удостовериться, что правильно понял правила общежития и т.д.; малыш же Франц, маленьким наполеоном сойдя с ладони Х., огляделся и сказал "ага! значит, это всё моё!" - и стал владеть.
Разумеется, я предпринимал попытки его запугать, пользуясь его малолетством. Стыдно сказать, я, например, не пускал его в туалет. В ответ маленький Франц написал туда, где мы с братом едим. Ну, тут без комментариев.
Роми и Бетти, наши дамы, были рады малышу - что неудивительно (они ведь женщины, их ведёт инстинкт); Бетти немедленно начала его облизывать, Ромка стала валять его по ковролину - и тоже облизывать. Брат мой Дитрих, как всегда в новых обстоятельствах, ходил с выражением обалдения на лице. Потом я его застукал за тем, что он этого малыша тетешкает, обнимает, пытается выпрямить ему уши и даже проверяет, чисто ли у него под хвостом (да там всегда чисто! я тоже проверял). В общем, я смотрел на поведение брата с изумлением. Дитрих всё-таки святой: облизывает и свою жёнушку, и мою жёнушку, которая к нему бегает (да-да, я в курсе), и меня, - а тут ещё Франц. Я ему сказал: "Брат, любить всех - это уже неразборчивость". Дитрих даже не смутился и предложил мне его, Франца, понюхать. Я ответил, что имел удовольствие его нюхать, когда требовал освободить мою табуретку, а также когда давал Францу последний поджопник. Но Дитрих настаивал. Я понюхал как следует. Боже мой, от него так пахнет детством! Детской плюшевой невинностью. Я вспомнил себя маленького и чуть не заплакал, как сентиментальная размазня. И вот с тех пор нет-нет да и оближу его... То приобниму, то поцелую слегка... Не знаю, конечно, что будет дальше, когда он вырастет. Потеряет ли он свою прелесть, которая действует даже на сурового меня, или нет... У него уже сейчас иногда такая делается морда, что хочется сделать к ней подпись "прошу кирпича". Можете, впрочем, сами убедиться. Малыш Франц владеет Х.:
Теперь я часто вспоминаю наше с братом младенчество. Всё-таки мы были занятные котята - хотя я спрашиваю себя: "мы ли это? действительно ли мы с таким упоением жевали шнурки? и также радовались фантикам, как маленький Франц сейчас?"
Подростковый возраст:
Мы делаем Х. счастливой:
И вот мы приобрели тот вид, который приобрели:
Вот с таким изумлением (понимаю, что нелепым) смотрю я иногда на малыша Франца и на моего брата Дитриха. Здесь я, как вы можете видеть, занимался своей шерстью, и изумление застало меня врасплох:
Дитрих и Франц (без комментариев):
Надеюсь, френды, которые сетовали на моё молчание, теперь отчасти удовлетворены.
Да, и последнее: когда малыш Франц в своих постах пишет, что умный Мур, мол, сказал то-то и то-то - имейте в виду, он всё перевирает (не со зла, конечно, а по причине своей вислоухости).
Эта зима была у нас с братом Дитрихом очень странной; например, мы предприняли несколько путешествий (точнее было бы сказать, что путешествия предприняли нас, но так говорить нельзя). Волею обстоятельств и сумок-переносок, коих мы оказались заложниками, я увидел много чужих людей, котов и кошек, а также, к моему ужасу, огромных собак. Но самой удивительной была встреча с хорьком. Хорёк был живой, деятельный, имеющей целью жизни одно стремление: перегрызть прутья своей клетки. Я много думал о хорьке и его неутомимости, абсолютно безрезультатной.
Полагаю, вы догадались, что на фоне хорька и всего прочего присутствие в доме малыша Франца не могло перевернуть моих устоев. И всё-таки он меня поразил и озадачил. Когда Франц к нам прибыл, он помещался у Х. на ладони (ну, тут надо отметить, что у Х. пальцы редкой длины - природа постаралась, чтобы Х. могла доставлять нам, котам, удовольствие, запуская пальцы в нашу шерсть); тем не менее, Франц, повторюсь, был очень мал и помещался на ладони у Х., сидя в своей дурацкой позе - на попе ровно, хвостом вперёд, причём хвост он держал передними лапами, поскольку он его "абажаит" и боится потерять. Таким мы его увидели первый раз - восседающим в обнимку с хвостом и парящим высоко над нами, озирающим нашу территорию. Х. его целовала в пухлые щёчки и приговаривала: "Мальчик Франц!" Нам было объяснено, что мальчик Франц теперь будет нашим воспитанником. Но малыш решил, что он будет тут принцем, а воспитываться будет как бы между прочим. Никак не ожидал в таком шкете обнаружить столько самостоятельности, гонора и уверенности в собственной ценности. Неужели это из-за ушей и полосатого хвоста? Хм...
Даже человек, попав в незнакомое пространство, пытается в него удачно вписаться, как-то соответствовать, удостовериться, что правильно понял правила общежития и т.д.; малыш же Франц, маленьким наполеоном сойдя с ладони Х., огляделся и сказал "ага! значит, это всё моё!" - и стал владеть.
Разумеется, я предпринимал попытки его запугать, пользуясь его малолетством. Стыдно сказать, я, например, не пускал его в туалет. В ответ маленький Франц написал туда, где мы с братом едим. Ну, тут без комментариев.
Роми и Бетти, наши дамы, были рады малышу - что неудивительно (они ведь женщины, их ведёт инстинкт); Бетти немедленно начала его облизывать, Ромка стала валять его по ковролину - и тоже облизывать. Брат мой Дитрих, как всегда в новых обстоятельствах, ходил с выражением обалдения на лице. Потом я его застукал за тем, что он этого малыша тетешкает, обнимает, пытается выпрямить ему уши и даже проверяет, чисто ли у него под хвостом (да там всегда чисто! я тоже проверял). В общем, я смотрел на поведение брата с изумлением. Дитрих всё-таки святой: облизывает и свою жёнушку, и мою жёнушку, которая к нему бегает (да-да, я в курсе), и меня, - а тут ещё Франц. Я ему сказал: "Брат, любить всех - это уже неразборчивость". Дитрих даже не смутился и предложил мне его, Франца, понюхать. Я ответил, что имел удовольствие его нюхать, когда требовал освободить мою табуретку, а также когда давал Францу последний поджопник. Но Дитрих настаивал. Я понюхал как следует. Боже мой, от него так пахнет детством! Детской плюшевой невинностью. Я вспомнил себя маленького и чуть не заплакал, как сентиментальная размазня. И вот с тех пор нет-нет да и оближу его... То приобниму, то поцелую слегка... Не знаю, конечно, что будет дальше, когда он вырастет. Потеряет ли он свою прелесть, которая действует даже на сурового меня, или нет... У него уже сейчас иногда такая делается морда, что хочется сделать к ней подпись "прошу кирпича". Можете, впрочем, сами убедиться. Малыш Франц владеет Х.:
Теперь я часто вспоминаю наше с братом младенчество. Всё-таки мы были занятные котята - хотя я спрашиваю себя: "мы ли это? действительно ли мы с таким упоением жевали шнурки? и также радовались фантикам, как маленький Франц сейчас?"
Подростковый возраст:
Мы делаем Х. счастливой:
И вот мы приобрели тот вид, который приобрели:
Вот с таким изумлением (понимаю, что нелепым) смотрю я иногда на малыша Франца и на моего брата Дитриха. Здесь я, как вы можете видеть, занимался своей шерстью, и изумление застало меня врасплох:
Дитрих и Франц (без комментариев):
Надеюсь, френды, которые сетовали на моё молчание, теперь отчасти удовлетворены.
Да, и последнее: когда малыш Франц в своих постах пишет, что умный Мур, мол, сказал то-то и то-то - имейте в виду, он всё перевирает (не со зла, конечно, а по причине своей вислоухости).