Беседовали с полуродственником о поэтах, песнях, песенках, песенниках, поэтах-песенниках, композиторах-песенниках и т.д., и он мне говорит: возьмём Давида Тухманова; песня, говорит, Тухманова «Жил-был я» - штука посильнее «Фауста» Гёте, согласись. СССР, семидесятые, и такая, говорит, мощь. Я согласилась: да, замечательное депрессивно-плясовое сочинение. Хорошо звучало. Но есть ложка дёгтя: цензура прошлась по тексту. Убрали «пустоту постели». Несмотря на то, что в постели, судя по заявленной пустоте, ничего не происходило, даже такого появления постели в советской песне допустить не могли. Постель подразумевала постельную сцену, хоть ты тресни. Поэт Семён Кирсанов, автор стихотворения, рассердился и сказал композитору Тухманову, что раз такие дела, - ему не хочется песен. Стихотворение прекрасно себя чувствовало без музыки, но с постелью. Потом Кирсанов подумал-подумал и сказал: «Нежилые стены». И вскоре умер. Произвели замену постели на стены. Так Градский и спел, и на пластинку записали. Вот такая история.
Полуродственнник старше меня лет на пятнадцать, но многое прошло мимо него, и теперь он смотрел на меня доверчивым юным взглядом. Чтобы продлить очарованье, я стала акынствовать дальше.
«Ежели бы я была не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире и была бы композитор, ни за что не стала бы писать песню на эти стихи. Ибо вовсе не "Жил-был я" называется сочинение Кирсанова, а "Строки в скобках". Оно называется так потому, что примерно половина строчек - в скобках, и я посчитала бы необходимым этот феномен ясно отразить в музыке. Некоторую, то есть, двойственность повествования, если слово "повествование" можно применить к стихотворению, а слово "двойственность" - к повествованию. Очевидно, писалось оно для глаз. Поэтому оно такое, э-э-э, графически загруженное. Я ничего в поэзии не понимаю, но на всякий случай трепещу и проклинаю и скобок в строчках не смываю. Я сочла бы, что задача превратить всё это в песню мне не по плечу. Но, наверное, кто не рискует, тот не композитор. Вот я и не композитор».
Полуродственник чрезвычайно удивился. О строках в скобках он слышал впервые.
«Достань-ка, - говорю, - свой гадкий гаджет, войди в интернет, найти это стихотворение Кирсанова и убедись». Полуродственник достал гадкий гаджет и завис: «А как называется стихотворение?» Я скрипнула зубом: «Строки в скобках».
Он нашел и углубился в чтение. Читает он всегда очень медленно. Иногда, когда полуродственник читает, я его из праздного интереса спрашиваю: ты где? - и он показывает то место в тексте, до которого успел добраться. Только я собралась спросить, где он, как полуродственник переменился в лице, выпучился и закричал нечеловеческим голосом: «Газ! Газ! Газ!» Но газом не пахло. Пахло электричеством. Полуродственник был в электрошоке: столько лет, говорит, столько лет не мог понять, что это за фигня в песне: газ как газ. Глупость какая-то. Газ как газ... При чём тут газ как газ? А оказывается... ГАС! - вскричал он и потряс гаджетом, - Гас, как газ! Сперва глагол! Гас! Как газ он гас, чёрт, гас как газ, а не газ как газ!..
Открытие сделал человек на не скажу каком году жизни. Но я была исполнена лояльности и не стала потешаться.
«В нашей губернии, - продолжила я неспешно, - любопытный случай случился с одной известной тебе песней Михаила Щербакова. Вместо "не буквально, так синтаксически..." многие восторженно-тугоухие люди годами слышат "не буквально токсин токсический...", хотя всё дальнейшее указывает на то, что с токсическим токсином выходит полнейшая бессмыслица».
Тут полуродственник слегка смутился, и я заподозрила, что он тоже слышит "токсин токсический".
Эту печальную, но познавательную историю следовало бы добавить к
«Рассказам о полуродственнике», но из-за нижеследующих приложений она бы смотрелась там слишком тяжеловесно.
Приложение номер один. Песня (Кирсанов в титре назван Кирсаковым, бедняга):
Click to view
Приложение номер два. Стихотворение.
Жил-был - я.
(Стоит ли об этом?)
Шторм бил в мол.
(Молод был и мил...)
В порт плыл флот.
(С выигрышным билетом
жил-был я.)
Помнится, что жил.
Зной, дождь, гром.
(Мокрые бульвары...)
Ночь. Свет глаз.
(Локон у плеча...)
Шли всю ночь.
(Листья обрывали...)
«Мы», «ты», «я»
нежно лепеча.
Знал соль слез
(Пустоту постели...)
Ночь без сна
(Сердце без тепла) -
гас, как газ,
город опустелый.
(Взгляд без глаз,
окна без стекла).
Где ж тот снег?
(Как скользили лыжи!)
Где ж тот пляж?
(С золотым песком!)
Где тот лес?
(С шепотом - «поближе».)
Где тот дождь?
(«Вместе, босиком!»)
Встань. Сбрось сон.
(Не смотри, не надо...)
Сон не жизнь.
(Снилось и забыл).
Сон как мох
в древних колоннадах.
(Жил-был я...)
Вспомнилось, что жил.