Иллюстрация "Баба Галя" к переизданию книги Татьяны Юрьевны Соломатиной "Акушер-Ха" в 2014 году.
"Каждое утро баба Галя просыпалась, кормила котов, умывалась, одевалась и пилила с одной окраины, которая сейчас почти центр, на другую окраину, которая сейчас почти центр.
К тому моменту, как я пришла в интернатуру, баба Галя была кем-то (или чем-то) вроде род-домовоого. Это был штатный юродивый, а их обижать нельзя. Акушерки поили её чаем, врачи кормили обедами и приносили одёжку. Баба Галя деградировала семимильными шагами. Это был, конечно, не старик Альцгеймер. Это был обычный старческий маразм, наступивший от ненужности и одиночества. С одиночеством мы поделать ничего не могли, но иллюзию нужности создать были просто обязаны. Поэтому те же Вольдемар и Зюзя, хотя и ржали - когда за, а когда и в глаза старушке, - любили её и в меру сил пытались облегчить суетный конец мытарского существования.
В отделение и в палаты бабу Галю не пускали, но в ординаторской она была вольна сидеть хоть целый день. Пару раз её привлекали - пока ещё не совсем у неё крыша поехала - для участия в «конвульсиумах», и советы её были, чего греха таить, - дельными. Но баба Галя была из тех акушеров-маньяков, которые когда-то - ещё в доколумбовую эпоху - исполняли внутреннее акушерское исследование без перчаток. Потому что - тактильная чувствительность. У неё даже был длинный острый крепкий ноготь - я уж не знаю, зачем он современникам, а баба Галя когда-то вскрывала им плодные пузыри. Причём эти самые исследования - внутренние - баба Галя делала, не снимая бриллиантов. Домашнюю деятельность она лет до шестидесяти пяти не прекращала, поэтому бедные эти бриллианты повидали немало.
Кроме котов - и уж куда как сильнее, чем к ним, - баба Галя была привязана к своим бриллиантам. Как там у Мэрилин Монро на самом деле было - я не в курсе, а вот лучшими бабы-Галиными друзьями эти огранённые углероды таки были. Если не единственными. Потому что настоящие друзья не жалеют, в отличие от Вольдемара, Зюзи, начмеда и вашей, тогда ещё юной, покорной слуги. Настоящие друзья - холодны и безупречно прозрачны.
И вот на этих самых бриллиантах, а также - изумрудах, сапфирах и куче всякого качественного золотишка крыша у бабы Гали и поехала окончательно. Ела она какую-то кильку чуть ли не из одной миски с котами. Носила почти лохмотья, потому что подаренные вещи складывала в шкафы на какой-то неведомый грядущий чёрный день, хотя уже дни текущие у неё были чернее некуда. Ходила в валенках без галош, невзирая на полную прихожую своих и наших слабопоношенных сапог. На голове носила шапочку, связанную ей в благодарность той самой женой первого секретаря обкома. И… и везде и всегда за собой таскала мешочек со своими драгоценностями. «Мешочек» - это, конечно, слабо сказано. Но «мешок» - это бы я уже приврала. "
К тому моменту, как я пришла в интернатуру, баба Галя была кем-то (или чем-то) вроде род-домовоого. Это был штатный юродивый, а их обижать нельзя. Акушерки поили её чаем, врачи кормили обедами и приносили одёжку. Баба Галя деградировала семимильными шагами. Это был, конечно, не старик Альцгеймер. Это был обычный старческий маразм, наступивший от ненужности и одиночества. С одиночеством мы поделать ничего не могли, но иллюзию нужности создать были просто обязаны. Поэтому те же Вольдемар и Зюзя, хотя и ржали - когда за, а когда и в глаза старушке, - любили её и в меру сил пытались облегчить суетный конец мытарского существования.
В отделение и в палаты бабу Галю не пускали, но в ординаторской она была вольна сидеть хоть целый день. Пару раз её привлекали - пока ещё не совсем у неё крыша поехала - для участия в «конвульсиумах», и советы её были, чего греха таить, - дельными. Но баба Галя была из тех акушеров-маньяков, которые когда-то - ещё в доколумбовую эпоху - исполняли внутреннее акушерское исследование без перчаток. Потому что - тактильная чувствительность. У неё даже был длинный острый крепкий ноготь - я уж не знаю, зачем он современникам, а баба Галя когда-то вскрывала им плодные пузыри. Причём эти самые исследования - внутренние - баба Галя делала, не снимая бриллиантов. Домашнюю деятельность она лет до шестидесяти пяти не прекращала, поэтому бедные эти бриллианты повидали немало.
Кроме котов - и уж куда как сильнее, чем к ним, - баба Галя была привязана к своим бриллиантам. Как там у Мэрилин Монро на самом деле было - я не в курсе, а вот лучшими бабы-Галиными друзьями эти огранённые углероды таки были. Если не единственными. Потому что настоящие друзья не жалеют, в отличие от Вольдемара, Зюзи, начмеда и вашей, тогда ещё юной, покорной слуги. Настоящие друзья - холодны и безупречно прозрачны.
И вот на этих самых бриллиантах, а также - изумрудах, сапфирах и куче всякого качественного золотишка крыша у бабы Гали и поехала окончательно. Ела она какую-то кильку чуть ли не из одной миски с котами. Носила почти лохмотья, потому что подаренные вещи складывала в шкафы на какой-то неведомый грядущий чёрный день, хотя уже дни текущие у неё были чернее некуда. Ходила в валенках без галош, невзирая на полную прихожую своих и наших слабопоношенных сапог. На голове носила шапочку, связанную ей в благодарность той самой женой первого секретаря обкома. И… и везде и всегда за собой таскала мешочек со своими драгоценностями. «Мешочек» - это, конечно, слабо сказано. Но «мешок» - это бы я уже приврала. "