Мульчирование на марше
"Отдых" на дачных шести сотках одновременно с энергичным ещё родственником-пенсионером - дело, требующее определённой толстокожести и довольно-таки крепких нервов.
Вот встаёшь ты утром, зевая, часиков этак в девять, чтобы, извините, пописать и снова лечь - а сухощавая попа пенсионера-труженика, словно живой укор, уже маяком торчит из парничка с будущими огурцами.
Позавтракав, стыдливо приляжешь ты отдохнуть - а сосредоточенный пенсионер с трогательной леечкой в руках старательно и бережно поливает будущие помидорчики.
Отложишь книжку, чтобы пообедать, - а пенсионер уже вооружился модной электрической травокосилкой и тщательно удаляет бурную травяную поросль, не оставляя без пристального внимания каждый закоулок своего маленького царства.
Электрокосилка жужжит громко и монотонно, и кажется в летнем мареве, что это жужжит сам пенсионер.
Пряча глаза, исчезаешь с участка в ларёк за мороженым и, уходя, слышишь, как пенсионер точит ржавым напильником свою мотыгу, тяпку и прочий заслуженный садовый инвентарь, названия коего нам не суждено узнать.
Садишься с чашкой клубники в укромный угол в тенёк, а он, кажется укоряюще - как тень отца Гамлета - шуршит, строго пересыпая торф из одного пакета в другой.
Попьешь невкусного, на жёсткой известковой воде, чайку, глядь - а родственник уже прёт из автолавки на тележке мешок качественного куриного помёта.
Тут поспишь ещё немного, часиков до четырёх, глаза приоткроешь, а он - уже мульчирует!
Он мульчирует, ядрит его за ногу!!!
И нет для него ничего в этот момент важнее, чем мульчирование.
Не могу писать дальше, душат слёзы... Вот оно, поколение, пережившее ужасы военного времени, счастливое процветание брежневского застоя, кошмар катастройки, смертельное обесценивание вкладов, долгие годы мучительного постперестроечного выживания, не нам, городским интернетовским интеллигентам, оно чета.
Наконец, сгорая под вечер от стыда, с пылающими огнём щеками, дабы, так сказать, доказать, искупить и смыть, избавиться хоть на краткое время от пронзительного осознания своей очевидной никчёмности, вытаскиваешь из дачного пудр-клозета поганое ведёрко, наполненное доверху органическим вторсырьём, и торжественно вываливаешь его содержимое в компостную кучу.
Посмотрит мельком пенсионер на этот твой трудовой порыв и скажет, тихо усмехаясь и неземной добротою светясь:
"Эх, а ведь не на ту кучу вылить надо было..."
Опустим завесу жалости над этой буколической сценой.
И ведро-то с говном мы, интеллигенты, толком вылить не умеем.
Вот встаёшь ты утром, зевая, часиков этак в девять, чтобы, извините, пописать и снова лечь - а сухощавая попа пенсионера-труженика, словно живой укор, уже маяком торчит из парничка с будущими огурцами.
Позавтракав, стыдливо приляжешь ты отдохнуть - а сосредоточенный пенсионер с трогательной леечкой в руках старательно и бережно поливает будущие помидорчики.
Отложишь книжку, чтобы пообедать, - а пенсионер уже вооружился модной электрической травокосилкой и тщательно удаляет бурную травяную поросль, не оставляя без пристального внимания каждый закоулок своего маленького царства.
Электрокосилка жужжит громко и монотонно, и кажется в летнем мареве, что это жужжит сам пенсионер.
Пряча глаза, исчезаешь с участка в ларёк за мороженым и, уходя, слышишь, как пенсионер точит ржавым напильником свою мотыгу, тяпку и прочий заслуженный садовый инвентарь, названия коего нам не суждено узнать.
Садишься с чашкой клубники в укромный угол в тенёк, а он, кажется укоряюще - как тень отца Гамлета - шуршит, строго пересыпая торф из одного пакета в другой.
Попьешь невкусного, на жёсткой известковой воде, чайку, глядь - а родственник уже прёт из автолавки на тележке мешок качественного куриного помёта.
Тут поспишь ещё немного, часиков до четырёх, глаза приоткроешь, а он - уже мульчирует!
Он мульчирует, ядрит его за ногу!!!
И нет для него ничего в этот момент важнее, чем мульчирование.
Не могу писать дальше, душат слёзы... Вот оно, поколение, пережившее ужасы военного времени, счастливое процветание брежневского застоя, кошмар катастройки, смертельное обесценивание вкладов, долгие годы мучительного постперестроечного выживания, не нам, городским интернетовским интеллигентам, оно чета.
Наконец, сгорая под вечер от стыда, с пылающими огнём щеками, дабы, так сказать, доказать, искупить и смыть, избавиться хоть на краткое время от пронзительного осознания своей очевидной никчёмности, вытаскиваешь из дачного пудр-клозета поганое ведёрко, наполненное доверху органическим вторсырьём, и торжественно вываливаешь его содержимое в компостную кучу.
Посмотрит мельком пенсионер на этот твой трудовой порыв и скажет, тихо усмехаясь и неземной добротою светясь:
"Эх, а ведь не на ту кучу вылить надо было..."
Опустим завесу жалости над этой буколической сценой.
И ведро-то с говном мы, интеллигенты, толком вылить не умеем.