Другие люди: Робин
..- Это было в Лондоне. Иногда я приходил в кондитерскую, которая находилась напротив очень дорогого и известного отеля. Постояльцы отеля часто заходили туда. И я любил прийти в это место, сесть и наблюдать за людьми. Это было очень интересное занятие. Можно было завязать необычные разговоры и даже знакомства.
Однажды я увидел там Одри Хепберн. Она не была еще известной актрисой. Но я знал, что она актриса. И мне очень захотелось пригласить ее на свидание.
- Робин, мне не верится! И ты ходил на свидание с Одри Хепберн!! Какой же она была?
- She was extremely charming. Extremely charming.. Она была очаровательной. Потрясающе очаровательной. И я понимал, что если мне не удастся ее рассмешить, то у меня нет шансов. Но я подошел к ее столику, сказал несколько шуток - и она рассмеялась. И разрешила мне сесть вместе с ней и есть пирожные. В ту пору ей было, наверное, чуть больше 20, а мне лет 15-16. И я сходил с ней на свидание. Раза четыре или пять. Конечно, у нас не было ничего серьезного. Я просто гулял с ней.
***
Почти месяц Робин болел, кашлял и не выходил в свет. Джазовые вечеринки без шуток и танцев старика Робина были неполными, и все скучали по его прямой спине в толпе людей, задорной улыбке, прищуру веселых глаз из-под толстых очков, бокалу вина в легкой руке, шуток и заливистого смеха басом, который следовал за ними. Однажды, когда Робин выздоровел и пришел на джазовый вечер, мы весело танцевали, а потом он сказал мне: «Анастасия, мы не должны быть друзьями только для вечеринки. Нам надо как-то сходить на море, пообедать и поболтать о жизни». Я хитро улыбнулась и сказала ему «O-keey». Все были фанатами Робина. И я тоже.
И вот яркий день, зеленые пальмы млеют на гоанском солнце, красная земля жарит воздух снизу. Мы спешим на пляж, в тень спасительных шезлонгов со старыми матрасами и растрепанными сухими пальмовыми листьями вместо зонтика. Старик Робин еще кашляет и шатается от болезненной слабости, но старается держаться бодро.
Он ложится, заказывает себе холодную «Фанту» и пьет ее, болтая то о том, то об этом. Наконец, он пускается в путь и непринужденно начинает лить свои истории, одну за другой. А вокруг меня постепенно блекнет и опускается на дно окружающий мир - незамысловатый индийский пляж, грубые торговки, лодки, рыбаки и туристы. А вместо этого оживает и воскрешает из нереальных фантомов почти осязаемый и зримый мир - блистательный, богемный свет старой Индии и Европы.
Он вспоминает о том, как его бедный, но невероятно везучий отец-индиец сколотил миллионное состояние, играя на биржах, скачках и в казино. Как он рос ребенком в Бомбее, а его мать-англичанка тратила несметные богатства на свои прихоти, бросая деньги на ветер. Как его отправили учиться в школу в Лондон, и там он обрел свободу от своей шальной семьи. Какими он помнит старый Лондон, Париж, Цюрих и Нью-Йорк. Как он заговаривал с людьми, просто идя по улицам и выбирая, кто ему нравится и с кем бы он хотел заговорить, а эти люди иногда становились друзьями на всю его жизнь. Как он встречался с девушкой, которая позже стала премьер-министром Бирмы. Как он учился в школе священников, а потом все однажды бросил и стал атеистом. Как его арестовали и посадили в лондонскую тюрьму на ночь за участие в коммунистическом марше. Как он слушал джаз во всех частях света и заводил дружбу с музыкантами и владельцами заводов швейцарских часов. Как он получал ошеломляющие контракты для своего бизнеса, случайно подружившись с кем-то в подвале отеля, где был устроен бар, и играла хорошая музыка, а он, проходя мимо, вдруг решал туда заглянуть.
***
В перерыве между историями мы шли покупаться, чтобы охладиться от жары. На море был сильный прибой и у берега разбивались высокие волны. Я прыгала на волнах и даже немного переживала за подслеповатого Робина, который оставил очки на шезлонге, и теперь был немного беспомощным - как бы он не переоценил свои силы и не перевернулся от большого напора волн. Один раз так и случилось. Большая волна накрыла его с головой и потащила куда-то к берегу. Робин исчез в прибое и белой пене. Я с тревогой смотрела туда, где должна была появиться его голова. Наконец, он появился, немного в другом месте, с трудом поднялся на ноги из водоворота, отряхнулся, улыбнулся, поднял руку и как ни в чем не бывало крикнул: «Все хорошо! Я просто поймал волну!»
***
- Единственное, о чем я сильно жалею, так это о том, что я уже никогда не стану профессиональным гитаристом и не смогу играть джаз и импровизировать. Я так бы хотел делать это - говорит Робин по пути домой, уже вечером, слушая гитару и джаз в машине.
Он делает громче музыку и перебор золотых струн гитары Smoke gets in Your Eyes заполняет теплом и удовольствием весь притихший вечерний мир и жизнь в сумерках, неспешно бегущую за окном.
***
PS: В свои без пары лет 80 он продолжает путешествовать: по работе на Север Таиланда , в Катманду - провести весну с друзьями. И полон надежд, что однажды он доедет до России, чтобы увидеть Петербург и услышать вживую Хор Советской Армии, который он любит не меньше джаза.
Однажды я увидел там Одри Хепберн. Она не была еще известной актрисой. Но я знал, что она актриса. И мне очень захотелось пригласить ее на свидание.
- Робин, мне не верится! И ты ходил на свидание с Одри Хепберн!! Какой же она была?
- She was extremely charming. Extremely charming.. Она была очаровательной. Потрясающе очаровательной. И я понимал, что если мне не удастся ее рассмешить, то у меня нет шансов. Но я подошел к ее столику, сказал несколько шуток - и она рассмеялась. И разрешила мне сесть вместе с ней и есть пирожные. В ту пору ей было, наверное, чуть больше 20, а мне лет 15-16. И я сходил с ней на свидание. Раза четыре или пять. Конечно, у нас не было ничего серьезного. Я просто гулял с ней.
***
Почти месяц Робин болел, кашлял и не выходил в свет. Джазовые вечеринки без шуток и танцев старика Робина были неполными, и все скучали по его прямой спине в толпе людей, задорной улыбке, прищуру веселых глаз из-под толстых очков, бокалу вина в легкой руке, шуток и заливистого смеха басом, который следовал за ними. Однажды, когда Робин выздоровел и пришел на джазовый вечер, мы весело танцевали, а потом он сказал мне: «Анастасия, мы не должны быть друзьями только для вечеринки. Нам надо как-то сходить на море, пообедать и поболтать о жизни». Я хитро улыбнулась и сказала ему «O-keey». Все были фанатами Робина. И я тоже.
И вот яркий день, зеленые пальмы млеют на гоанском солнце, красная земля жарит воздух снизу. Мы спешим на пляж, в тень спасительных шезлонгов со старыми матрасами и растрепанными сухими пальмовыми листьями вместо зонтика. Старик Робин еще кашляет и шатается от болезненной слабости, но старается держаться бодро.
Он ложится, заказывает себе холодную «Фанту» и пьет ее, болтая то о том, то об этом. Наконец, он пускается в путь и непринужденно начинает лить свои истории, одну за другой. А вокруг меня постепенно блекнет и опускается на дно окружающий мир - незамысловатый индийский пляж, грубые торговки, лодки, рыбаки и туристы. А вместо этого оживает и воскрешает из нереальных фантомов почти осязаемый и зримый мир - блистательный, богемный свет старой Индии и Европы.
Он вспоминает о том, как его бедный, но невероятно везучий отец-индиец сколотил миллионное состояние, играя на биржах, скачках и в казино. Как он рос ребенком в Бомбее, а его мать-англичанка тратила несметные богатства на свои прихоти, бросая деньги на ветер. Как его отправили учиться в школу в Лондон, и там он обрел свободу от своей шальной семьи. Какими он помнит старый Лондон, Париж, Цюрих и Нью-Йорк. Как он заговаривал с людьми, просто идя по улицам и выбирая, кто ему нравится и с кем бы он хотел заговорить, а эти люди иногда становились друзьями на всю его жизнь. Как он встречался с девушкой, которая позже стала премьер-министром Бирмы. Как он учился в школе священников, а потом все однажды бросил и стал атеистом. Как его арестовали и посадили в лондонскую тюрьму на ночь за участие в коммунистическом марше. Как он слушал джаз во всех частях света и заводил дружбу с музыкантами и владельцами заводов швейцарских часов. Как он получал ошеломляющие контракты для своего бизнеса, случайно подружившись с кем-то в подвале отеля, где был устроен бар, и играла хорошая музыка, а он, проходя мимо, вдруг решал туда заглянуть.
***
В перерыве между историями мы шли покупаться, чтобы охладиться от жары. На море был сильный прибой и у берега разбивались высокие волны. Я прыгала на волнах и даже немного переживала за подслеповатого Робина, который оставил очки на шезлонге, и теперь был немного беспомощным - как бы он не переоценил свои силы и не перевернулся от большого напора волн. Один раз так и случилось. Большая волна накрыла его с головой и потащила куда-то к берегу. Робин исчез в прибое и белой пене. Я с тревогой смотрела туда, где должна была появиться его голова. Наконец, он появился, немного в другом месте, с трудом поднялся на ноги из водоворота, отряхнулся, улыбнулся, поднял руку и как ни в чем не бывало крикнул: «Все хорошо! Я просто поймал волну!»
***
- Единственное, о чем я сильно жалею, так это о том, что я уже никогда не стану профессиональным гитаристом и не смогу играть джаз и импровизировать. Я так бы хотел делать это - говорит Робин по пути домой, уже вечером, слушая гитару и джаз в машине.
Он делает громче музыку и перебор золотых струн гитары Smoke gets in Your Eyes заполняет теплом и удовольствием весь притихший вечерний мир и жизнь в сумерках, неспешно бегущую за окном.
***
PS: В свои без пары лет 80 он продолжает путешествовать: по работе на Север Таиланда , в Катманду - провести весну с друзьями. И полон надежд, что однажды он доедет до России, чтобы увидеть Петербург и услышать вживую Хор Советской Армии, который он любит не меньше джаза.