Все такие хорошие подражатели.
Вот небольшая цепочка "памятников".
Гораций. Перевод А. А. Фета.
* * *
Воздвиг я памятник вечнее меди прочной
И зданий царственных превыше пирамид;
Его ни едкий дождь, ни Аквилон полночный,
Ни ряд бесчисленных годов не истребит.
5 Нет, весь я не умру, и жизни лучшей долей
Избегну похорон, и славный мой венец
Все будет зеленеть, доколе в Капитолий
С безмолвной девою верховный ходит жрец.
И скажут, что рожден, где Ауфид говорливый
10 Стремительно бежит, где средь безводных стран
С престола Давн судил народ трудолюбивый,
Что из ничтожества был славой я избран
За то, что первый я на голос эолийский
Свел песнь Италии. О, Мельпомена, свей
15 Заслуге гордой в честь сама венец дельфийский
И лавром увенчай руно моих кудрей.
Г. Р. Державин.
ПАМЯТНИК
Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.
Так! - весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.
Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал,
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.
О муза! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело твое зарей бессмертия венчай.
А.С. Пушкин.
* * *
Exegi monumentum
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру -- душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит --
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.
И Бродский ещё. У него, конечно, модернистский (или как еще его назвать) памятник. Но мне почему-то кажется, что Пушкин бы оценил.
* * *
Я памятник воздвиг себе иной!
К постыдному столетию - спиной.
К любви своей потерянной - лицом.
И грудь - велосипедным колесом.
А ягодицы - к морю полуправд.
Какой ни окружай меня ландшафт,
чего бы ни пришлось мне извинять,-
я облик свой не стану изменять.
Мне высота и поза та мила.
Меня туда усталось вознесла.
Ты, Муза, не вини меня за то.
Рассудок мой теперь, как решето,
а не богами налитый сосуд.
Пускай меня низвергнут и снесут,
пускай в самоуправстве обвинят,
пускай меня разрушат, расчленят,-
в стране большой, на радость детворе
из гипсового бюста во дворе
сквозь белые незрячие глаза
струей воды ударю в небеса.
Я не объективна. Пушкин, ты просто космос.
Все школьные годы я сознательно подражала только Пушкину. Всем остальным - бессознательно.
P.S.
Как же я боюсь детей. Рисую себе всякие страшные картины, как лютые шестиклашки устраивают тёмную нерадивой практикантке. Моё косноязычие меня погубит. Хотя я любила практиканток. А вот учителя их не любили. Так что мне п***а.
Единственное, что я запомнила из педагогики, это что детям надо устраивать ситуацию успеха. У меня была.
Я сидела с реальным вундеркиндом, и как-то меня угораздило написать контрольную по биологии лучше него. Тогда он произнёс "Вот сучка!" и я поняла, что это был успех. А вообще, меня преподаватели не любили (любили, конечно, но это другая история). И я любила. Практиканта по физкультуре. Это был 7 класс, и я пыталась обратить на себя внимание. Как только видела, что он идет, хватала первого попавшегося пацана и била в солнечное сплетение, при этом кокетливо улыбалась. Заигрывала, как могла. До сих пор так знакомлюсь.