К дню славянской письменности, важной дате и коротко о неинтересных событиях.
Пусть будет вот так. Ограничусь избитой фразой, что сейчас это мне близко и необходимо.
Послесловие (1986)
I
Годы проходят. На бурой стене дворца
появляется трещина. Слепая швея наконец продевает нитку
в золотое ушко. И Святое Семейство, опав с лица,
приближается на один миллиметр к Египту.
Видимый мир заселен большинством живых.
Улицы освещены ярким, но посторонним
светом. И по ночам астроном
скурпулезно подсчитывает количество чаевых.
II
Я уже не способен припомнить, когда и где
произошло событье. То или иное.
Вчера? Несколько дней назад? В воде?
В воздухе? В местном саду? Со мною?
Да и само событье -- допустим взрыв,
наводненье, ложь бабы, огни Кузбасса --
ничего не помнит, тем самым скрыв
либо меня, либо тех, кто спасся.
III
Это, видимо, значит, что мы теперь заодно
с жизнью. Что я сделался тоже частью
шелестящей материи, чье сукно
заражает кожу бесцветной мастью.
Я теперь тоже в профиль, верно, не отличим
от какой-нибудь латки, складки, трико паяца,
долей и величин, следствий или причин --
от того, чего можно не знать, сильно хотеть, бояться.
IV
Тронь меня -- и ты тронешь сухой репей,
сырость, присущую вечеру или полдню,
каменоломню города, ширь степей,
тех, кого нет в живых, но кого я помню.
Тронь меня -- и ты заденешь то,
что существует помимо меня, не веря
мне, моему лицу, пальто,
то, в чьих глазах мы, в итоге, всегда потеря.
V
Я говорю с тобой, и не моя вина,
если не слышно. Сумма дней, намозолив
человеку глаза, так же влияет на
связки. Мой голос глух, но, думаю, не назойлив.
Это -- чтоб лучше слышать кукареку, тик-так,
в сердце пластинки шаркающую иголку.
Это -- чтоб ты не заметил, когда я умолкну, как Красная Шапочка не сказала волку.
Какая-то неумемная потребность высказаться иногда прибивает. День сегодня тоже удивительный и неконтролируемый.
Меня врач записал в курящие, хотя я, как стеснительный школьник, уверяла, что это было-то всего пару раз, что я не затягивалась и вообще не умею.
О том, как я ломала свой турбухалер, можно написать солидный юмористический рассказ.
Я так долго болела и не ходила в бар, что люди пришли навестить меня с медведем. Не с настоящим, но тоже очень приятно.
Нашла один-единственный минус в том, что у меня не длинные ноги - приходится спрыгивать с высокого велосипеда прямо на ходу.
Очень волнуюсь за то, как мои дети сдадут егэ по русскому и по литературе. Вспоминаю свою молодость, тоскую.
Хардкорные настолки продлевают жизнь. Может быть.
Пока как-то так.
Послесловие (1986)
I
Годы проходят. На бурой стене дворца
появляется трещина. Слепая швея наконец продевает нитку
в золотое ушко. И Святое Семейство, опав с лица,
приближается на один миллиметр к Египту.
Видимый мир заселен большинством живых.
Улицы освещены ярким, но посторонним
светом. И по ночам астроном
скурпулезно подсчитывает количество чаевых.
II
Я уже не способен припомнить, когда и где
произошло событье. То или иное.
Вчера? Несколько дней назад? В воде?
В воздухе? В местном саду? Со мною?
Да и само событье -- допустим взрыв,
наводненье, ложь бабы, огни Кузбасса --
ничего не помнит, тем самым скрыв
либо меня, либо тех, кто спасся.
III
Это, видимо, значит, что мы теперь заодно
с жизнью. Что я сделался тоже частью
шелестящей материи, чье сукно
заражает кожу бесцветной мастью.
Я теперь тоже в профиль, верно, не отличим
от какой-нибудь латки, складки, трико паяца,
долей и величин, следствий или причин --
от того, чего можно не знать, сильно хотеть, бояться.
IV
Тронь меня -- и ты тронешь сухой репей,
сырость, присущую вечеру или полдню,
каменоломню города, ширь степей,
тех, кого нет в живых, но кого я помню.
Тронь меня -- и ты заденешь то,
что существует помимо меня, не веря
мне, моему лицу, пальто,
то, в чьих глазах мы, в итоге, всегда потеря.
V
Я говорю с тобой, и не моя вина,
если не слышно. Сумма дней, намозолив
человеку глаза, так же влияет на
связки. Мой голос глух, но, думаю, не назойлив.
Это -- чтоб лучше слышать кукареку, тик-так,
в сердце пластинки шаркающую иголку.
Это -- чтоб ты не заметил, когда я умолкну, как Красная Шапочка не сказала волку.
Какая-то неумемная потребность высказаться иногда прибивает. День сегодня тоже удивительный и неконтролируемый.
Меня врач записал в курящие, хотя я, как стеснительный школьник, уверяла, что это было-то всего пару раз, что я не затягивалась и вообще не умею.
О том, как я ломала свой турбухалер, можно написать солидный юмористический рассказ.
Я так долго болела и не ходила в бар, что люди пришли навестить меня с медведем. Не с настоящим, но тоже очень приятно.
Нашла один-единственный минус в том, что у меня не длинные ноги - приходится спрыгивать с высокого велосипеда прямо на ходу.
Очень волнуюсь за то, как мои дети сдадут егэ по русскому и по литературе. Вспоминаю свою молодость, тоскую.
Хардкорные настолки продлевают жизнь. Может быть.
Пока как-то так.