книжки // CURRENT: Джоанн Хэррис. Ежевичное вино
на 1/23 мы были несправедливы к guest_informant: одна из упомянутых нами 23 книжек, оказывается, все-таки вышла. о счастье. be thankful for little mercies. sandy_kil, я поздравляю вас и всех прочих. с новым годом в том числе, но в основном не с ним.
ниже последует то, что в свое время писали про эту книжку мы.
Joanne Harris. Blackberry Wine (которая теперь опять непонятно почему называется по-русски "Харрис". ну-ну.)
Серия "Мона Лиза"
Перевод с английского Александры Килановой aka sandy_kil
Редактор Анастасия Грызунова aka nastik
Художественное оформление я не знаю чье.
Обложка: http://www.moscowbooks.ru/book.asp?id=393403
Эксмо/Домино, декабрь 2007
ISBN 978-5-699-24940-4. Тираж 6100 экз. 84х108/32, твердый переплет, 416 стр.
Вино способно творить чудеса и новые миры. Джей Макинтош, писатель, который не пишет, безнадежно застряв в прошлом, находит шесть бутылок домашнего вина, чудом сохранившиеся со времен его детства, о котором он вспоминает с острой ностальгией, наслаждением и горечью. Чудаковатый старик-садовод, навсегда перевернувший жизнь Джея, а потом исчезнувший без следа, создал вино, которое переворачивает жизнь. Поиск себя, своего места в мире, своего потерянного таланта гонит Джея прочь из Лондона во Францию, где он находит то, что, казалось, было навеки утрачено.
Перед вами роман Джоанн Хэррис «Ежевичное вино» - о чувствах и чувственности, о винах и вине, о правде, дружбе и волшебстве, о любительской алхимии. Мы представляем перевод новой версии известного романа - в котором все несколько иначе, нежели привыкли думать читатели, уже знакомые с этой книгой, - и совсем иначе, нежели думают те, кто откроет ее впервые.
ПРЕДИСЛОВИЕ
В традициях современной критики проще всего, конечно, поместить «Ежевичное вино» в кулинарную (винодельную) систему координат: говоря формально, это, разумеется, роман про вино - как предыдущий роман Хэррис «Шоколад» был про шоколад. К тому же - в традициях современного чтения - похоже, стало модно употреблять книги, как пищу, и характеризовать соответственно. Но я, с вашего позволения, от такой метафорики воздержусь.
Хотя бы потому, что «Ежевичное вино» - не вполне роман про вино, хотя вино в нем, конечно, действует и, собственно говоря, рассказывает историю Джея Макинтоша. «Ежевичное вино» - роман о чудесах, которые может творить каждый. О том, что «любительская алхимия» - подводное течение, которое приносит в этот мир волшебство; о том, что «возделывать свой сад» - лучшее, что может сделать человек, ибо сад его способен изменить целый мир. Очень трезвая и добрая книга о том, что все возможно. И, в общем, не очень важно, занимаешься ты садоводством или, к примеру, писательством.
Джоанн Хэррис посвятила «Ежевичное вино» своему деду по отцовской линии - одержимому садоводу, чью страсть не понимали родители, шахтеру, который тридцать лет проработал в шахтах, каждый день мечтая о садах, и который лишь на пенсии смог наконец воплотить свою мечту. Человеку, у которого эта мечта была - и осуществилась. Впрочем, оставшееся после него домашнее вино Джоанн Хэррис по сей день не открыла.
«Ежевичное вино» существует в двух версиях - американской и британской, и на русский прежде переводилась американская версия. Мы же предпочли британскую; в ней немало деталей, которых были лишены американские - а затем и русские - читатели: например, в американской версии, в отличие от британской, необъяснимо отсутствует рассказчик. Согласитесь, история, рассказанная бутылкой «Флёри» 1962 года, читается совсем иначе.
Анастасия Грызунова aka nastik
ОБ АВТОРЕ
Джоанн Хэррис родилась 3 июля 1964 года в Йоркшире, в семье англичанина и француженки. В Колледже Святой Катарины в Кембридже изучала современные и средневековые языки. После окончания университета работала продавцом, затем 15 лет преподавала французский язык в школе для мальчиков в Лидсе, вела курс французской литературы в университете Шеффилда. Первая книга Джоанн Хэррис «Семя зла», была опубликована в 1989 году, но особого успеха не имела. Второй роман «Спи, бледная сестра» вышел в 1993 году. В 1999 году ее третий роман, мистическая мелодрама «Шоколад», вошел в шорт-лист премии «Уитбред», Голливуд купил права на экранизацию, и одноименный фильм Лассе Халлстрома (с Жюльетт Бинош, Джонни Деппом, Альфредом Молиной и Джуди Денч в главных ролях) был номинирован на «Оскар» в пяти категориях и на «Золотой глобус» - в четырех. Среди других книг Джоанн Хэррис - «Ежевичное вино» (2000), «Пять четвертинок апельсина» (2001), «Святые простаки» (2003), «Джентльмены и игроки» (2005). Ее книги опубликованы более чем в 40 странах.
Увлечения Джоанн Хэррис - «бездельничать, пребывать в праздности, гулять, бренчать на гитаре, дразнить священников и по-тихому подрывать систему», хотя еще она любит ставить в тупик. Еще среди ее хобби - аморальность, бунт, колдовство, вооруженные ограбления и чай с печеньем. Не обязательно откажется от предложения, если оно касается экзотических путешествий, шампанского или желтых бриллиантов «Графф». Джоанн Хэррис играет на бас-гитаре в группе, которую организовала в 16 лет. Живет в Йоркшире с мужем и дочерью.
Веб-сайты Джоанн Хэррис - http://www.joanneharris.com/ и http://www.joanne-harris.co.uk/
ПРЕССА О ДЖОАНН ХЭРРИС И РОМАНЕ "ЕЖЕВИЧНОЕ ВИНО"
Поразительный и оригинальный талант.
- Sunday Times
Джоанн Хэррис обладает даром передавать свой восторг от чувственных наслаждений - пищи, вина, запахов и растений… «Ежевичное вино» обладает всем великолепием бархатного аромата, что источает винтажное вино.
- Daily Mail
Лучше всего Хэррис удаются детальнейшие описания чувственного наслаждения запахом и вкусом. Любителям шоколада рекомендуется запастись шоколадками, прежде чем приступить к роману «Шоколад»; любителям же алкоголя следует раздобыть пару бутылок, а уж затем открыть «Ежевичное вино».
- Guardian
Если бы Джоанн Хэррис не существовала, ее следовало бы изобрести - она долгожданное противоядие от современной одержимости воздержанием. Не для нее сомнительные радости элегантной и дорогой минеральной воды или рокет-салата без соусов. В своем предыдущем романе «Шоколад» она воссоздает аромат и вкус роскошного, темного, сладкого наслаждения. В «Ежевичном вине» она славит чувственную энергию, что выпрыгивает из бутылки после многих лет брожения. Хэррис бомбардирует органы чувств запахами и вкусами прошлого… Ее талант - это качество, которое она сама приписывает вину, «любительская алхимия, будничное волшебство». Она одновременно фантастична и реальна, то кутается в мистику, то прочно утверждается на земле. А главное, она остроумна.
- Sunday Express
Трогательная, смешная и умная история… Джоанн Хэррис так великолепна, что может писать о чем угодно, о ком угодно.
- Daily Telegraph
Джоанн Хэррис. ЕЖЕВИЧНОЕ ВИНО (фрагмент)
Перевод с английского Александры Килановой aka sandy_kil
1
Вино говорит. Это общеизвестно. Оглядитесь. Спросите уличного оракула; незваного гостя на свадебном пиру; юродивого. Оно говорит. Оно чревовещает. У него миллион голосов. Оно развязывает язык, выбалтывая тайны, которые вы не собирались выдавать, тайны, которых вы знать не знали. Оно кричит, разглагольствует, шепчет. Оно говорит о великих вещах, о гениальных планах, трагических страстях и ужасных предательствах. Оно хохочет до упаду. Оно тихонько хихикает себе под нос. Оно рыдает при виде собственного отражения. Оно вытаскивает на свет летние дни давно минувшие и воспоминания крепко забытые. От каждой бутыли веет иными временами, иными местами; каждая, от простецкого «Молока Мадонны»(1) до надменной «Вдовы Клико» 1945 года, - скромное чудо. Джо называл это будничным волшебством. Превращение низменной материи в грезы. Любительская алхимия.
Возьмите, к примеру, меня. «Флёри»(2) 1962 года. Последний из двенадцати могикан, розлитых и уложенных в деревянный ящик в год рождения Джея. «Бойкое, говорливое вино, веселое и немного нахальное, с пикантным привкусом черной смородины», если верить этикетке. Не из тех вообще-то, какие хранят, но он сохранил. Из ностальгии. Для особого случая. Дня рождения или, может, свадьбы. Но дни рождения он не отмечал; пил красное аргентинское и смотрел старые вестерны. Пять лет назад он выставил меня на стол меж серебряных подсвечников, но ничего не вышло. Тем не менее с девушкой они поладили. Она привела с собой целую армию бутылок - «Дом Периньон», «Столичную» водку, «Парфе амор»(3) и «Мутон кадэ»(4), бельгийское пиво в бутылках с длинными горлышками, вермут «Нуайи пра» и «Фpэз де буа»(5). Они тоже говорят, в основном чепуху, металлически щебечут, этакий светский треп на вечеринке. Мы отказались иметь с ними дело. Нас задвинули в дальний угол винного погреба, нас, трех могикан, за сверкающие шеренги пришельцев, где мы и пребывали пять лет, позабытые. «Шато шалон»(6) 1958-го, «Сансёр»(7) 1971-го и я. «Шато шалон», раздосадованный своей ссылкой, притворяется глухим и часто вовсе отказывается говорить. «Зрелое вино исключительного достоинства и стати», цитирует он во время редких приступов экспансивности. Он любит напоминать нам о своем старшинстве, о долголетии желтых вин Юра. Он крайне высоко его ценит, наравне со своим медовым букетом и уникальным происхождением. «Сансёр» давным-давно превратилась в уксус, говорит и того меньше, время от времени тихонько вздыхая о своей утраченной юности.
А потом, за шесть недель до того, как началась эта история, явились другие. Незнакомцы. Особые. Чужаки, которые заварили всю эту кашу, хотя они тоже, казалось, затерялись за блестящими новыми бутылками. Их было шестеро, у каждого - своя маленькая, от руки написанная этикетка, пробки запаяны свечным воском. У каждой бутылки вокруг горлышка - шнурок своего цвета: красный, как малина, зеленый, как бузина, синий, как ежевика, желтый, как шиповник, черный, как тернослив. Последняя бутылка, обвязанная коричневым шнурком, содержала вино, о каком даже я не слышал. «Особые, 1975», гласила этикетка, буквы выцвели до оттенка старого чая. Но внутри тайны жужжали пчелиным ульем. От них не было никакого спасения; от их шепотков, свиста, смеха. Мы делали вид, что нам плевать на их кривляние. Дилетанты. Ни один из них и не пах виноградом. Они ниже нас, и мы скупились выделить им место в своем кругу. И все же было нечто трогательное в бесстыдстве этих пиратов, лихорадочная кутерьма ароматов и образов, под натиском которой более серьезные винтажные вина дрогнули. Конечно, заговорить с ними было ниже нашего достоинства. Но как же мне хотелось! Возможно, нас соединил мой плебейский привкус черной смородины.
Из подвала было слышно все, что происходит в доме. Мы помечали события появлением и исчезновением наших более успешных коллег: двенадцать бутылок пива вечером пятницы и смех в передней; накануне бутылка калифорнийского красного, такого молодого, что почти слышен был запах танина(8); на прошлой неделе - в день его рождения, как выяснилось, - девичьи полбутылки «Моет», самый одинокий, самый разоблачительный из объемов, и далекие, ностальгические выстрелы и топот копыт наверху. Джею Макинтошу стукнуло тридцать семь. Обычное дело, но его глаза, глаза цвета индиго, цвета пино нуар(9), были глазами неловкого, слегка озадаченного человека, который заблудился. Пять лет назад Керри находила это привлекательным. Теперь она потеряла вкус к потерянности. Что-то невероятно раздражало в его пассивности и упрямстве, что крылось за ней. Ровно четырнадцать лет назад Джей написал роман «Три лета с Пьяблочным Джо». Разумеется, вы о нем слышали. Он получил Гонкуровскую премию и был переведен на двадцать языков. Сообщение о премии отметили тремя ящиками винтажной «Вдовы Клико» 1976 года, выпитой слишком рано, чтобы оценить ее по достоинству, но Джей всегда был такой: набрасывался на жизнь так, словно она никогда не иссякнет, словно то, что закупорено внутри него, будет жить вечно, успех будет следовать за успехом в вихре праздника без конца.
В те дни никакого винного погреба не было. Мы стояли на каминной полке над его пишущей машинкой, на удачу, говорил он. Закончив книгу, он открыл последнего моего собрата 1962-го года и очень медленно его выпил, после чего довольно долго крутил бокал в руках. Потом подошел к каминной полке. Секунду он стоял рядом. Затем усмехнулся и, пошатываясь, вернулся в кресло.
- В другой раз, дорогой, - пообещал он. - Подождем другого раза. - Видите ли, он говорит со мной, как однажды я заговорю с ним. Я его самый старый приятель. Мы понимаем друг друга. Наши судьбы переплетены.
Конечно, другой раз так и не наступил. Телевизионные интервью, газетные статьи и рецензии постепенно сошли на нет. В Голливуде сняли фильм с Кори Фелдманом(10), перенеся действие на Средний Запад. Прошло девять лет. Джей написал часть романа, озаглавленного «Отважный Кортес», и продал восемь рассказов «Плейбою» - впоследствии они вышли сборником в «Пенгуин букс». Литературный мир ждал новый роман Джея Макинтоша - сперва страстно, потом в нетерпеливом любопытстве и, наконец, что неизбежно, равнодушно.
Конечно, он продолжал писать. Семь романов на сегодняшний день, с названиями вроде «Ген И-sus», или «Пси-пташки с Марса», или «Свидание со С. Мэртью», все опубликованные под псевдонимом Джонатан Уайнсеп(11), добротные коммерческие вещи, позволившие ему продержаться эти четырнадцать лет на плаву. Он купил компьютер, ноутбук «Тошиба», и держал его на коленях, подобно полуфабрикатным обедам, которые сам готовил по вечерам - ныне все чаще, - когда Керри работала допоздна. Он писал рецензии, статьи, рассказы и газетные колонки. Он читал лекции начинающим сочинителям, вел творческие семинары в университете. У него так много дел, шутил он, что едва хватает времени писать самому - неубедительно смеялся над собой, писателем, который никогда не пишет. Керри смотрела на него, поджав губы, когда он об этом разглагольствовал. Познакомьтесь с Керри О’Нил - урожденной Кэтрин Марсден - двадцать восемь лет, короткие светлые волосы и изумительные зеленые глаза, продукт цветных контактных линз, о чем Джей и не подозревал. Журналистка, преуспевшая на телевидении посредством «Форума!» - ночного ток-шоу, где популярные авторы и звезды второй величины обсуждали социальные проблемы современности под авангардный джаз. Пять лет назад Керри, возможно, улыбнулась бы его словам. Однако пять лет назад «Форума!» не было, Керри вела колонку о путешествиях в «Индепендент» и работала над книгой «Шоколад - наблюдения феминистки». Мир был полон возможностей. Книга вышла через два года, на волне интереса СМИ. Керри была фотогеничной, раскупаемой и мейнстримной. В результате у нее взяли множество легковесных интервью. Она снялась для «Мари Клер», «Тэтлера» и «Я!», но быстро уверила себя, что это не вскружило ей голову. У нее был дом в Челси, pied-a-terre(12) в Нью-Йорке, и она подумывала отсосать жир с бедер. Она выросла. Изменилась.
Но для Джея ничего не изменилось. Пять лет назад он казался олицетворением артистического темперамента, выпивая по полбутылки «Смирновской» в день, обреченным, трагическим героем романа. Он пробуждал в ней материнский инстинкт. Она собиралась спасти его, вдохновить, а взамен он напишет чудесную книгу, книгу, которая озарит жизни людей, и все это благодаря ей одной.
Но ничего не вышло. Дрянная фантастика - вот что оплачивало счета; дешевые книжки в аляповатых бумажных обложках. Он ни разу не достиг зрелости, озорной мудрости своей первой работы, даже не попытался достигнуть. И, несмотря на угрюмые паузы, говорить о взрывном нраве Джея не приходилось. Он никогда не поддавался порыву. Никогда не выказывал злость, никогда не терял контроль. В общении он умом не блистал, не был интригующе груб. Даже его пьянство - единственное, в чем он оставался неумерен, - теперь казалось нелепым, подобно человеку, что упорно носит вышедшие из моды фасоны своей юности. Он проводил время за компьютерными играми, слушал старые синглы и смотрел старые фильмы по видео, неизменный в своей незрелости, подобно мелодии, замурованной в дорожке грампластинки. Возможно, она ошибалась, думала Керри. Он не хотел взрослеть. Он не хотел, чтобы его спасали.
Пустые бутылки рассказывали другую историю. Я пью, говорил себе Джей, потому же, почему пишу второсортную фантастику. Не для того, чтоб забыть, а для того, чтобы вспомнить, чтобы откупорить прошлое и вновь найти в нем себя, подобно косточке в горьком плоде. Каждую бутылку он открывал, каждый рассказ начинал в тайном убеждении, что вот здесь таится волшебный эликсир, который его возродит. Но магия, как и вино, хороша лишь в определенных условиях. Джо было что рассказать об этом. Иначе не произойдет чуда. Букет испорчен.
Полагаю, я ожидал, что все начнется с меня. Это было бы поэтично. В конце концов, мы связаны, он и я. Но эта история начинается с другого вина. Я не слишком расстроен. Лучше быть его последним, чем его первым. Я даже не главный герой всей истории, но я был тут до того, как пришли Особые, и буду после того, как их выпьют. Я могу позволить себе ожидание. Кроме того, выдержанное «Флёри» до́лжно распробовать, меня не пьют в спешке, а я не уверен, что нёбо Джея к этому готово.
2
Лондон, весна 1999-го
Стоял март. Даже в погребе было тепло. Джей работал наверху - как обычно, с бутылкой под боком и негромко бормочущим телевизором. Керри ушла на вечеринку - в честь учреждения новой премии для писательниц не старше двадцати пяти, - и в доме воцарилась тишина. Джей использовал пишущую машинку для того, что полагал «настоящей» работой, и ноутбук для фантастики; всегда было ясно, что именно он пишет, - по звуку, или его отсутствию. Он спустился после десяти. Включил радио, выбрал ретро-станцию, и слышно было, как он бродит по кухне, тревожно вышагивает по терракотовым плиткам. Рядом с холодильником стоял винный шкаф. Джей открыл его, помедлил, снова закрыл. Скрипнула дверь холодильника. Там царили вкусы Керри, как и везде. Сок из проростков пшеницы, салат с кускусом, молодые листья шпината, йогурты. На самом деле, думал Джей, ему бы хотелось гигантский сэндвич с яичницей с беконом, кетчупом и луком, и кружку крепкого чая. Он знал, что это желание как-то связано с Джо и переулком Пог-Хилл. Ассоциация, вот и все, которая часто возникала, когда он пытался писать. Но с этим давно покончено. Иллюзия. Он знал, что на самом деле не голоден. Вместо еды он закурил - запретная роскошь, приберегаемая для дней, когда Керри нет дома, и жадно затянулся. Из поцарапанного радиодинамика донесся голос Стива Харли (13), поющего «Заставь меня улыбнуться» - еще одна песня из далекого, неизбежного лета 1975-го, - и Джей подпел певцу: «Иди сюда, смотри на меня, заставь меня улыбну-у-у-уться», - одиноко, в гулкой кухне.
За нашими спинами в темном погребе копошились чужаки. Может, дело в музыке, а может, сам воздух этого теплого весеннего вечера был словно заряжен возможностями, но, так или иначе, они развили кипучую деятельность, бурлили в своих бутылках, трещали без умолку, ловили собственный хвост, горя от нетерпения заговорить, открыться, выпустить в воздух свою суть. Наверное, потому он и спустился, тяжело ступая по грубым неструганым ступенькам. Джей любил погреб, прохладный, таинственный. Он постоянно сюда заходил - лишь потрогать бутылки, пробежать пальцами по стенам, пушистым от пыли. Я любил, когда он спускался в погреб. Подобно барометру, я ощущаю его эмоциональную температуру, когда он рядом. В какой-то мере я даже могу читать его мысли. Говорю же, между нами особая связь.
В погребе было темно, его освещала лишь тусклая лампочка, свисавшая с потолка. Шеренги бутылок - в основном ничтожных, выбранных Керри, - на полках вдоль стен; в деревянных ящиках на каменных плитах. Джей шел и легонько касался бутылок, поднося лицо близко-близко, словно пытаясь вдохнуть аромат запертых в них летних дней. Раза два или три он доставал бутылку и крутил в руках, прежде чем вернуть на полку. Он двигался бесцельно, никуда в особенности, наслаждаясь сыростью погреба и тишиной. Даже рев лондонских машин смолк, и на секунду Джей едва не поддался искушению просто лечь на гладкий, прохладный пол и уснуть - быть может, навечно. Никто не станет его здесь искать. Но вместо этого он окончательно проснулся, настороженный, словно тишина прочистила ему мозги. Воздух вибрировал, хоть и был недвижен, будто что-то вот-вот произойдет.
Новые бутылки стояли в ящике в глубине погреба. Сверху валялась сломанная лестница; Джей сбросил ее и, пыхтя, потащил ящик по каменным плитам. Он выудил первую попавшуюся бутылку и поднес к свету, чтобы расшифровать этикетку. Ее содержимое было темно-красным, почти черным, на дне лежал толстый слой осадка. На мгновение Джею показалось, будто он увидел внутри что-то еще, некую тень, но оказалось, обычная взвесь. Наверху, в кухне, ретро-станция по-прежнему играла музыку 1975-го - теперь рождественскую, «Богемскую рапсодию»(14), тихую, но вполне различимую через пол, - и он задрожал.
Вернувшись в кухню, он с некоторым любопытством изучил бутылку - он едва ли хоть раз взглянул на нее, с тех пор как привез полтора месяца назад; восковая печать на горлышке, коричневый шнурок, написанная от руки этикетка - «Особые, 1975», стекло вымазано грязью погреба Джо. Джей гадал, зачем забрал ее из развалин. Из ностальгии, вероятно, хотя его чувства к Джо до сих пор слишком двойственны, чтобы позволить себе подобную роскошь. Злость, тоска, замешательство окатывали его контрастным душем. Старик. Ну почему ты не здесь?
За стеклом что-то скакало и резвилось. Бутылки в погребе дребезжали и плясали в ответ.
Иногда это происходит случайно. После долгих лет ожидания - правильного порядка планет, судьбоносной встречи, внезапного порыва вдохновения - нужные обстоятельства возникают сами собой, украдкой, без фанфар, без предупреждения. Джей полагает это судьбой. Джо называл это волшебством. Но иногда это лишь томление, нечто в воздухе, одно движение - и то, что годами лежало мертвым грузом, меняется внезапно и необратимо.
Любительская алхимия, называл это Джо. Будничное волшебство. Джей Макинтош потянулся за ножом - срезать печать.
----------
1 Немецкое белое полусладкое вино из регионов Рейнхессен и Наэ, производится множеством винодельческих компаний. - Здесь и далее прим. переводчика.
2 Легкое и нежное «дамское» вино из региона Божоле. - Здесь и далее, если указан регион, но не указана страна, речь идет о Франции.
3 Фруктово-цветочный ликер сиреневого цвета.
4 Массовое вино из региона Бордо.
5 Земляничный ликер.
6 Драгоценное желтое вино из региона Юра.
7 Изысканное красное или белое вино из региона Сансёр (долина Луары).
8 Фенольные соединения, придают красным винам терпкость и горечь.
9 Сорт черного винограда.
10 Кори Фелдман (р. 1971) - американский киноактер.
11 «Джонатан» и «Уайнсеп» - сорта яблок.
12 Временное жилье (фр.).
13 Стив Харли (Стивен Найс, р. 1951) - британский глэм-рок-певец. Его песня «Заставь меня улыбнуться (Заходи ко мне)» («Make Me Smile [Come Up and See Me]») была записана им в 1975 г. в составе британской группы «Кокни Ребел» («Cockney Rebel») на альбоме «Лучшие годы нашей жизни» («Best Years of Our Lives»).
14 «Богемская рапсодия» («Bohemian Rhapsody») - композиция британской рок-группы «Квин» («Queen»: Фредди Меркьюри, Брайан Мэй, Роджер Тейлор и Джон Дикон), впервые исполненная группой в 1975 г.
ниже последует то, что в свое время писали про эту книжку мы.
Joanne Harris. Blackberry Wine (которая теперь опять непонятно почему называется по-русски "Харрис". ну-ну.)
Серия "Мона Лиза"
Перевод с английского Александры Килановой aka sandy_kil
Редактор Анастасия Грызунова aka nastik
Художественное оформление я не знаю чье.
Обложка: http://www.moscowbooks.ru/book.asp?id=393403
Эксмо/Домино, декабрь 2007
ISBN 978-5-699-24940-4. Тираж 6100 экз. 84х108/32, твердый переплет, 416 стр.
Вино способно творить чудеса и новые миры. Джей Макинтош, писатель, который не пишет, безнадежно застряв в прошлом, находит шесть бутылок домашнего вина, чудом сохранившиеся со времен его детства, о котором он вспоминает с острой ностальгией, наслаждением и горечью. Чудаковатый старик-садовод, навсегда перевернувший жизнь Джея, а потом исчезнувший без следа, создал вино, которое переворачивает жизнь. Поиск себя, своего места в мире, своего потерянного таланта гонит Джея прочь из Лондона во Францию, где он находит то, что, казалось, было навеки утрачено.
Перед вами роман Джоанн Хэррис «Ежевичное вино» - о чувствах и чувственности, о винах и вине, о правде, дружбе и волшебстве, о любительской алхимии. Мы представляем перевод новой версии известного романа - в котором все несколько иначе, нежели привыкли думать читатели, уже знакомые с этой книгой, - и совсем иначе, нежели думают те, кто откроет ее впервые.
ПРЕДИСЛОВИЕ
В традициях современной критики проще всего, конечно, поместить «Ежевичное вино» в кулинарную (винодельную) систему координат: говоря формально, это, разумеется, роман про вино - как предыдущий роман Хэррис «Шоколад» был про шоколад. К тому же - в традициях современного чтения - похоже, стало модно употреблять книги, как пищу, и характеризовать соответственно. Но я, с вашего позволения, от такой метафорики воздержусь.
Хотя бы потому, что «Ежевичное вино» - не вполне роман про вино, хотя вино в нем, конечно, действует и, собственно говоря, рассказывает историю Джея Макинтоша. «Ежевичное вино» - роман о чудесах, которые может творить каждый. О том, что «любительская алхимия» - подводное течение, которое приносит в этот мир волшебство; о том, что «возделывать свой сад» - лучшее, что может сделать человек, ибо сад его способен изменить целый мир. Очень трезвая и добрая книга о том, что все возможно. И, в общем, не очень важно, занимаешься ты садоводством или, к примеру, писательством.
Джоанн Хэррис посвятила «Ежевичное вино» своему деду по отцовской линии - одержимому садоводу, чью страсть не понимали родители, шахтеру, который тридцать лет проработал в шахтах, каждый день мечтая о садах, и который лишь на пенсии смог наконец воплотить свою мечту. Человеку, у которого эта мечта была - и осуществилась. Впрочем, оставшееся после него домашнее вино Джоанн Хэррис по сей день не открыла.
«Ежевичное вино» существует в двух версиях - американской и британской, и на русский прежде переводилась американская версия. Мы же предпочли британскую; в ней немало деталей, которых были лишены американские - а затем и русские - читатели: например, в американской версии, в отличие от британской, необъяснимо отсутствует рассказчик. Согласитесь, история, рассказанная бутылкой «Флёри» 1962 года, читается совсем иначе.
Анастасия Грызунова aka nastik
ОБ АВТОРЕ
Джоанн Хэррис родилась 3 июля 1964 года в Йоркшире, в семье англичанина и француженки. В Колледже Святой Катарины в Кембридже изучала современные и средневековые языки. После окончания университета работала продавцом, затем 15 лет преподавала французский язык в школе для мальчиков в Лидсе, вела курс французской литературы в университете Шеффилда. Первая книга Джоанн Хэррис «Семя зла», была опубликована в 1989 году, но особого успеха не имела. Второй роман «Спи, бледная сестра» вышел в 1993 году. В 1999 году ее третий роман, мистическая мелодрама «Шоколад», вошел в шорт-лист премии «Уитбред», Голливуд купил права на экранизацию, и одноименный фильм Лассе Халлстрома (с Жюльетт Бинош, Джонни Деппом, Альфредом Молиной и Джуди Денч в главных ролях) был номинирован на «Оскар» в пяти категориях и на «Золотой глобус» - в четырех. Среди других книг Джоанн Хэррис - «Ежевичное вино» (2000), «Пять четвертинок апельсина» (2001), «Святые простаки» (2003), «Джентльмены и игроки» (2005). Ее книги опубликованы более чем в 40 странах.
Увлечения Джоанн Хэррис - «бездельничать, пребывать в праздности, гулять, бренчать на гитаре, дразнить священников и по-тихому подрывать систему», хотя еще она любит ставить в тупик. Еще среди ее хобби - аморальность, бунт, колдовство, вооруженные ограбления и чай с печеньем. Не обязательно откажется от предложения, если оно касается экзотических путешествий, шампанского или желтых бриллиантов «Графф». Джоанн Хэррис играет на бас-гитаре в группе, которую организовала в 16 лет. Живет в Йоркшире с мужем и дочерью.
Веб-сайты Джоанн Хэррис - http://www.joanneharris.com/ и http://www.joanne-harris.co.uk/
ПРЕССА О ДЖОАНН ХЭРРИС И РОМАНЕ "ЕЖЕВИЧНОЕ ВИНО"
Поразительный и оригинальный талант.
- Sunday Times
Джоанн Хэррис обладает даром передавать свой восторг от чувственных наслаждений - пищи, вина, запахов и растений… «Ежевичное вино» обладает всем великолепием бархатного аромата, что источает винтажное вино.
- Daily Mail
Лучше всего Хэррис удаются детальнейшие описания чувственного наслаждения запахом и вкусом. Любителям шоколада рекомендуется запастись шоколадками, прежде чем приступить к роману «Шоколад»; любителям же алкоголя следует раздобыть пару бутылок, а уж затем открыть «Ежевичное вино».
- Guardian
Если бы Джоанн Хэррис не существовала, ее следовало бы изобрести - она долгожданное противоядие от современной одержимости воздержанием. Не для нее сомнительные радости элегантной и дорогой минеральной воды или рокет-салата без соусов. В своем предыдущем романе «Шоколад» она воссоздает аромат и вкус роскошного, темного, сладкого наслаждения. В «Ежевичном вине» она славит чувственную энергию, что выпрыгивает из бутылки после многих лет брожения. Хэррис бомбардирует органы чувств запахами и вкусами прошлого… Ее талант - это качество, которое она сама приписывает вину, «любительская алхимия, будничное волшебство». Она одновременно фантастична и реальна, то кутается в мистику, то прочно утверждается на земле. А главное, она остроумна.
- Sunday Express
Трогательная, смешная и умная история… Джоанн Хэррис так великолепна, что может писать о чем угодно, о ком угодно.
- Daily Telegraph
Джоанн Хэррис. ЕЖЕВИЧНОЕ ВИНО (фрагмент)
Перевод с английского Александры Килановой aka sandy_kil
1
Вино говорит. Это общеизвестно. Оглядитесь. Спросите уличного оракула; незваного гостя на свадебном пиру; юродивого. Оно говорит. Оно чревовещает. У него миллион голосов. Оно развязывает язык, выбалтывая тайны, которые вы не собирались выдавать, тайны, которых вы знать не знали. Оно кричит, разглагольствует, шепчет. Оно говорит о великих вещах, о гениальных планах, трагических страстях и ужасных предательствах. Оно хохочет до упаду. Оно тихонько хихикает себе под нос. Оно рыдает при виде собственного отражения. Оно вытаскивает на свет летние дни давно минувшие и воспоминания крепко забытые. От каждой бутыли веет иными временами, иными местами; каждая, от простецкого «Молока Мадонны»(1) до надменной «Вдовы Клико» 1945 года, - скромное чудо. Джо называл это будничным волшебством. Превращение низменной материи в грезы. Любительская алхимия.
Возьмите, к примеру, меня. «Флёри»(2) 1962 года. Последний из двенадцати могикан, розлитых и уложенных в деревянный ящик в год рождения Джея. «Бойкое, говорливое вино, веселое и немного нахальное, с пикантным привкусом черной смородины», если верить этикетке. Не из тех вообще-то, какие хранят, но он сохранил. Из ностальгии. Для особого случая. Дня рождения или, может, свадьбы. Но дни рождения он не отмечал; пил красное аргентинское и смотрел старые вестерны. Пять лет назад он выставил меня на стол меж серебряных подсвечников, но ничего не вышло. Тем не менее с девушкой они поладили. Она привела с собой целую армию бутылок - «Дом Периньон», «Столичную» водку, «Парфе амор»(3) и «Мутон кадэ»(4), бельгийское пиво в бутылках с длинными горлышками, вермут «Нуайи пра» и «Фpэз де буа»(5). Они тоже говорят, в основном чепуху, металлически щебечут, этакий светский треп на вечеринке. Мы отказались иметь с ними дело. Нас задвинули в дальний угол винного погреба, нас, трех могикан, за сверкающие шеренги пришельцев, где мы и пребывали пять лет, позабытые. «Шато шалон»(6) 1958-го, «Сансёр»(7) 1971-го и я. «Шато шалон», раздосадованный своей ссылкой, притворяется глухим и часто вовсе отказывается говорить. «Зрелое вино исключительного достоинства и стати», цитирует он во время редких приступов экспансивности. Он любит напоминать нам о своем старшинстве, о долголетии желтых вин Юра. Он крайне высоко его ценит, наравне со своим медовым букетом и уникальным происхождением. «Сансёр» давным-давно превратилась в уксус, говорит и того меньше, время от времени тихонько вздыхая о своей утраченной юности.
А потом, за шесть недель до того, как началась эта история, явились другие. Незнакомцы. Особые. Чужаки, которые заварили всю эту кашу, хотя они тоже, казалось, затерялись за блестящими новыми бутылками. Их было шестеро, у каждого - своя маленькая, от руки написанная этикетка, пробки запаяны свечным воском. У каждой бутылки вокруг горлышка - шнурок своего цвета: красный, как малина, зеленый, как бузина, синий, как ежевика, желтый, как шиповник, черный, как тернослив. Последняя бутылка, обвязанная коричневым шнурком, содержала вино, о каком даже я не слышал. «Особые, 1975», гласила этикетка, буквы выцвели до оттенка старого чая. Но внутри тайны жужжали пчелиным ульем. От них не было никакого спасения; от их шепотков, свиста, смеха. Мы делали вид, что нам плевать на их кривляние. Дилетанты. Ни один из них и не пах виноградом. Они ниже нас, и мы скупились выделить им место в своем кругу. И все же было нечто трогательное в бесстыдстве этих пиратов, лихорадочная кутерьма ароматов и образов, под натиском которой более серьезные винтажные вина дрогнули. Конечно, заговорить с ними было ниже нашего достоинства. Но как же мне хотелось! Возможно, нас соединил мой плебейский привкус черной смородины.
Из подвала было слышно все, что происходит в доме. Мы помечали события появлением и исчезновением наших более успешных коллег: двенадцать бутылок пива вечером пятницы и смех в передней; накануне бутылка калифорнийского красного, такого молодого, что почти слышен был запах танина(8); на прошлой неделе - в день его рождения, как выяснилось, - девичьи полбутылки «Моет», самый одинокий, самый разоблачительный из объемов, и далекие, ностальгические выстрелы и топот копыт наверху. Джею Макинтошу стукнуло тридцать семь. Обычное дело, но его глаза, глаза цвета индиго, цвета пино нуар(9), были глазами неловкого, слегка озадаченного человека, который заблудился. Пять лет назад Керри находила это привлекательным. Теперь она потеряла вкус к потерянности. Что-то невероятно раздражало в его пассивности и упрямстве, что крылось за ней. Ровно четырнадцать лет назад Джей написал роман «Три лета с Пьяблочным Джо». Разумеется, вы о нем слышали. Он получил Гонкуровскую премию и был переведен на двадцать языков. Сообщение о премии отметили тремя ящиками винтажной «Вдовы Клико» 1976 года, выпитой слишком рано, чтобы оценить ее по достоинству, но Джей всегда был такой: набрасывался на жизнь так, словно она никогда не иссякнет, словно то, что закупорено внутри него, будет жить вечно, успех будет следовать за успехом в вихре праздника без конца.
В те дни никакого винного погреба не было. Мы стояли на каминной полке над его пишущей машинкой, на удачу, говорил он. Закончив книгу, он открыл последнего моего собрата 1962-го года и очень медленно его выпил, после чего довольно долго крутил бокал в руках. Потом подошел к каминной полке. Секунду он стоял рядом. Затем усмехнулся и, пошатываясь, вернулся в кресло.
- В другой раз, дорогой, - пообещал он. - Подождем другого раза. - Видите ли, он говорит со мной, как однажды я заговорю с ним. Я его самый старый приятель. Мы понимаем друг друга. Наши судьбы переплетены.
Конечно, другой раз так и не наступил. Телевизионные интервью, газетные статьи и рецензии постепенно сошли на нет. В Голливуде сняли фильм с Кори Фелдманом(10), перенеся действие на Средний Запад. Прошло девять лет. Джей написал часть романа, озаглавленного «Отважный Кортес», и продал восемь рассказов «Плейбою» - впоследствии они вышли сборником в «Пенгуин букс». Литературный мир ждал новый роман Джея Макинтоша - сперва страстно, потом в нетерпеливом любопытстве и, наконец, что неизбежно, равнодушно.
Конечно, он продолжал писать. Семь романов на сегодняшний день, с названиями вроде «Ген И-sus», или «Пси-пташки с Марса», или «Свидание со С. Мэртью», все опубликованные под псевдонимом Джонатан Уайнсеп(11), добротные коммерческие вещи, позволившие ему продержаться эти четырнадцать лет на плаву. Он купил компьютер, ноутбук «Тошиба», и держал его на коленях, подобно полуфабрикатным обедам, которые сам готовил по вечерам - ныне все чаще, - когда Керри работала допоздна. Он писал рецензии, статьи, рассказы и газетные колонки. Он читал лекции начинающим сочинителям, вел творческие семинары в университете. У него так много дел, шутил он, что едва хватает времени писать самому - неубедительно смеялся над собой, писателем, который никогда не пишет. Керри смотрела на него, поджав губы, когда он об этом разглагольствовал. Познакомьтесь с Керри О’Нил - урожденной Кэтрин Марсден - двадцать восемь лет, короткие светлые волосы и изумительные зеленые глаза, продукт цветных контактных линз, о чем Джей и не подозревал. Журналистка, преуспевшая на телевидении посредством «Форума!» - ночного ток-шоу, где популярные авторы и звезды второй величины обсуждали социальные проблемы современности под авангардный джаз. Пять лет назад Керри, возможно, улыбнулась бы его словам. Однако пять лет назад «Форума!» не было, Керри вела колонку о путешествиях в «Индепендент» и работала над книгой «Шоколад - наблюдения феминистки». Мир был полон возможностей. Книга вышла через два года, на волне интереса СМИ. Керри была фотогеничной, раскупаемой и мейнстримной. В результате у нее взяли множество легковесных интервью. Она снялась для «Мари Клер», «Тэтлера» и «Я!», но быстро уверила себя, что это не вскружило ей голову. У нее был дом в Челси, pied-a-terre(12) в Нью-Йорке, и она подумывала отсосать жир с бедер. Она выросла. Изменилась.
Но для Джея ничего не изменилось. Пять лет назад он казался олицетворением артистического темперамента, выпивая по полбутылки «Смирновской» в день, обреченным, трагическим героем романа. Он пробуждал в ней материнский инстинкт. Она собиралась спасти его, вдохновить, а взамен он напишет чудесную книгу, книгу, которая озарит жизни людей, и все это благодаря ей одной.
Но ничего не вышло. Дрянная фантастика - вот что оплачивало счета; дешевые книжки в аляповатых бумажных обложках. Он ни разу не достиг зрелости, озорной мудрости своей первой работы, даже не попытался достигнуть. И, несмотря на угрюмые паузы, говорить о взрывном нраве Джея не приходилось. Он никогда не поддавался порыву. Никогда не выказывал злость, никогда не терял контроль. В общении он умом не блистал, не был интригующе груб. Даже его пьянство - единственное, в чем он оставался неумерен, - теперь казалось нелепым, подобно человеку, что упорно носит вышедшие из моды фасоны своей юности. Он проводил время за компьютерными играми, слушал старые синглы и смотрел старые фильмы по видео, неизменный в своей незрелости, подобно мелодии, замурованной в дорожке грампластинки. Возможно, она ошибалась, думала Керри. Он не хотел взрослеть. Он не хотел, чтобы его спасали.
Пустые бутылки рассказывали другую историю. Я пью, говорил себе Джей, потому же, почему пишу второсортную фантастику. Не для того, чтоб забыть, а для того, чтобы вспомнить, чтобы откупорить прошлое и вновь найти в нем себя, подобно косточке в горьком плоде. Каждую бутылку он открывал, каждый рассказ начинал в тайном убеждении, что вот здесь таится волшебный эликсир, который его возродит. Но магия, как и вино, хороша лишь в определенных условиях. Джо было что рассказать об этом. Иначе не произойдет чуда. Букет испорчен.
Полагаю, я ожидал, что все начнется с меня. Это было бы поэтично. В конце концов, мы связаны, он и я. Но эта история начинается с другого вина. Я не слишком расстроен. Лучше быть его последним, чем его первым. Я даже не главный герой всей истории, но я был тут до того, как пришли Особые, и буду после того, как их выпьют. Я могу позволить себе ожидание. Кроме того, выдержанное «Флёри» до́лжно распробовать, меня не пьют в спешке, а я не уверен, что нёбо Джея к этому готово.
2
Лондон, весна 1999-го
Стоял март. Даже в погребе было тепло. Джей работал наверху - как обычно, с бутылкой под боком и негромко бормочущим телевизором. Керри ушла на вечеринку - в честь учреждения новой премии для писательниц не старше двадцати пяти, - и в доме воцарилась тишина. Джей использовал пишущую машинку для того, что полагал «настоящей» работой, и ноутбук для фантастики; всегда было ясно, что именно он пишет, - по звуку, или его отсутствию. Он спустился после десяти. Включил радио, выбрал ретро-станцию, и слышно было, как он бродит по кухне, тревожно вышагивает по терракотовым плиткам. Рядом с холодильником стоял винный шкаф. Джей открыл его, помедлил, снова закрыл. Скрипнула дверь холодильника. Там царили вкусы Керри, как и везде. Сок из проростков пшеницы, салат с кускусом, молодые листья шпината, йогурты. На самом деле, думал Джей, ему бы хотелось гигантский сэндвич с яичницей с беконом, кетчупом и луком, и кружку крепкого чая. Он знал, что это желание как-то связано с Джо и переулком Пог-Хилл. Ассоциация, вот и все, которая часто возникала, когда он пытался писать. Но с этим давно покончено. Иллюзия. Он знал, что на самом деле не голоден. Вместо еды он закурил - запретная роскошь, приберегаемая для дней, когда Керри нет дома, и жадно затянулся. Из поцарапанного радиодинамика донесся голос Стива Харли (13), поющего «Заставь меня улыбнуться» - еще одна песня из далекого, неизбежного лета 1975-го, - и Джей подпел певцу: «Иди сюда, смотри на меня, заставь меня улыбну-у-у-уться», - одиноко, в гулкой кухне.
За нашими спинами в темном погребе копошились чужаки. Может, дело в музыке, а может, сам воздух этого теплого весеннего вечера был словно заряжен возможностями, но, так или иначе, они развили кипучую деятельность, бурлили в своих бутылках, трещали без умолку, ловили собственный хвост, горя от нетерпения заговорить, открыться, выпустить в воздух свою суть. Наверное, потому он и спустился, тяжело ступая по грубым неструганым ступенькам. Джей любил погреб, прохладный, таинственный. Он постоянно сюда заходил - лишь потрогать бутылки, пробежать пальцами по стенам, пушистым от пыли. Я любил, когда он спускался в погреб. Подобно барометру, я ощущаю его эмоциональную температуру, когда он рядом. В какой-то мере я даже могу читать его мысли. Говорю же, между нами особая связь.
В погребе было темно, его освещала лишь тусклая лампочка, свисавшая с потолка. Шеренги бутылок - в основном ничтожных, выбранных Керри, - на полках вдоль стен; в деревянных ящиках на каменных плитах. Джей шел и легонько касался бутылок, поднося лицо близко-близко, словно пытаясь вдохнуть аромат запертых в них летних дней. Раза два или три он доставал бутылку и крутил в руках, прежде чем вернуть на полку. Он двигался бесцельно, никуда в особенности, наслаждаясь сыростью погреба и тишиной. Даже рев лондонских машин смолк, и на секунду Джей едва не поддался искушению просто лечь на гладкий, прохладный пол и уснуть - быть может, навечно. Никто не станет его здесь искать. Но вместо этого он окончательно проснулся, настороженный, словно тишина прочистила ему мозги. Воздух вибрировал, хоть и был недвижен, будто что-то вот-вот произойдет.
Новые бутылки стояли в ящике в глубине погреба. Сверху валялась сломанная лестница; Джей сбросил ее и, пыхтя, потащил ящик по каменным плитам. Он выудил первую попавшуюся бутылку и поднес к свету, чтобы расшифровать этикетку. Ее содержимое было темно-красным, почти черным, на дне лежал толстый слой осадка. На мгновение Джею показалось, будто он увидел внутри что-то еще, некую тень, но оказалось, обычная взвесь. Наверху, в кухне, ретро-станция по-прежнему играла музыку 1975-го - теперь рождественскую, «Богемскую рапсодию»(14), тихую, но вполне различимую через пол, - и он задрожал.
Вернувшись в кухню, он с некоторым любопытством изучил бутылку - он едва ли хоть раз взглянул на нее, с тех пор как привез полтора месяца назад; восковая печать на горлышке, коричневый шнурок, написанная от руки этикетка - «Особые, 1975», стекло вымазано грязью погреба Джо. Джей гадал, зачем забрал ее из развалин. Из ностальгии, вероятно, хотя его чувства к Джо до сих пор слишком двойственны, чтобы позволить себе подобную роскошь. Злость, тоска, замешательство окатывали его контрастным душем. Старик. Ну почему ты не здесь?
За стеклом что-то скакало и резвилось. Бутылки в погребе дребезжали и плясали в ответ.
Иногда это происходит случайно. После долгих лет ожидания - правильного порядка планет, судьбоносной встречи, внезапного порыва вдохновения - нужные обстоятельства возникают сами собой, украдкой, без фанфар, без предупреждения. Джей полагает это судьбой. Джо называл это волшебством. Но иногда это лишь томление, нечто в воздухе, одно движение - и то, что годами лежало мертвым грузом, меняется внезапно и необратимо.
Любительская алхимия, называл это Джо. Будничное волшебство. Джей Макинтош потянулся за ножом - срезать печать.
----------
1 Немецкое белое полусладкое вино из регионов Рейнхессен и Наэ, производится множеством винодельческих компаний. - Здесь и далее прим. переводчика.
2 Легкое и нежное «дамское» вино из региона Божоле. - Здесь и далее, если указан регион, но не указана страна, речь идет о Франции.
3 Фруктово-цветочный ликер сиреневого цвета.
4 Массовое вино из региона Бордо.
5 Земляничный ликер.
6 Драгоценное желтое вино из региона Юра.
7 Изысканное красное или белое вино из региона Сансёр (долина Луары).
8 Фенольные соединения, придают красным винам терпкость и горечь.
9 Сорт черного винограда.
10 Кори Фелдман (р. 1971) - американский киноактер.
11 «Джонатан» и «Уайнсеп» - сорта яблок.
12 Временное жилье (фр.).
13 Стив Харли (Стивен Найс, р. 1951) - британский глэм-рок-певец. Его песня «Заставь меня улыбнуться (Заходи ко мне)» («Make Me Smile [Come Up and See Me]») была записана им в 1975 г. в составе британской группы «Кокни Ребел» («Cockney Rebel») на альбоме «Лучшие годы нашей жизни» («Best Years of Our Lives»).
14 «Богемская рапсодия» («Bohemian Rhapsody») - композиция британской рок-группы «Квин» («Queen»: Фредди Меркьюри, Брайан Мэй, Роджер Тейлор и Джон Дикон), впервые исполненная группой в 1975 г.