Или
предчувствие гражданской войны ))
В марте многие жители пятиэтажек Москвы стали засыпать и просыпаться с тревогой. Что день грядущий нам готовит? Только пошел слух, что нас будут сносить и переселять. Куда? Почему? Зачем? Тревога и страх. Злость и беспомощность. Все это поселилось в моем сердце.
Мы купили квартиру три года назад в кирпичной пятиэтажке 1958 года в Богородском, прекрасном тихом зеленом районе. Не центр, но все очень близко, пробок нет, развитая инфраструктура, рядом хорошая немецкая гимназия. А квартира! Мы с мужем в нее влюбились! Вопросы были: пятый этаж без лифта, дом старый, консьержки нет, странные соседи.
Но все-таки плюсов было больше: прекрасный широкий подъезд, огромные окна, трехметровые потолки, дубовый паркет, большая ванная, метраж более 100 метров, и, главное, мансарда под крышей. И окна, Карл! Окна в крыше, как во французском шале. И настоящий, действующий камин! Это мечта. Это целый дом, а не квартира. Мы ее купили! Влезли в ипотеку, продали машину, заняли денег, детский капитал - все туда пошло, все деньги, что были, и те, что только будут. Воплощение мечты того стоит.
Дальше все, кто следит за процессом реновации, всё знают. Стремительное принятие и проталкивание законопроекта, митинги, листовки, Госдума, ежедневная ложь властей, запугивания, манипулирования, голосования, и общедомовые собрания, как последний шанс спасти дом и свои вложения. Против реновации как врага москвичи объединились как во время войны. Гражданской. Потому что кто-то объединился и за реновацию и одновременно против тех, кто против сноса дома.
Я вступила во всевозможные группы ПРОТИВ, была в Мосгордуме, в управе, ходила по подъезду, разносила листовки по всему кварталу, разговаривала с людьми. Пыталась найти сторонников и нашла. Люди, встреченные мной в борьбе за свои дома, оказались прекрасны. Многие из них имеют творческие профессии: журналисты, дизайнеры, фотографы, артисты, топ-менеджеры, полиграфисты и даже одна писательница.
И как-то очень согласованно, с Божией помощью, наш актив начинает подпольную деятельность за право жить в своем районе, в своем доме, за право дышать этим воздухом и ходить нашим детям в школы во дворах. Мы прячемся при встречах, боясь, что кто-то из активистов сноса вызовет полицию и нас разгонят или схватят. Кто-то пишет тексты, кто-то организует мероприятия, кто-то печатает листовки, кто-то ходит на собрания и разъясняет людям, что происходит - мы голосуем за кота в мешке.
Я разношу листовки, я расклеиваю их на подъезде, на дверях, кладу в ящики. Мои соседи смотрят с напряжением. Женщина лет 55-ти с первого этажа выбегает из квартиры и прямо в подъезде начинает кричать на меня:
- Что ты тут все ходишь? Носишь свои листовки? За масандру (так!) свою боишься? Мне плевать на твою масандру, я в коммуналке живу и у меня текут трубы!
- Так вы могли б их починить, или купить новую квартиру, например.
- У меня нет денег, б...ть, я инвалид!
Я все время вижу эту женщину, сидящую у окна с сигаретой, в изрядном подпитии. Я же ухожу в восемь утра и прихожу в восемь вечера, я 15 лет зарабатывала эту квартиру и буду еще лет десять платить за нее. А ключевые слова, которые я слышала от своих соседей, обходя квартиры: начхать, насрать, плевать, по фигу и пох...
Я чувствую настроение соседей. Но я решаю провести ОСС (общее собрание собственников) как последний шанс сохранить имущество, мой дом, ставший за три года таким родным. Надо собрать соседей, чтобы узнать настроение. Неужели все за то, чтобы уехать неизвестно куда? Я одна. Абсолютно. Мне правда страшно. Но я решаюсь на это.
Я оповещаю соседей и назначаю собрание на 28 мая. Я оповещаю своих товарищей по группе: Ребята, прошу помощи. Приходите. Поддержите! Соседи Катя и Петр поддерживают меня. Они тоже любят свою квартиру и дом. Слава Богу. Это моя подмога и актив на сегодня. Но, дорогие соседи дома № 10, как я вас боюсь! Кто-то говорит во мне: Алла, не ходи. Будет страшно. Но я иду. Маленькая дочка увязывается за мной. Поджилки трясутся.
Выходим. Народу много. По ту сторону лавочки от меня стоят мои противники с ненавистью в глазах. Среди них пьяная женщина (которую я мысленно окрестила Шарикова) с сигаретой, парень-качок с зажатыми кулаками, женщина, которую я видела в управляющей компании района (из коммунальной квартиры) и активистка с огромной папкой. Ее я тоже помню, она обходила квартиру с подписями против капремонта и за снос.
На моей стороне мои соседи Катя и Петр, почти весь мой подъезд и часть соседнего. Нас человек 30 (в доме 70 квартир), часть людей смотрит с балконов и из окон, не решаясь выйти. Я начинаю говорить, что это я их собрала, потому что решается судьба нашего дома. И наших квартир. И вообще нашей жизни. Парень с кулаками начинает кричать на ребят, которые пришли меня поддержать: А ты кто? А вы кто? Что вы здесь делаете? Валите к своему дому! Ребята отвечают: Это наш район, наши дома, мы тоже в этом квартале живем.
Начинается что-то типа потасовки. Народ разделился на два лагеря. Все кричат, размахивают руками и бумагами. Если б я могла записать все эти крики в тот момент на видео, я бы сделала клип: люди со злыми лицами на разные голоса выкрикивают одно слово (с разными вариациями) с ненавистью мне в лицо:
- Да она со своей мансардой!
- Твоя массандрааа....
- У тебя марсанду отнимут, да и поделом! Нечего было захватывать народное имущество!
- Смотрите, как она четвертый подъезд весь настроила против!
Мои единомышленники - молодцы. Они пытаются вести переговоры. Дима объясняет, как дом признают аварийным. Виталик рассказывает, какие дома для нас готовятся. Кто-то задумывается и подходит к нам послушать. Вдруг Людмила (у нее действительно проблемная квартира и она, имея выписки, что квартира аварийная, сильнее всех за реновацию.) подбегает ко мне и начинает громко кричать:
- Вы думаете мы не знаем, кто ты? Кравцов Геннадий Николаевич! Терехова Алла Анатольевна! ООО... - назвала она компанию, где я работаю. (Кравцов Геннадий - муж Аллы Тереховой, осужден на шесть лет за госизмену, признан Обществом Мемориал политзаключенным). И квартира у тебя в ипотеке (она называет сумму ипотеки)... Ты кто такая? Я бы на твоем месте заткнулась бы и не высовывалась, с таким мужем и со своей мансардой.
Петр, сосед, заступился за меня: Не переходите на личности! Я вымучила подобие улыбки: Вот видите, как вы много обо мне знаете, а я о вас ничего. Потому что не собираю грязь против людей. Тут моя дочка заплакала, видя, что на меня кричат. Мы зашагали в укрытие в подъезд, я слышала, как Людмила кричала мне вслед: Да кого вы слушаете? Она же проплаченная! И эти ее (показывая на ребят) из той же конторы. Вы что, не видите?
Думаю, там все соседи прослушали всю историю моей жизни в интерпретации Людмилы. На негнущихся ногах я поднялась на свой пятый этаж, легла и хотела заплакать, но слез не было. Наверное, я уже привыкла к отпору в одиночку. И уже не вертелась в голове фраза: люди, что ж вы злые-то такие?
Я не хочу жить в этом доме, с этими людьми, в этом районе, в этом городе и в этой стране. Простите меня, все мои добрые друзья.