Великое ожидание
Или после Путина
Если Владимиру Путину и уходить на пенсию, то, конечно, прямо сейчас. Пока не рассеялся дым от американской президентской кампании, пока не померкла слава глобального игрока и мировой суперзвезды. По всем формальным признакам Путин - игрок планетарных масштабов и историческая фигура. В двадцать первом веке мировая история работает именно так - присоединителю Крыма в ней делать нечего, но всегда найдется место для предводителя хакеров, повлиявших на президентские выборы в США.
Понятно, что если кто-то нибудь сейчас войдет в новоогаревский кабинет Путина с таким советом, тот с тем же советом оттуда и выйдет. Но вообще-то да - Путину в любом случае пора или скоро будет пора уходить. В год, когда Путин должен побить брежневский восемнадцатилетний рекорд пребывания у власти, перспектива смены первого лица превращается в важный фактор внутриполитической российской жизни. А многолетняя персонализация власти ставит в зависимость от этой перспективы буквально все сто с лишним миллионов россиян.
Послепутинская Россия, пережившая мирную смену первого лица - вряд ли она будет приятным местом Замена одного Туркменбаши на другого на постсоветском пространстве случалась не раз, и не было случая, чтобы уход авторитарного вождя автоматически создавал новую страну. Номенклатурное царство всегда перегруппировывается, сбрасывая только чешую сугубо личных привычек прежнего лидера, и все продолжается по-прежнему. Россия в этом смысле мало чем отличается от Узбекистана и Туркмении.
Полноценного политического класса за годы своего царствования Путин не создал. Общественные структуры давно подменены имитационными, и даже место церкви в России занимает странное ведомство патриарха Кирилла, едва ли способное на какую-то серьезную роль в кризисный период. В отсутствие сколько-нибудь серьезных общественных сил, с которыми нужно было бы договариваться о будущем устройстве государства, вопрос о первом лице становится вопросом личных отношений внутри путинского круга.
Когда-нибудь из мемуаров мы узнаем, какая ненависть там царила и какие интриги плелись. Но еще раньше, по первым отставкам и повышениям новой эпохи, можно будет примерно понять, кто был с кем и против кого. Другой вопрос, что в этом интересного вообще - кажется, ничего. Круг состоит из почти одинаковых людей с одинаковыми мотивациями, интересами и ценностями. И даже если в самых смелых фантазиях вообразить, что в этом кругу обнаружится новый Хрущев или новый Горбачев, нет никаких оснований ждать от такого преемника хрущевских или горбачевских озарений.
И оттепель, и перестройка родились из зазора между идеологией и реальностью в идеологичной советской системе. В путинской вертикали такого зазора нет, она равна себе и не предусматривает вообще никаких идеалов, во имя которых можно было бы хотя бы частично демонтировать систему. Максимум, чего можно ждать в этом смысле - естественного отказа от персональных путинских привычек, обид и предрассудков.
Если уж искать параллели с прошлыми оттепелями, то Хрущеву так легко далось примирение с Тито, потому что за ним не было вообще ничего кроме сталинского личного конфликта. А вот с лагерями пришлось попотеть. То есть от Донбасса или Сирии преемник почти наверняка откажется, а от чего-то более серьезного внутри страны - никогда. И единственная перемена, которую в послепутинской России можно будет ждать всерьез - это ротация персонала на невысоком уровне и сопутствующих этому персоналу фаворитов.
У нас совсем недавно был похожий опыт, только не на всероссийском, а на региональном уровне. Смена московского мэра - Лужков правил тоже, как Брежнев, 18 лет. В результате которой сохранились все контуры жесткой системы городского управления, зато в околовластной интеллигентской и медийной среде случилась настоящая революция.
Сошли на нет традиционные любимцы Лужкова, появились новые. Отдельно стоит выделить непредставимый в лужковской Москве эксперимент Сергея Капкова. Кто-то, как Борис Куприянов из Фаланстера, реформировал муниципальные библиотеки, Кто-то, как Кирилл Серебренников, делал модными и прогрессивными замшелые городские театры.
От нового президента России аналогичной смены упаковки, очевидно, тоже можно ждать. Путин любит байкера Хирурга, Чулпан Хаматову и журналиста Колесникова. Его преемник окажется поклонником кого-нибудь из тех, кого сегодня и представить нельзя за одним столом с Путиным на официальных приемах. Вот эти новые, пока неизвестные фавориты - десять человек, или двадцать, или сто, - и окажутся, может быть, единственными новыми выгодополучателями от смены первого лица в Кремле, больше никто.
Самый мрачный и самый вероятный прогноз по поводу послепутинской России - он именно такой. Не война и не передел собственности, не распад страны и не торжество фашизма. А еще на десятилетие или два сохранение всевластия номенклатурно-силового альянса под прикрытием массовых иллюзий о реальных переменах. Может быть, лет через двадцать, когда уже преемник Путина, как он теперь, превратится в усталого героя телесериала про новгородских рыбаков, система даст сбой. Ждать такого сбоя теперь нет, кажется, никаких оснований.
Все апокалиптические ожидания, все привычные риски и страх этих рисков, и даже магия цифр в календаре, пугающая семнадцатым годом - все это по факту работает на туркменбашистский сценарий смены первого лица. Без смены власти и на консенсус по поводу безальтернативности этого сценария. Уже сегодня общество оказывается лицом к лицу с этой безальтернативностью, но даже не замечает ее.