29 ноября 1941 года фашистами были казнены Зоя Космодемьянская и Вера Волошина
Click to viewрежиссер - Лев Арнштам
оператор Александр Шеленков
композитор Дмитрий Шостакович
художник Константин Урбетис, Александр Дихтяр
вышел на экран 22 сентября 1944 (фактически ко дню рождения Зои)
____________________________
Их повесили в один день, 29 ноября. Только Зою Космодемьянскую- в Петрищево, а Веру Волошину в десяти километрах от нее, в деревне Головково. Девочки ушли на задание вместе, но по дороге отряд попал под обстрел и распался.
Вера и Зоя разошлись в разные стороны в составе двух групп.
С этой минуты начался их мучительный путь на эшафот, с той лишь разницей, что о Зое вся страна узнала через два месяца после казни, а Вера Волошина числилась пропавшей без вести еще 16 лет.
Между деревнями Якшино и Головково ее группа снова попала под обстрел. Вера была ранена в плечо, но забрать девушку не смогли - к месту обстрела очень быстро прибыли немцы. Утром двое из группы попытались отыскать Веру или её труп, но нашли только пятна крови на снегу.
Девушки провисели больше месяца. Над телом Зои фашисты в новогоднюю ночь надругались, исколов ножами и отрезав грудь
В январе, после ухода немцев, их, наконец, сняли: Веру - с придороджной ивы, Зою - с виселицы.
источник[Воспоминания однополчанки Веры и Зои]
Маргарита Михайловна Паншина - однополчанка Зои Космодемьянской и Веры Волошиной по войсковой части особого назначения 9903. Вместе с ними она защищала Москву в роковом 1941.
Эта часть под командованием Артура Спрогиса была организована через пять дней после начала войны и немедленно приступила к своей работе на Западном фронте. В её задачи входили прифронтовая разведка и диверсии в тылу врага. Необходимо было остановить или хотя бы задержать наступление немцев, а для этого требовалось лишать их продовольствия, оружия и связи, создавать как можно более тревожную обстановку во вражеских рядах. Отряды Спрогиса обстреливали машины и обозы оккупантов, минировали дороги, рвали связь.
Вместе с отступающими войсками Красной Армии подходила к Москве и часть 9903. Сначала она остановилась в домиках пустующего детского сада на станции Жаворонки, но после очередного рывка немецких войск вынуждена была перебазироваться в Кунцево. И всё это время диверсионные отряды части, сформированные из военнослужащих, не переставали активно действовать в тылу врага. А с 15 октября для пополнения в/ч в Москве начал проводиться отбор добровольцев из комсомола.
Спрогис лично беседовал с комсомольцами, желавшими защищать свою столицу. Среди них были не только парни, но и много девчат. Именно тогда в часть были зачислены студентка Московского кооперативного института Вера Волошина и десятиклассница столичной школы №201 Зоя Космодемьянская. На четыре дня раньше Зои Спрогис принял в часть восемнадцатилетнюю Риту Каравай - ныне Маргариту Михайловну Паншину. До войны она жила на Большой Полянке с мамой, братом и сестрой. Училась в Московском институте инженеров транспорта.
* * *
- Когда война началась, - рассказывает мне Маргарита Михайловна, - мы только что экзамен сдали за первый курс. И сразу же поехали на рытьё противотанковых рвов в сторону Вязьмы. Пробыли там месяца полтора, а когда вернулись, я уже не пошла в институт, устроилась работать на военный завод: это был филиал Завода имени Владимира Ильича на Серпуховской. Оттуда в конце октября и ушла на фронт.
Часть 9903 находилась тогда в Кунцеве, раньше в этом одноэтажном здании было какое-то учреждение, вроде канцелярии. Улицы никакой не было - просто дом на опушке. Тир рядом находился небольшой, а спали мы в доме с несколькими комнатами, и отдельно стояла кухня. Помню, мы с девчонками дежурили, картошку чистили. Было 7 ноября, праздник. Как раз в тот день с задания вернулась Вера Волошина, вот тогда-то я её и видела немного - всего три дня, потому что 10-го наша группа ушла во вражеский тыл.
При первой встрече с Верой я поразилась: ну такая красавица! Потом ещё с девчонками спорила: «У неё же на голове корона была из косы!» «Что ты, у неё была стрижка!» - отвечали мне. А оказалось, что Вера только после первого задания постриглась, а до этого у неё не косы были, а просто длинные волосы, она брала небольшие пряди над ушами, заплетала вверх и укрепляла возле лба. Золотистые волосы были, и сама вся она словно светилась! Я ещё подумала: «Надо же, ведь только вчера с трудного задания вернулась, уставшая, промёрзшая, голодная, а выглядит - как со свадьбы!»
Помню, она выходила из основного нашего здания, где были спальни. А ещё у нас был «красный уголок», где все собирались. Наша группа жила в одной комнате (не все десять человек - двое в других комнатах спали), там мы и общались: щебетали, что-нибудь друг другу рассказывали, пели! Лида Новикова у нас была, она в университете на химическом факультете училась, по-моему, даже два курса окончила, а перед самой войной замуж вышла: он ушёл воевать, и она ушла. Как она пела! «Вот и всё, так коротко и просто, / Что ж ещё, счастливого пути. / Но пока я здесь, на перекрёстке, / Не успела я ещё уйти - / Оглянись!» - это она так запевала. Мы потом подружились с сёстрами Лиды, они её, младшую, погибшую в Белоруссии, очень любили… Но вот и муж её с войны не вернулся.
Лида тоже с длинными волосами ходила на первое задание в Подмосковье, а потом постриглась, когда поняла, как тяжело в лесу, где ни помыться, ни расчесаться. Когда давались обязательные дни отдыха после задания, девушки ехали в Москву, чтобы помыться, переодеться и подстричь волосы.
* * *- Как прошло ваше первое задание?
- У нас сразу сформировалась девичья группа, без ребят. Командиром стала Катя Пожарская. Мы решили, что так проще будет работать в тылу у немцев. Меньше подозрений у них будет, если кто-то столкнётся с ними под видом местных жительниц. Вояки из нас, конечно, поначалу были неважные. Катя до войны работала делопроизводителем в институте. Она постарше нас была и поумней. Но тоже ведь никакой военной специальности не имела, никакого военного опыта.
Через линию фронта нас разведчики перевели, а дальше мы уже пошли самостоятельно - двенадцать человек вдоль оврага, по склону, рюкзаки на спине, полуавтоматы наготове. Причём на склоне этом даже не деревья растут, а кустарнички разные. И вдруг: «Хальт!» - раздаётся сверху. А мы же все на виду! И Катя кричит: «Огонь!»
Мы валимся и стреляем. А те, наверное, глаза вытаращили, не сразу отреагировали. Хотя стрелять начали, несколько залпов было. И нет их. И мы подумали, что справились. Катя, конечно, сообразила, что нехорошо мы тут идём, тогда мы перешли овраг и в лес углубились по тропинке. А когда возвращались с задания, уже дней через десять, то встретили ребят-разведчиков, которые нас через линию фронта перевели. И вот они нам говорят: «Мы тех немцев из пулемёта как саданули!» Ведь при первой встрече посмотрели на нас и, наверное, подумали: кто идёт-то, зелёные совсем, подростки, кто с 23-го года, кто с 24-го. Вот и прикрыли огнём. Смотрят на нас и смеются. И мы смеёмся: «А мы решили, что сами тех немцев прогнали».
- Какое у вас было задание?
- Дороги минировали. Связь я не рвала, этим занимались ребята - кстати, тогда мы тоже встретились с их группой в лесу. И, конечно, ходили мы в разведку в деревни. Эти данные передавали начальству, с их помощью строилась оборона и готовилось контрнаступление. Одеты мы были поначалу в свою одежду. Потом уже нас одели потеплее. Снега в первых заданиях было немного, а потом-то спали прямо на снегу, проваливались даже. Спали все вместе, чтобы теплее. Один человек был часовым, ходил вокруг нас, чтобы не замёрзнуть, и к утру вытаптывал широкую тропу. А из спящих то один, то другой вскочит, попрыгает-попрыгает, согреется немного - и снова спать. И костёр зачастую нельзя было зажечь.
- Невероятно… Как же вы это переносили?
- А вот я и сама думаю. Помню, что прыгала, что было холодно, но чтобы сильно переживала из-за этого… Больших переживаний на сей счёт не помню.
Вот ещё какой случай на первом задании был. Перешли мы линию фронта, идём по лесу. Вдруг Катя-командир остановилась (потому что близко уже были поля) и говорит строго: «Идём след в след, и чтобы ни одного звука». И вот мы идём тихо-тихо! И вдруг в этой тишине Милочка Хотовицкая кричит вперёд с хвоста: «Катюш! А сколько в ППШ патронов?» Очень уж боялась она забыть то, чему нас научили за неделю.
После этого задания у Милочки пальцы на ногах отняли - обморозила. Ждали очень долго, чтобы перейти шоссе, а немецкие машины шли и шли. И Мила уснула. Мы-то немножко двигались, а она уснула... Но, знаете, после госпиталя вернулась к Спрогису и попала на задание в Белоруссию, и прыгала с парашютом! Но когда ходила там в разведку, угодила к предателю, тот сдал её немцам, а немцы отправили Милу в концлагерь.
К счастью, всё-таки выжила. После войны она вернулась в Москву, в свой институт, вышла замуж. А какая она нежная, ласковая, это просто прелесть, наша Милочка! Хорошо воспитанная, красивая, загляденье…
- Что тогда было для вас главным?
- Суметь как можно лучше выполнить задание. Обучение у нас было недельное, правда, по многу часов, но всё равно: ту же мину поставить не так-то просто. У нас в первые месяцы подорвались на мине трое.
А мы так старались, когда мины ставили! Случай был такой: Елена Фомина, когда стала ставить мину на дороге, никак не могла выкопать в мёрзлой земле ямку одной рукой. А в другой руке был запал. Тогда она губами взяла запал, стала копать обеими руками. Сделала какое-то усилие - и случайно зубами задела запал. Он взорвался у неё во рту. И что ты думаешь? Наша Елена Павловна попала в какой-то далёкий госпиталь. А месяца через два она к Спрогису вернулась! И тоже десантировалась в Белоруссии, почти год там проработала. Она и сейчас жива - в Ясеневе живёт.
Что ещё вспоминаю? Больше всего людей. Какие были люди! Я ночью во время бессонницы вижу всех, как живых. Особенно ярко Лизу Беневскую. Очень хорошо, что про её подвиг «Правда» недавно рассказала (в номере за 21-27 февраля с.г. - Ред.). Она сначала выходила в других группах, но её перевели к нам - наверное, для усиления. Она такая была: ух! Хорошо сложенная, высокая! И чаще не тогда её вижу, когда мы стреляли, а когда ехали к линии фронта, стоя в кузове грузовика. Мороз был за 30 градусов, грузовик открытый. А Лиза у кабины стояла, не улыбалась, и такие были у неё глаза! Сразу вспоминались слова песни: «Пусть ярость благородная вскипает, как волна». Такое одухотворённое лицо - счастливое тем, что она едет защищать свою Родину. А 19 января 1942-го Лиза была тяжело ранена в бою и, как теперь выяснилось, попала на мучение к фашистам…
Мы тогда решили обстрелять немецкий обоз. Захватчики уже отходили на запад по нашим дорогам, здесь начиналась калужская земля. У меня близорукость, и, чтобы пули зря не растратить, я решила подобраться к лесной дороге ближе, чем остальные, залезла в кустарник. А мы все были на лыжах, и морозы стояли страшные. Появился обоз, мы начали стрелять. Какая паника среди фашистов началась от неожиданности! Но потом, в конце упорного боя в лесу, к немцам подоспело подкрепление…
Получилось так, что я последней осталась на месте боя. Был приказ отступить к Красному посёлку. Пока вылезала из своего укрытия, запуталась лыжным креплением в кустарнике и пошла потом другой тропой. А девушек, шедших левее, обошли и обстреляли немцы. Две девушки были убиты разрывными пулями, две тяжело ранены, а ещё две легко: у одной пуля попала в пряжку на ремне, у другой в книжку на груди. И вот Катя Пожарская нам после рассказала, как увидела она Лизу Беневскую. Та стояла между двух берёз, наклонившись: в это время услышала, что раненая Надя Жеглова просит пить...
Немедленно отправились за санями, чтобы довезти раненых. Раненую Катю Елину сразу нашли, а Лизы и Нади уже не было. Когда позже их тела подобрали жители, они были раздетые: видимо, немцы постарались и одежду забрали. А Лизу, ещё живую, судя по всему, и пытали жестоко…
Когда освободили деревню Дунино, похоронили девушек на местном кладбище. А раненная в ноги Лия Кутакова ползла всю ночь, вставив руки в крепления лыж, к утру добралась до деревни, уже занятой нашими, два месяца пробыла на излечении в госпитале, и - на фронт снова. Никто не мог её удержать! Но состояние здоровья не позволило Лие вернуться к Спрогису: слишком тяжкие там задания. Она попала в другую армейскую часть и дошла до Берлина, а окончила войну на фронте против Японии.
- Ваш легендарный командир Спрогис каким был в жизни?
- Мы все его очень любили. Как разведчик, он, безусловно, был выдающимся. Про него девчонки друг другу рассказывали много героического. Он же и латышский стрелок - активный участник Октябрьской революции и Гражданской войны, и в Испании потом воевал.
А человеком был отзывчивым, всегда старался внимательно выслушать и каждого из нас понять. Когда направлял на задание, подробно рассказывал, что в конкретной ситуации самое главное: хотелось ему всё предупредить и от чего-то предостеречь. Очень заботливым был командиром! И сам участвовал в рейдах, но это уже позже, в Белоруссии, там он был ранен…
* * *- А Зою Космодемьянскую вы запомнили?
- На общих занятиях по подрывному делу Зоя всегда задавала много вопросов. Я потому её и запомнила, что она дотошная была и очень серьёзная. Когда в тире упражнялись в стрельбе в одной группе и нам командовали заканчивать, она не соглашалась уходить и продолжала стрелять. Ну а разве запретишь, если человек хочет тренироваться? И на задание Зоя ушла раньше многих, кто приехал с ней в часть в один день. Но вот поговорить мне с ней не довелось.
Помню, как мы читали в «Правде» очерк Лидова «Таня». Тогда, в конце января 1942-го, часть базировалась уже в Москве на Красноказарменной улице. В комнате нашей все девчонки были вместе, человек шесть. Клава Милорадова пела: «Вiє вiтер, вiє буйний» (она любила украинские песни и украинскому языку выучила дочь и внучку). И вот тут кто-то пришёл к нам с газетой и сказал: «Девочки, послушайте!» - и начал читать про партизанку Таню. Все замерли. А затем Клава взглянула на фотографию казнённой девушки в газете и говорит: «Так это же наша Зоя!»
Спрогис, конечно, обо всём знал раньше нас - у него было донесение Зоиного командира Бориса Крайнова. Может, и не знал, как с ней фашисты обошлись, но всё остальное совпало: и место - деревня Петрищево, и бутылки зажигательные. Их, кстати, не всем давали, а только тем группам, где были ребята - бутылки ведь тяжёлые. Нашей девичьей группе этих бутылок не выдавали ни разу. Так же с оружием было: кому полуавтоматы, кому пистолеты.
Конечно же, это была Зоя! И по тому, какой я её запомнила, и по тому, что довелось услышать про неё в дальнейшем, я отчётливо вижу: и на виселицу идёт - она, и на снегу лежит с верёвкой на шее - она...
* * *Маргарита Михайловна не воевала в знаменитой части до конца войны. Из-за тяжёлой болезни матери её демобилизовали, и ей пришлось вернуться домой. В том же 1942 году она поступила на завод «Красный пролетарий» и одновременно на вечернее отделение Московского машиностроительного института, где встретила будущего мужа. С заводом замечательным связана вся её дальнейшая трудовая биография.
А когда вышла на пенсию, начала работать над архивом части 9903: собирала информацию о погибших и пропавших без вести бойцах, искала их родственников и близких. Лишь полгода довелось ей носить оружие в руках, но сохранение памяти о подругах и товарищах по войне, о бойцах и командирах легендарной воинской части легло в том числе и на её плечи.
Полгода - это совсем немного, но полгода войны, стоившие жизней, здоровья, счастья многих, полгода во имя свободы и независимости Советской Родины, которую все они горячо любили, - такие полгода значат больше, чем иные десятилетия.
источник
- Зоя Космодемьянская. Сайт и музей на Тамбовщине
- Лишь в 1957 году удалось установить, как погибла Вера Волошина и найти её могилу.
- что и следовало ожидать.. двуличный Мединский со своим РВИО пнул-таки Зою Космодемьянскую.. причём ему указали, а он опять
- Музей Зои Космодемьянской. Цинизм, варварство, подлость, вандализм. На сегодняшний день часть экспонатов забрал Музей Истории Москвы.
- Мемориальная доска на московском Горкоме ВЛКСМ, откуда Зоя и другие наши герои ушли на фронт, находится неизвестно где. Само здание Горкома Комсомола (и Обкома ВЛКСМ) в Колпачном переулке (бывший дом барона Кнопа) продали за долю малую в частные руки, для чего нагло понизили статус памятника - он теперь московский, а не федеральный (до 1995 года - Всесоюзного значения).. т.е. читай: украли у РФ, те. нас с вами.. в сговоре - ДКН, Мосимущество, Росимущество, АУПИК, Росреестр, Минкульт. И ПОЧЕМУ ИМИ ВСЕМИ НЕ ЗАНИМАЕТСЯ ФСБ - большой вопрос.
[Сергей Георгиевич Кара-Мурза о манипуляции сознанием]С. Г. Кара-Мурза sg_karamurza о манипуляции сознанием в одноимённой книге
Перечень символов, которые были сознательно лишены святости (десакрализованы) в общественном сознании, обширен. Дело не ограничивалось теми, которые непосредственно связаны с политическим строем или вообще государственностью России (Сталин, затем Ленин и т.д. вплоть до Александра невского и князя Владимира). Много мазков было сделано и по образам Пушкина, Шолохова, Суворова и т.д. Примечательна целая передача программы «Взгляд» в 1991 г., в которой утверждалось (на основании книги какого-то польского писателя), что Юрий Гагарин не летал в Космос и весь его полет был мистификацией. Под конец ведущие заявили, что сами они верят в то, что полет состоялся, но разрушительную акцию провели большую.
Но особое место в этой кампании занимало разрушение символических образов, которые вошли в национальный пантеон как мученики. Тут видна квалификация. Насколько точен выбор объектов для глумления, мне объяснили специалисты. Читал я лекцию в Бразилии перед обществом психологов. Тему они задали такую: «Технология разрушения образов в ходе перестройки». Я рассказывал факты, приводил выдержки из газет. А смысл слушатели понимали лучше меня. Особенно их заинтересовала кампания по дискредитации Зои Космодемьянской. Мне задали удивительно точные вопросы о том, кто была Зоя, какая у ней была семья, как она выглядела, в чем была суть ее подвига. А потом объяснили, почему именно ее образ надо было испоганить - ведь имелось множество других героинь. А дело в том, что она была мученицей, не имевшей в момент смерти утешения от воинского успеха (как, скажем, Лиза Чайкина). И народное сознание, независимо от официальной пропаганды, именно ее выбрало и включило в пантеон святых мучеников. И ее образ, отделившись от реальной биографии, стал служить одной из опор самосознания нашего народа.
Пожалуй, еще более показательно «второе убийство» Павлика Морозова. Все мы с детства вопринимали этот образ как символ трагедии, высших человеческих страстей - мальчик, убитый своим дедом. Сущности дела почти никто и не знал, она была мифологизирована (в реальности она гораздо страшнее, чем в легенде). Насколько был важен этот отрок-мученик как символ, показывает масштаб кампании по его очернению. В ней приняли непосредственное участие такие активные деятели перестройки как журналист Ю.Альперович и писатель В.Амлинский, критик Т.Иванова и литературовед Н.Эйдельман, обозреватель «Известий» Ю.Феофанов и педагог С.Соловейчик, и даже человек такого ранга как Ф.Бурлацкий - помощник Брежнева и Горбачева, депутат, впоследствии главный редактор «Литературной газеты». Они скрупулезно и в течение целого ряда лет создавали абсолютно ложную версию драмы, произошедшей в 1932 г., представляя аморальным чудовищем жертву - убитого ребенка! Да еще убитого вместе с пятилетним братом.
Представьте, насколько хладнокровно была спланирована вся эта операция, если уже в 1981 г. Ю.Альперович пытался собрать порочащие Павлика сведения у его матери и учительницы, орудуя под чужой фамилией! И как низко пал наш средний интеллигент, который поверил клевете всей этой публики, не дав себе труда выяснить действительные обстоятельства дела. Показательна технология очернения символа: трудно найти выступление или публикацию какого-либо из этих деятелей, где бы явно и в целостном виде было сформулировано обвинение против Павлика. Всюду говорится туманно, намеками, обиняком. Никаких фактов, только «мнение» или отсылка к «общеизвестным вещам». Трудно схватить Бурлацкого или Амлинского за шиворот и потащить их в суд за клевету на близкого человека. Черный миф о Павлике Морозове строился главным образом через умолчания, искажение информации и ложные ассоциации.
В массовом сознании было создано ложное мнение, что Павлик Морозов олицетворяет фанатическую приверженность тоталитарной идее и преданность власти, ради которых идет на предательство отца. Это представление стало настолько всеобщим, что даже видные деятели «красной» оппозиции, не говоря уж о писателях-патриотах типа В.Крупина, включили его в свой арсенал. Так, о Гайдаре говорилось, что он - новый Павлик Морозов («предал дедушку»).
Те, кто глумился над образами Зои и Павлика, стремились подрубить опору культуры и морали - разорвать всю ткань национального самосознания. А ткань эта - целостная система, строение которой нам неизвестно. И достаточно бывает выбить из нее один скрепляющий узел, как вся она может рассыпаться. Об этом говорил Конрад Лоренц еще в 1966 г. (в статье «Филогенетическая и культурная ритуализация»): «Молодой «либерал», достаточно поднаторевший в критическом научном мышлении, но обычно не знающий органических законов, которым подчиняются общие механизмы естественной жизни, и не подозревает о катастрофических последствиях, которые может вызвать произвольное изменение [культурных норм], даже если речь идет о внешне второстепенной детали. Этому молодому человеку никогда бы не пришло в голову выкинуть какую либо часть технической системы - автомобиля или телевизора - только потому, что он не знает ее назначения. Но он запросто осуждает традиционные нормы поведения как предрассудок - нормы как действительно устаревшие, так и необходимые. Покуда сформировавшиеся филогенетически нормы социального поведения укоренены в нашей наследственности и существуют, во зло ли или в добро, разрыв с традицией может привести к тому, что все культурные нормы социального поведения угаснут, как пламя свечи».
Сегодня мы видим, что наши культурные нормы не угасли, как пламя свечи. Мир символов не разрушен, и «Реформации России» не произошло. Но травмы нанесены огромные, и общественное сознание надолго ослаблено, а в личном плане для многих эти десять лет были периодом тяжелых душевных пыток.