ЛИЦО ЧЕЛОВЕКА
smitrich ЛИЦО ЧЕЛОВЕКА
+
«Мне было восемь лет или даже чуть меньше, когда произошел случай, о котором я расскажу.
Я родился на Сахалине. Тогда это была территория Японии. Первым языком, на котором я начал говорить, а позднее и писать, был японский. Учился я в японской школе, других на Сахалине не было. Когда летом 45-го началась война с Советским Союзом, поползли слухи о дикости и жестокости русских солдат, которые скоро должны будут прийти в нашу деревню. Говорили, что никого щадить они не станут. Эти слухи поддерживались местными властями. Задолго до прихода Красной армии жители нашей деревни стали строить себе землянки подальше от людей. И когда мы услышали о приближении советских войск, почти все поспешили спрятаться в заранее подготовленном месте. Несколько недель мы жили в лесу, благо время было теплое. Питались, чем придется.
Время шло, а о "зверствах" русских ничего слышно не было. Вроде, они никого не трогали. Деревенский староста решил отправить одну семью, так сказать, на разведку. Выбор почему-то пал на нас с мамой. Если с нами ничего не случится, следом придут остальные. Староста велел нам повязать на руки красные повязки. И мы пошли - худенькая мама, я и двое моих братьев. Старшим был я, другому брату - шесть, и мать держала нас за руки. Самому младшему - год, он свободно помещался в корзине за материнскими плечами, откуда торчала только его голова. Недалеко от деревни нам встретился автомобиль, он был с открытым верхом. В машине ехали русские солдаты и офицер.
Поравнявшись с нами, автомобиль затормозил. Офицер повернулся назад и что-то сказал двум солдатам с винтовками на непонятном мне тогда языке. Солдаты вышли, а машина поехала дальше. Мы пошли дальше, а солдаты шли за нами, держась на расстоянии. Мама крепко сжала наши ладошки. Наверное, ей было очень страшно, но она старалась не показывать вида. Военные проводили нас до самого дома и быстро ушли.
Через некоторое время к дому подъехал уже другой автомобиль. Офицера в нем не было. Рядом с водителем сидел только боец с винтовкой. Сразу вспомнились все рассказы о "страшных" русских, "не знающих жалости ни к кому". Мы думали, они пришли нас убивать. Надо было видеть нас в эту минуту: тощие и грязные, готовые вот-вот разреветься, мы держались за мамину юбку. Правда, солдаты не были бородатыми и страшными, как нам часто говорил школьный учитель. Это были молодые ребята, опрятно одетые. Зная, что мы не понимает по-русски, один из них поманил меня к себе пальцем как самого старшего. А я еще крепче ухватился за маму. Он улыбнулся и снова поманил меня к себе. Я подошел. Солдаты вышли из дома. Знаками они показали, чтобы я следовал за ними, и направились к магазину. Страх понемногу проходил. Полки были почти пусты, но кое-что все же осталось. Солдаты быстро нашли немного крупы, какие-то консервы и стали наполнять продуктами свои заплечные мешки. Мне тоже стали совать в руки кульки с продовольствием. Уходя, магазинную дверь заколотили валявшимися на земле досками.
Втроем мы вернулись к нашему дому. Увидев меня живым и невредимым, мама чуть не расплакалась от счастья. Все время, пока меня не было, она сидела и держала на руках моих маленьких братьев. Бойцы поискали глазами стол, потом подошли к нему и молча стали выкладывать продукты из своих мешков. И еще достали что-то. Этим "что-то" оказался русский хлеб. Раньше хлеба мы не видели, его заменяла нам рисовая лепешка. Что-то сказали на своем непонятном языке, посмотрели на нас и вышли.
Много позже я понял, что сказал русский офицер солдатам. Увидев нас, бредущих с матерью по дороге, оборванных, грязных и голодных, он приказал бойцам проводить нас до дома, чтобы с нами ничего не случилось. Да заодно и поглядеть, как нам живется. Солдаты выполнили приказ и доложили своему командиру. Вероятно, они получили новое задание - найти для нас какие-нибудь продукты. Сейчас, спустя более полувека после этих событий, я вспоминаю с благодарностью этого русского офицера, встретившегося нам на дороге, и русских солдат, не пожалевших для нас своего хлеба. Я до сих пор помню его вкус».
К десяти годам я уже говорил на русском, и какое-то время искал нашего безымянного спасителя. Но, увы...
Жизнь сложилась так, что мне везло на хороших людей. Среди них немало известных и уважаемых...
Спустя годы я уехал в Хабаровск, в 1965 году окончил там медицинский институт. Три года врачевал на Сахалине. Через некоторое время мой учитель и благодетель - академик Александр Наумович Рыжих позвал меня к себе в Московскую клинику. «Слепил» из меня хирурга. Надеюсь не последнего десятка.
Но не могу не вспомнить один эпизод из жизни. В 1973 году мне посчастливилось быть лечащим врачом Арама Ильича Хачатуряна - личности незаурядной, не только в музыке.
В то время в нашей клинике не хватало оборудования и медикаментов. Я как-то поделился своей озабоченностью с Арамом Ильичом...
Однажды под вечер, уставший после трех операций, присел у медицинского поста, мысленно перебирая все моменты прошедших операций. Проголодался - восемь часов в операционной...
Вдруг в коридоре появились люди военной выправки. Началась суматоха. Композитора собрался навестить Председатель СССР Совмина Алексей Николаевич Косыгин. Хачатурян пригласил заведующего отделением и меня в палату. И когда Косыгин стал прощаться, Арам Ильич обернулся к нам и спросил:
- А почему не поделитесь с Алексеем Николаевичем вашими проблемами?
На этом вечер не закончился. Мы остались вдвоем. Хачатурян посмотрел на мой тусклый и усталый вид и сказал.
- Ох! Я чего-то проголодался. Есть хочу! Но в одиночку не привык. Прошу к столу!
После ухода высокого гостя стол был заставлен всякими вкусными изысками. Заморив червячка, я вдруг увидел, что Арам Ильич ничего не ест...
* * *
Прошло семьдесят лет с окончания самой кровопролитной войны XX века. 9 мая отметили юбилей Победы. Окончание войны отпраздновала моя родная деревня на Сахалине.
Я вспоминаю с благодарностью русского офицера и трех солдат, спасших нас от голода, не пожалевших хлеба. До сих пор помню его терпкий запах.
Вероятно, они и моя дорогая мама во многом определили для меня критерии жизненных ценностей.
И такие люди (я благодарен судьбе!), как и Арам Ильич, встречались мне по жизни.
Сердца их, прошедших через ужасы самой страшной войны и многие тяготы и передряги послевоенных лет, да и разные жизненные испытания, которых на долю каждого выпало не мало, не огрубели, чувства не притупились. Их души сохранили способность понимать, сострадать и чувствовать чужое горе, боль и заботы как свои. Это и мне помогает держаться на уровне, отвечать людям взаимностью. Иначе настоящим Врачом не будешь.
Виктор Киманович Ан, Заслуженный врач России
2015 г. Москва
+
На фото - Виктор Киманович Ан, человек, о существовании которого я узнал, пока писал книгу "Мы здесь, чтобы победить". Великий врач, виднейший специалист в своей области, очень влиятельный и в то же время тихий, по-конфуциански мудрый человек. Текст выше - это его письмо в "Российскую газету" к 68-й годовщине Победы, которое я процитировал в своей книге. Честно говоря, кадык до сих пор гуляет, когда перечитываю.
Сегодня Виктору Ану исполняется 81 год.
Мои поздравления.
+
«Мне было восемь лет или даже чуть меньше, когда произошел случай, о котором я расскажу.
Я родился на Сахалине. Тогда это была территория Японии. Первым языком, на котором я начал говорить, а позднее и писать, был японский. Учился я в японской школе, других на Сахалине не было. Когда летом 45-го началась война с Советским Союзом, поползли слухи о дикости и жестокости русских солдат, которые скоро должны будут прийти в нашу деревню. Говорили, что никого щадить они не станут. Эти слухи поддерживались местными властями. Задолго до прихода Красной армии жители нашей деревни стали строить себе землянки подальше от людей. И когда мы услышали о приближении советских войск, почти все поспешили спрятаться в заранее подготовленном месте. Несколько недель мы жили в лесу, благо время было теплое. Питались, чем придется.
Время шло, а о "зверствах" русских ничего слышно не было. Вроде, они никого не трогали. Деревенский староста решил отправить одну семью, так сказать, на разведку. Выбор почему-то пал на нас с мамой. Если с нами ничего не случится, следом придут остальные. Староста велел нам повязать на руки красные повязки. И мы пошли - худенькая мама, я и двое моих братьев. Старшим был я, другому брату - шесть, и мать держала нас за руки. Самому младшему - год, он свободно помещался в корзине за материнскими плечами, откуда торчала только его голова. Недалеко от деревни нам встретился автомобиль, он был с открытым верхом. В машине ехали русские солдаты и офицер.
Поравнявшись с нами, автомобиль затормозил. Офицер повернулся назад и что-то сказал двум солдатам с винтовками на непонятном мне тогда языке. Солдаты вышли, а машина поехала дальше. Мы пошли дальше, а солдаты шли за нами, держась на расстоянии. Мама крепко сжала наши ладошки. Наверное, ей было очень страшно, но она старалась не показывать вида. Военные проводили нас до самого дома и быстро ушли.
Через некоторое время к дому подъехал уже другой автомобиль. Офицера в нем не было. Рядом с водителем сидел только боец с винтовкой. Сразу вспомнились все рассказы о "страшных" русских, "не знающих жалости ни к кому". Мы думали, они пришли нас убивать. Надо было видеть нас в эту минуту: тощие и грязные, готовые вот-вот разреветься, мы держались за мамину юбку. Правда, солдаты не были бородатыми и страшными, как нам часто говорил школьный учитель. Это были молодые ребята, опрятно одетые. Зная, что мы не понимает по-русски, один из них поманил меня к себе пальцем как самого старшего. А я еще крепче ухватился за маму. Он улыбнулся и снова поманил меня к себе. Я подошел. Солдаты вышли из дома. Знаками они показали, чтобы я следовал за ними, и направились к магазину. Страх понемногу проходил. Полки были почти пусты, но кое-что все же осталось. Солдаты быстро нашли немного крупы, какие-то консервы и стали наполнять продуктами свои заплечные мешки. Мне тоже стали совать в руки кульки с продовольствием. Уходя, магазинную дверь заколотили валявшимися на земле досками.
Втроем мы вернулись к нашему дому. Увидев меня живым и невредимым, мама чуть не расплакалась от счастья. Все время, пока меня не было, она сидела и держала на руках моих маленьких братьев. Бойцы поискали глазами стол, потом подошли к нему и молча стали выкладывать продукты из своих мешков. И еще достали что-то. Этим "что-то" оказался русский хлеб. Раньше хлеба мы не видели, его заменяла нам рисовая лепешка. Что-то сказали на своем непонятном языке, посмотрели на нас и вышли.
Много позже я понял, что сказал русский офицер солдатам. Увидев нас, бредущих с матерью по дороге, оборванных, грязных и голодных, он приказал бойцам проводить нас до дома, чтобы с нами ничего не случилось. Да заодно и поглядеть, как нам живется. Солдаты выполнили приказ и доложили своему командиру. Вероятно, они получили новое задание - найти для нас какие-нибудь продукты. Сейчас, спустя более полувека после этих событий, я вспоминаю с благодарностью этого русского офицера, встретившегося нам на дороге, и русских солдат, не пожалевших для нас своего хлеба. Я до сих пор помню его вкус».
К десяти годам я уже говорил на русском, и какое-то время искал нашего безымянного спасителя. Но, увы...
Жизнь сложилась так, что мне везло на хороших людей. Среди них немало известных и уважаемых...
Спустя годы я уехал в Хабаровск, в 1965 году окончил там медицинский институт. Три года врачевал на Сахалине. Через некоторое время мой учитель и благодетель - академик Александр Наумович Рыжих позвал меня к себе в Московскую клинику. «Слепил» из меня хирурга. Надеюсь не последнего десятка.
Но не могу не вспомнить один эпизод из жизни. В 1973 году мне посчастливилось быть лечащим врачом Арама Ильича Хачатуряна - личности незаурядной, не только в музыке.
В то время в нашей клинике не хватало оборудования и медикаментов. Я как-то поделился своей озабоченностью с Арамом Ильичом...
Однажды под вечер, уставший после трех операций, присел у медицинского поста, мысленно перебирая все моменты прошедших операций. Проголодался - восемь часов в операционной...
Вдруг в коридоре появились люди военной выправки. Началась суматоха. Композитора собрался навестить Председатель СССР Совмина Алексей Николаевич Косыгин. Хачатурян пригласил заведующего отделением и меня в палату. И когда Косыгин стал прощаться, Арам Ильич обернулся к нам и спросил:
- А почему не поделитесь с Алексеем Николаевичем вашими проблемами?
На этом вечер не закончился. Мы остались вдвоем. Хачатурян посмотрел на мой тусклый и усталый вид и сказал.
- Ох! Я чего-то проголодался. Есть хочу! Но в одиночку не привык. Прошу к столу!
После ухода высокого гостя стол был заставлен всякими вкусными изысками. Заморив червячка, я вдруг увидел, что Арам Ильич ничего не ест...
* * *
Прошло семьдесят лет с окончания самой кровопролитной войны XX века. 9 мая отметили юбилей Победы. Окончание войны отпраздновала моя родная деревня на Сахалине.
Я вспоминаю с благодарностью русского офицера и трех солдат, спасших нас от голода, не пожалевших хлеба. До сих пор помню его терпкий запах.
Вероятно, они и моя дорогая мама во многом определили для меня критерии жизненных ценностей.
И такие люди (я благодарен судьбе!), как и Арам Ильич, встречались мне по жизни.
Сердца их, прошедших через ужасы самой страшной войны и многие тяготы и передряги послевоенных лет, да и разные жизненные испытания, которых на долю каждого выпало не мало, не огрубели, чувства не притупились. Их души сохранили способность понимать, сострадать и чувствовать чужое горе, боль и заботы как свои. Это и мне помогает держаться на уровне, отвечать людям взаимностью. Иначе настоящим Врачом не будешь.
Виктор Киманович Ан, Заслуженный врач России
2015 г. Москва
+
На фото - Виктор Киманович Ан, человек, о существовании которого я узнал, пока писал книгу "Мы здесь, чтобы победить". Великий врач, виднейший специалист в своей области, очень влиятельный и в то же время тихий, по-конфуциански мудрый человек. Текст выше - это его письмо в "Российскую газету" к 68-й годовщине Победы, которое я процитировал в своей книге. Честно говоря, кадык до сих пор гуляет, когда перечитываю.
Сегодня Виктору Ану исполняется 81 год.
Мои поздравления.