Мой дядя - скрипач
часть 3, начало
* * *
а вот интересные, правда, несколько фривольные, воспоминания о скрипаче Ансамбля Борисе Лейтмане и пианистке Ирине Зайцевой:
Сестра моей бабушки вышла замуж за, видимо, необыкновенно музыкально одарённого человека с прозаической специальностью бухгалте - ревизор. Звали его Давид Лейтман. Он всегда что-то напевал, подтанцовывал, а когда был «под шафе», его было не остановить. Все их дети, две дочери и два сына, учились музыке. Дочери, успешно окончив музыкальное училище, избрали другие специальности: одна стала врачом, вторая - архитектором. Сын Борис, по-домашнему Боба - так его и звали всю жизнь, учился играть на скрипке. Потом поступил в Московскую консерваторию, переехал в Москву и поселился у моей бабушки, его тёти. С ней он не расставался всю её жизнь, изредка уходя к своим недолговременным женам.
Даже, когда его родители переехали в Москву, он остался с любимой тётей. После окончания консерватории Борис Давидович Лейтман по конкурсу был принят в оркестр Большого театра, в котором проработал всю жизнь. Соответственно, и все его жены были из театра: первая Марианна, арфистка, вторая Татьяна, балерина, третья и последняя Ирина Зайцева, концертмейстер оркестра и Ансамбля скрипачей Большого театра, созданного Юлием Марковичем Реентовичем в 1956-ом году и остававшегося его бессменным руководителем до своей смерти в 1982-м году. Ансамбль начал потихоньку распадаться и через два года прекратил своё существование. В театре Борис играл в числе первых скрипок, в ансамбле - со дня его образования до конца существования в 1984-ом году. Ансамбль всегда играл без нот и дирижера в сопровождении рояля. Все знали свои партии наизусть!
В него входили 17 скрипачей, и их скрипки звучали синхронно, как одна. Вот один из отзывов: «Юлий Реентович создал уникальный ансамбль из звёзд мировой величины, исполняющий самые красивые и яркие произведения классики. Они не пели, не плясали на сцене, фокусы не показывали - они просто играли. Но КАК играли! Просто волшебно. Божественно.»
Благодаря Бобе, иначе называть его мне странно и непривычно, я просмотрела весь репертуар Большого театра, часто бывала на генеральных репетициях, однажды сидела с оркестром в оркестровой яме.
У бабушки часто слушала Бобино исполнение гамм на скрипке, и с тех пор эти звуки - бальзам для души, также, как звуки оркестра, настраивающего в оркестровой яме свои инструменты. В Израиле, посещая балеты и оперы под фонограмму, не получаю никакого удовольствия. Конечно, я была знакома со многими оркестрантами и артистами балета, оперные певцы, почему-то в их число не входили.
Моя бабушка жила на Малой Бронной в доме №6 в старом барском двухэтажном доме густо заселенным уплотнёнными жильцами. У неё была длинная узкая комната, в которой было невозможно разместить два предмета мебели друг против друга. Бабушка говорила: «живём на одной доске».
В доме №8 находился Еврейский театр, в который с раннего детства водила меня мама. Я видела игру Зускина и других знаменитых актёров. Боба купил скрипку мастера Гварнери, над которой «тряслась» вся семья.
И, вдруг, однажды он, не успевая откуда-то куда-то, попросил меня, небольшую девочку, принести эту скрипку в театр. Не описать весь сонм переживаний в моей душе: гордость, страх, сомнения…
Я шла по Малой Бронной, по Тверскому бульвару, и так до Большого театра. Мне казалось, что все смотрят на меня, думают, что я скрипачка. В то же время боялась задеть футляром за что-то, что кто-то может вырвать его из моих рук. Дошла благополучно.
Через некоторое время был построен кооперативный дом для артистов Большого театра на углу Садового кольца и Каретного Ряда, и бабушка с Бобой переехали туда. Дом был огромный с множеством подъездов, многие знакомые мне артисты стали соседями.
Бывала в гостях у многих из них, в том числе и у Реентовича и его жены, одной из прима-балерин театра, Наташи Спасовской.
Тогда меня поразили в их доме, невиданные доселе, высоковорсовый ковёр во всю гостиную, ярко-красные кастрюли и сковородки на кухне и огромное наклонно висящее зеркало в ногах супружеского ложа.
Ансамбль скрипачей Большого театра - один из первых коллективов, который начали выпускать заграницу. Они побывали более, чем в двадцати странах. Было время тотального дефицита всего в СССР. Бабушка умудрялась распределять привезённые им вещи между всеми родственниками, а его алчная сестра приходила ночевать перед его возвращением, дабы отхватить первой лучшее. Но, кроме вещей, они привозили разные, невиданные нами, развлекательные штучки. Со мной произошел случай один к одному, как в «Брильянтовой руке». Однажды, не помню почему, я несколько дней жила одна в Бобиной квартире. Воспользовавшись случаем, пригласила на пирушку своих однокурсников.
Среди прочего поставила на стол красивую баночку с надписью «mustard». Когда кто-то открыл её, оттуда с диким воем выскочил черт на пружине. Почему-то мой сокурсник был страшно возмущен, высказал это мне и чуть не ушел. Среди присутствующих был будущий довольно известный писатель, автор «Мелочей жизни» и многого другого, Аркадий Ставицкий, променявший энергетику на писательство. Уж, не от него ли получил этот эпизод автор сценария «Брильянтовая рука». Как-то перед концертом Ансамбля скрипачей Боба вышел из своей комнаты во фраке и с огромным гнойным прыщом на лбу. Обратился ко мне, что ему делать. Я засуетилась, предлагая варианты от выдавливания до заклеивания, пока сам не выдержал и не отклеил столь натуральное изделие. В другой раз он «случайно» опрокинул пузырёк с чернилами на нарядное платье гостьи. С той, буквально, случилась истерика, а «чернила» вскоре исчезли без следа. Подобным образом развлекался и Ротропович. К кому-то из его детей пришел домой врач. В конце визита Ростопрович вынес ему горшок с кучкой, извините, какашек: «Посмотрите, кал нормальный?» Очень натурально выглядевшие «какашки» были пластмассовыми.
Ирина Зайцева (последняя жена) переехала к Борису после смерти бабушки. К пианино она дома не подходила, говорила, что ей этого не нужно. Просто Паганини. Хозяйством она не занималась, холодильник всегда был девственно пуст, разве что валялся засохший кусок сыра, да в морозилке - пачка пельменей. Но, всегда был свежий хлеб - Бобе нравилось ходить по утрам в булочную за углом на улице Чехова за ночной выпечкой. От Ирины я научилась двум полезным вещам: пельмени не варить, а жарить, как пирожки, на сковороде, посолив и поперчив сверху, и никогда не мыть личную чашку, предназначенную для кофе. Она вообще, варила кофе в кастрюльке, добавляя к старой гуще свежий кофе. Дама она была, мягко говоря, пьющая и зачастую приходилось с ней пить без закуса. В театр ей нужно было ездить далеко не каждый день - в оркестре было три концертмейстера, да и не в каждой музыке к спектаклю есть партия фортепиано.
Зато самомнение у неё было сверх меры. Она утверждала, что на всех концертах ансамбля скрипачей зал смотрит только на нее.
У Бориса началась болезнь Паркинсона. Он долго держался на лекарствах, но всему есть предел. Было очень тяжело терять возможность заниматься делом, которому он посвятил всю жизнь.
отсюда