Константин Коровин. Живопись. Театр. К 150-летию. Третьяковская галерея на Крымском валу. С 29 марта
cicerone2007:
Константин Коровин: живопись есть праздник
Весной в Ярославле я попала на прекрасную выставку: «БЕРЕГА. Крым - Охотино - Франция», посвященную 150-летию К.Коровина.
Три зала Ярославского художественного музея тепло и удивительно полно представляли художника. Здесь были показаны и ранние и поздние, созданные уже в эмиграции, картины К.Коровина. Открытием для меня стали его поздние натюрморты с рыбами. Сфотографировать вещи целиком не всегда удавалось, но фрагменты получились неплохо:
Это - два фрагмента натюрморта 1930-х годов, где рядом с луковицами и бутылками вина, изображены иностранные рыбины. Изумительная красота серебристого и розового, стремительность и безупречная точность мазка и какой-то неожиданный для Коровина драматизм. Что-то не помню я в его ранних работах таких глазастых и зубастых рыб!
«Лещи на зеленом столе» датируются 1920-ми годами. Это - настоящий праздник для глаз. Своим переливающимся золотом и экспрессией мазка они не уступают «Рыбам на закате» М.Ларионова, который, как известно, был учеником Коровина.
«По-настоящему у Коровина было две страсти: живопись и рыбная ловля. Охота, конечно, тоже. Но рыбалка - на первом месте. Он буквально священнодействовал, готовясь к своему любимому занятию. Когда наступала весна и подходил срок отправляться на лов (обычно во Владимирскую губернию, где у Коровина был охотничий домик-мастерская в деревне Охотино, а рядом потом поселился Шаляпин), в доме появлялся приятель-рыболов Василий. По воспоминаниям Надежды Комаровской, он торжественно возглашал: «Пора, Кинстинтин Лексеич» - и начинался осмотр всего рыболовного хозяйства. Авторитет Василия в этом деле был для художника непререкаем. Кроме того, Коровин просто находил душевную отраду в беседах с мужиками, охотниками и рыболовами. Бывало, получал от них послания, типа: «Щука клюет. Ваш доброжелатель Кузьма». Таких приятелей у него было немало, но Василий оставался одним из главных. Они оба любили удочки собственного изготовления. Долго подбирали нужные крючки, разбирали снасти (у Коровина они всегда были первоклассными), спорили, на каком месте лучше клев. И если случалось напасть на хорошее место, никакая непогода не могла помешать им». / Ирина Ненарокомова о Константине Коровине: http://kkorovin.ru/nenarokomova15.php /
А вот еще один натюрморт 1920-х годов, свидетельствующий о рыбацком счастье Коровина. Золото и серебро:
Как тут не вспомнить воспоминания Ф.Шаляпина: «Веселые были наши рыболовные экспедиции. Соберемся, бывало, с Серовым и Коровиным на рыбную ловлю. Целый день блаженствуем на реке. Устанем до сладостного изнеможения. Возвращаемся домой, в какую-нибудь крестьянскую избу. Принесли рыбу, и после лучения ее ночью располагаемся на отдых. Серов поставил холст и весело, темпераментно, с забавной улыбкой на губах быстро заносит на полотно сценку, полную юмора и правды. Коровин лежит на нелепой кровати, устроенной так, что ее ребра обязательно должны вонзиться в позвоночник спящего на ней великомученика, у кровати - огарок свечи, воткнутой в бутылку, в ногах Коровина, прислонившись к стене, в великолепнейшем декольте, при портках, - бродяга в лучшем смысле этого слова, Василий Князев. Он слушает, иногда возражая. Это Коровин рассуждает о том, какая рыба хитрее и какая дурачливее... Серов слушает, посмеивается и эту рыбную диссертацию увековечивает...»
http://www.artcontext.info/ru/stories-about-artists/51--korovin/187-korovin.html
Как известно, жилось в эмиграции Коровину трудно. Картины продавались плохо. Надо было поддерживать сына-инвалида. Судя по воспоминаниям, душа тянулась к русской природе, к мужикам, с которыми ему было интересно…Но по натюрмортам эмигрантской поры этого не скажешь. В них, как и в дореволюционные годы, царит радость жизни. Розы 1920-х годов все также купаются в лучах солнечного света и красуются на фоне синего неба:
http://www.centre.smr.ru/win/pics/pic0235/p0235_1024.htm
Потому к ним вполне применима характеристика, которую дал более ранним работам критик Яков Тугенхольд в 1914 году: «Все большей чистоты красок ищет К.Коровин: его звучные натюрморты («Розы» и «Сирень») в этом смысле - шаг вперед. Боже мой, как много русского в его темпераментной растрепанности мазка...».
http://kkorovin.ru/nenarokomova16.php
Ярославская выставка невольно заставляла задуматься о том, что в искусстве и личности К.Коровина преобладало. Русское или французское? С 1880-х годов и до смерти он сохранял приверженность к импрессионизму. И речь идет не только о порхающем мазке, но и о мотивах его творчества, о передаче красоты и радости жизненных мгновений. Вот «Корабли. Марсель», написанные в 1890-х годах:
Конечно, это уже не поздний рациональный период импрессионизма, но с ранними работами К.Моне вполне сопоставимо:
Вспомним опять Шаляпина. Он пишет о своей первой встрече с Коровиным:
«За столом, между русскими актерами, певцами и музыкантами, сидел замечательный красавец француз, привлекший мое внимание. Брюнет с выразительными, острыми глазами под хорошо начерченными бровями, с небрежной прической и с удивительно эффектной шелково-волнистой бородкой в стиле Генриха IV.
“Какое прекрасное лицо! - подумал я.-Должно быть, какой-нибудь значительный человек приехал на выставку из Франции”. За столом он сидел довольно далеко от меня и о чем-то беседовал со своей соседкой. Речи его мне не было слышно. И вот в тот момент, когда я хотел спросить, кто этот интересный француз, я услышал, как настоящим российским диалектом он обратился к кому-то с просьбой передать ему горчицу.
Удивился и обрадовался я, что этакий красивый человек тоже вдруг русский.
- Кто это? - спросил я.
- Да это Коровин, Константин Алексеевич, русский талантливейший художник».
http://www.artcontext.info/ru/stories-about-artists/51--korovin/187-korovin.html
Коровин много раз еще до революции был в Париже, ездил по Испании и Италии.
На выставке были прекрасные изображения Венеции. Это фрагмент картины 1894 года:
Темпера с изображением ночной Венеции создана в начале XX века:
О своем путешествии сам художник пишет: «Дивной сказкой казалась мне Италия. <…>
аинственная Венеция. Ночь. Сажусь в черную гондолу у качающейся воды канала.
В удивлении смотрю на высокого гондольера, как, стоя, нагибается он над веслом.
На повороте темного канала он говорит:
- Оэээ... берегись....
Соседняя гондола тихо проходит мимо нас.
Комната гостиницы, из которой мне видна большая стена, огромного Дворца дожей.
Я пошел по площади святого Марка, мир, - думаю я, - великие, прекрасные тени...»
http://kkorovin.ru/puti25.php
Совсем не французом выглядит Коровин в портрете Серова. И хотя портрета на выставке не было, но перед глазами он все-таки стоял, поскольку работы художника в соседнем зале акцентировали именно его «русскость». Князь Сергей Щербатов, писал когда-то о Коровине так: "Невозможно себе представить более русского человека, чем Коровин, со всеми русскими прелестями, очарованиями и недостатками. С его блестящей талантливостью, острым умом, наблюдательностью, с его поистине феноменальной силой темперамента, веселостью, доходящей до экзальтированности, восторженностью перед красивым явлением в любой области искусства, как и в природе, с его живостью и жизненностью, яркостью восприятия всех явлений жизни, - Коровин был одним из наиболее "красочных", ярких людей, которых мне приходилось встречать. Если делить людей на "колоритных" и "бесцветных", то "живописность" и "колоритность" Коровина были поразительны.
В этом была и до глубокой старости сохранившаяся большая прелесть его -
несравненного, талантливого рассказчика, балагура и веселого сотрапезника".
http://vserov.ru/kartina/4.php
Это - фрагмент зимнего пейзажа 1914 года:
А это - ранняя весна того же года. «Беспечный, художественно-хаотический человек, раз навсегда заживший в обнимку с природой, страстный охотник и рыбак, этот милый Коровин, несмотря на самые отчаянные увлечения глухарями, тетеревами, карасями и шелесперами, ни разу не упустил из поля своего наблюдения ни одного людского штриха», - пишет Шаляпин. Добавим к этому, что Коровин бы необычайно чувствителен и к «штрихам» родной природы.
Фрагмент летнего «Пейзажа с рекой» (1919 г.) вызывает в памяти строки из воспоминаний художника: «Мне нравилась моя мастерская во Владимирской губернии, там была моя родная природа. Все нравилось там - крапива у ветхого сарая, березы и туман над моховым болотом. Бодрое утро, рожок пастуха и заря вечерняя... А на реке - желтые кувшинки, камыши и кристальная вода. Напротив, за рекой, Фёклин бор и конца нет лесам: они шли на сто четыре версты без селений. Там были и родные мои мужики».
http://kkorovin.ru/puti11.php
