Андрей Можаев. Глаголы прошедшего времени. Глава III. ГОСТИ
Оригинал взят у elena_sem в Андрей Можаев. Глаголы прошедшего времени. Глава III. ГОСТИ
...Итак, шло десятилетие передышки. Многие дерзали иметь своё суждение обо всём, хотели просто любить и радоваться жизни. Собирались по друзьям, слушали «проклятый» джаз, танцевали, спорили о книгах Камю, Бёлля, о фильмах «новой волны» и буквально жили в гостях поочерёдно. Именно жажда радости общения соединила молодые поколения.
Вдобавок, постоянно происходили какие-нибудь будоражащие события: то космонавт успешно слетает и вернётся, то в Антарктику экспедицию высадят, пробившись сквозь льды, то атомный ледокол спустят. И постоянно производилось что-то новое: марки автомобилей, приёмников, телевизоров. Новые вкусные продукты: банки с кукурузой, сладкие и солёные хлопья из неё же в зелёненьких пачках и ещё многое. Дешёвая всяческая икра, крабы и креветки, разнообразнейшая рыба… Словом, поводов для веселья, праздничного настроя хватало при желании веселиться.
И была действительная надежда на лучшее. Люди этим жили. Целыми семьями гостили в выходные у друзей. А в новых районах вроде Черёмушек дворы и улицы заполнялись гуляющими. Пели, играли на аккордеонах, гармошках. Шутки, смех… В беседках и подъездах бренчали на гитарах. У самых юных любимейшими были две самодельные песни на общую тему: "Золотая пропажа" и "Колокола". Последнюю запомнил я на всю жизнь:
Вот ты опять сегодня не пришла,
А я так ждал, надеялся и верил,
Что зазвонят опять колокола,
И ты войдёшь в распахнутые двери.
Перчатки снимешь прямо у дверей,
Войдя, положишь их на подоконник.
Я так озябла, скажешь, обогрей,
И мне протянешь нежные ладони.
Я их возьму и каждый пальчик твой
Перецелую, сердцем согревая...
Ах, если б ты ступила на порог,
Но в парк ушли последние трамваи.
И ещё, это было время кино и знаменитейших московских фестивалей. Расцвёл наш особый неореализм. В кинотеатрах - очереди. Часто ходили на сеансы также из гостей, вместе с хозяевами, и догуливали потом в парках, обсуждая увиденное. И на это же время пришлись все три высшие мировые награды в Канне за всю историю нашего кинематографа - фильмам «Летят журавли», «Баллада о солдате» и «Дама с собачкой», прежде оплёванным чиновниками партии и мастеровыми их прессы.
А первые гастроли мировых знаменитостей сцены! А международные фотовыставки! А вечера в Политехническом! А многое, многое другое из этого же ряда!..
Газеты и журналы выписывали десятками наименований. Почтовые ящики все обклеены их заголовками. Так и почтальону удобней и перед соседями - лёгкий кураж. Тиражи прессы с прилавков расходились буквально в несколько минут. Ну, а не бывать в музеях, галереях, театрах считалось просто неприличным.
Вот так хотелось жить, хватать эту жизнь, упиваться ею и ощущать полноту её и роскошь после всех страхов эпохи! И восторгаться всеми её гранями, надеясь, что дальше станет куда сказочней!
_______________
Наши личные гости были разнообразны и шумны. Среди них, как я узнал потом, оказалось много знаменитых, а впоследствии - очень знаменитых людей. Но если бы я знал об этом уже тогда, всё равно своего отношения и поведения не изменил. Они частенько засиживались, и я выходил к ним в пижаме из своей комнаты и требовал не смеяться громко, не кричать и вообще расходиться. Они мешали засыпать. Те в ответ примолкали, но вскоре возгонялись до прежнего градуса. Тогда я кричал на них из постели. Приходила мама, садилась рядом, гладила по голове и шёпотом просила чуть потерпеть: «Уже все собраны и просто прощаются. А в прощании торопить нельзя, это выглядит неприличным». И я смирялся. Мама сидела рядом, мне становилось тепло, надёжно. Ведь это моя мама, и мне очень не нравилось делить её с пришельцами. Я становился тогда как бы лишним, как бы гостем при них всех. Ну, куда это годится?
А собирались у нас люди разных занятий. Литераторы держались важно, вели речи непонятно-сложные. Когда хмелели, то принимались ругать каких-то неизвестных противников и делались злыми.
Кинематографисты нравились мне больше. Они хоть и пили много, но притом не злились, а, наоборот, веселели. Но и шумели хуже всех. Зато увлекательных рассказов-случаев от них можно было наслушаться вволю. Тут - и актёрские анекдоты Юрия Белова или Владимира Гусева или же приключения режиссёров, операторов где-то на краях земли. Удивительно - большую часть своего пути жизни я пройду по их следам. И до сих пор встречаю эти совсем ещё свежие следы. И тогда во мне оживает то, казалось бы, давно прошедшее время, когда я, малоразумное дитя, слушал их, раскрыв рот, а все они были молоды, задористы, полны идей и желаний сделать что-нибудь совершенно замечательное и удивить мир.
Опубликовано в №01/12 журнала "Голос Эпохи"
...Итак, шло десятилетие передышки. Многие дерзали иметь своё суждение обо всём, хотели просто любить и радоваться жизни. Собирались по друзьям, слушали «проклятый» джаз, танцевали, спорили о книгах Камю, Бёлля, о фильмах «новой волны» и буквально жили в гостях поочерёдно. Именно жажда радости общения соединила молодые поколения.
Вдобавок, постоянно происходили какие-нибудь будоражащие события: то космонавт успешно слетает и вернётся, то в Антарктику экспедицию высадят, пробившись сквозь льды, то атомный ледокол спустят. И постоянно производилось что-то новое: марки автомобилей, приёмников, телевизоров. Новые вкусные продукты: банки с кукурузой, сладкие и солёные хлопья из неё же в зелёненьких пачках и ещё многое. Дешёвая всяческая икра, крабы и креветки, разнообразнейшая рыба… Словом, поводов для веселья, праздничного настроя хватало при желании веселиться.
И была действительная надежда на лучшее. Люди этим жили. Целыми семьями гостили в выходные у друзей. А в новых районах вроде Черёмушек дворы и улицы заполнялись гуляющими. Пели, играли на аккордеонах, гармошках. Шутки, смех… В беседках и подъездах бренчали на гитарах. У самых юных любимейшими были две самодельные песни на общую тему: "Золотая пропажа" и "Колокола". Последнюю запомнил я на всю жизнь:
Вот ты опять сегодня не пришла,
А я так ждал, надеялся и верил,
Что зазвонят опять колокола,
И ты войдёшь в распахнутые двери.
Перчатки снимешь прямо у дверей,
Войдя, положишь их на подоконник.
Я так озябла, скажешь, обогрей,
И мне протянешь нежные ладони.
Я их возьму и каждый пальчик твой
Перецелую, сердцем согревая...
Ах, если б ты ступила на порог,
Но в парк ушли последние трамваи.
И ещё, это было время кино и знаменитейших московских фестивалей. Расцвёл наш особый неореализм. В кинотеатрах - очереди. Часто ходили на сеансы также из гостей, вместе с хозяевами, и догуливали потом в парках, обсуждая увиденное. И на это же время пришлись все три высшие мировые награды в Канне за всю историю нашего кинематографа - фильмам «Летят журавли», «Баллада о солдате» и «Дама с собачкой», прежде оплёванным чиновниками партии и мастеровыми их прессы.
А первые гастроли мировых знаменитостей сцены! А международные фотовыставки! А вечера в Политехническом! А многое, многое другое из этого же ряда!..
Газеты и журналы выписывали десятками наименований. Почтовые ящики все обклеены их заголовками. Так и почтальону удобней и перед соседями - лёгкий кураж. Тиражи прессы с прилавков расходились буквально в несколько минут. Ну, а не бывать в музеях, галереях, театрах считалось просто неприличным.
Вот так хотелось жить, хватать эту жизнь, упиваться ею и ощущать полноту её и роскошь после всех страхов эпохи! И восторгаться всеми её гранями, надеясь, что дальше станет куда сказочней!
_______________
Наши личные гости были разнообразны и шумны. Среди них, как я узнал потом, оказалось много знаменитых, а впоследствии - очень знаменитых людей. Но если бы я знал об этом уже тогда, всё равно своего отношения и поведения не изменил. Они частенько засиживались, и я выходил к ним в пижаме из своей комнаты и требовал не смеяться громко, не кричать и вообще расходиться. Они мешали засыпать. Те в ответ примолкали, но вскоре возгонялись до прежнего градуса. Тогда я кричал на них из постели. Приходила мама, садилась рядом, гладила по голове и шёпотом просила чуть потерпеть: «Уже все собраны и просто прощаются. А в прощании торопить нельзя, это выглядит неприличным». И я смирялся. Мама сидела рядом, мне становилось тепло, надёжно. Ведь это моя мама, и мне очень не нравилось делить её с пришельцами. Я становился тогда как бы лишним, как бы гостем при них всех. Ну, куда это годится?
А собирались у нас люди разных занятий. Литераторы держались важно, вели речи непонятно-сложные. Когда хмелели, то принимались ругать каких-то неизвестных противников и делались злыми.
Кинематографисты нравились мне больше. Они хоть и пили много, но притом не злились, а, наоборот, веселели. Но и шумели хуже всех. Зато увлекательных рассказов-случаев от них можно было наслушаться вволю. Тут - и актёрские анекдоты Юрия Белова или Владимира Гусева или же приключения режиссёров, операторов где-то на краях земли. Удивительно - большую часть своего пути жизни я пройду по их следам. И до сих пор встречаю эти совсем ещё свежие следы. И тогда во мне оживает то, казалось бы, давно прошедшее время, когда я, малоразумное дитя, слушал их, раскрыв рот, а все они были молоды, задористы, полны идей и желаний сделать что-нибудь совершенно замечательное и удивить мир.
Опубликовано в №01/12 журнала "Голос Эпохи"