Когда женщины хотели секса больше, чем мужчины, и как это перевернулось с ног на голову
Оригинал взят у hopeitwillendup в Когда женщины хотели секса больше, чем мужчины, и как это перевернулось с ног на голову
Когда женщины хотели секса больше, чем мужчины, и как это перевернулось с ног на голову
Перевод статьи Алисы Голдстайн о культурной обусловленности восприятия сексуальности.
В 1660-х годах от Первой церкви Бостона был отречён некий Джеймс Мэтток. За что? Он не делал ничего такого, что по нашим представлениям не понравилось бып пуританам: не произносил непристойностей, не улыбался в день субботний. Джеймс в течение двух лет отказывался заниматься сексом со своей женой. Хотя его община и так однозначно не одобряла подобные добровольные лишения, вполне вероятно, что при отречении принимались во внимание страдания его жены. Пуритане считали, что сексуальное желание - это нормальная и естественная часть жизнь мужчин и женщин (до тех пор, пока оно направлено на лиц противоположного пола и удовлетворяется в браке), однако у женщин по их мнению нужда в сексе была сильнее, чем у мужчин. Мужчина мог отказаться от секса относительно запросто, но считалось, что для женщины пережить его недостаток гораздо сложнее.
Сегодня представление о том, что мужчины больше женщин заинтересованы в сексе, настолько распространено, что этот «факт», вроде как, и не требует подтверждений. Причины могут быть любыми, хоть уровни гормонов, хоть «человеческая природа», но неизменно считается, что мужчинам нужно заниматься сексом, мастурбировать и смотреть порно, а женщинам - нет (а если женщине всё-таки нужно, то с ней наверное что-то не так). Женщин якобы нужно уговаривать, убеждать и даже принуждать «сдаться», потому что сам по себе половой акт для них не очень привлекателен. Секс для женщин - это мерзкая, но необходимая процедура, которую приходится проходить, чтобы получить одобрение, финансовую поддержку и стабильные отношения. А так как женщины не являются рабами своих желаний, подобно мужчинам, то они несут ответственность за то, чтобы ими не «воспользовались».
Сейчас трудно даже представить, что когда-то люди думали иначе. Однако на протяжении бо́льшей части истории европейской цивилизации, от Древней Греции до начала 19 века, повёрнутыми на сексе считали женщин. В одном древнегреческом мифе Зевс и Гера поспорили, кто - мужчины или женщины - больше наслаждается сексом. Разрешить спор попросили пророка Тиресия, которого Гера однажды превращала в женщину. Он сказал: «Если удовольствие от соития разделить на десять частей, то лишь одна принадлежит мужчине, а девять - женщине». Позже женщин считали соблазнительницами, наследницами Евы. Их желание воспринималось как свидетельство более низких моральных принципов, интеллекта и логических способностей, этим же оправдывали жёсткий контроль со стороны мужей и отцов. Мужчины же, не столь поглощённые страстью и имевшие больший самоконтроль, естественным образом подходили на роль гендера у власти.
Медик и психолог конца 19 века Хэвлок Эллис одним из первых задокументировал начавшиеся изменения в представлениях людей. В работе «Исследования по психологии пола» 1903 года он приводит подробный перечень древних и современных ему исторических источников, от Европы до Ближнего Востока и Китая, во всех них говорится о том, что женское половое удовольствие больше. В 1660-х, к примеру, Франциск Плаццонус (Franciscus Plazzonus) пришёл к выводу, что, если бы не гораздо большее удовлетворение от секса у женщин, то вряд ли они рожали детей. Философ Монтень считал женщин несравненно более склонными к любви и более пылкими, а также что женщины могут многому научить мужчин в данном отношении. Во времена Эллиса идея об отсутствии страсти у женщин не успела завладеть умами. Современник Эллиса, австрийский гинеколог Енох Кирш утверждал, что «сексуальный импульс в женщинах настолько силён, что временами эта примитивная сила управляет всей их природой».
Тем не менее времена изменились. В 1891 году гинеколог Херман Фелинг пытался развенчать распространившееся представление: «Мысль о том, что у молодой женщины сексуальный импульс к противоположному полу столь же силён, как у молодого мужчины, совершенно ложна… Проявление сексуальной стороны в любви девушек патологическое». В 1896 году Бернхард Виндшейд утверждал: «У нормальной женщины, особенно из высших слоёв общества, сексуальный инстинкт приобретённый, а не врождённый; в случае, если он врождён или пробудился самостоятельно, имеет место аномалия. Так как женщины не знают этого инстинкта до свадьбы, они не испытывают в нём недостатка, если им не представляется случая его узнать».
А что случилось-то?
Разумеется, представления о гендерах и сексуальности отличаются в разных странах и эпохах, и в любой момент об этом идут споры и наличествуют разные мнения. Трудно определить, как стереотип вывернулся наизнанку, да это и не одномоментно произошло. Специалистка по истории Нэнси Котт указывает на подъём евангелического протестантизма как на катализатор, по крайней мере в Новой Англии. Протестантское священство, чья паства состояла в основном из белых женщин среднего класса, скорее всего намеренно изображало верующих средоточием морали, чья натура особенно хорошо приспособлена для того, чтобы ответить зову религии (а не запятнавшимися соблазнительницами, судьба которых была определена в Эдеме). Женщины поддерживали такой образ, он позволял в некоторой степени достичь равенства с мужчинами, или даже превосходства над ними. Евангелие делало их «бескрылыми ангелами» (цитата из книги 1809 года «Подруга или долг христианских девственниц». Акцент на сексуальной чистоте в заглавии книги говорит сам за себя). Так как женщины становятся новым символом протестантского религиозного рвения, им приходится пожертвовать осознанием наличия собственных сексуальных желаний. Хотя даже пуритане считали влечение совершенно естественным для обоих полов, теперь женщины говорили, что испытывают влечение с целью сблизиться с мужем или удовлетворить «материнский инстинкт». По словам Котт, «лишение страсти было обратной стороной медали - допущения женщин до равенства в моральном аспекте».
Позиционируя себя непорочными и целомудренными по природе, протестантки могли создать себе репутацию нравственно и интеллектуально равных мужчинам. Они смогли выцарапать место в политической жизни и принимать участие в социальных реформах, призывая запретить алкоголь и заниматься благотворительностью в пользу бедных. В эпоху, когда мужчина мог легально насиловать свою жену (в США она кончилась в 1993 году), «фригидность» женщин предоставляла пусть и ограниченные, но основания для отказа от нежеланного секса в браке. Однако пользоваться данными преимуществами могли только некоторые женщины. Как пишут Джон д’Эмилио и Эстель Фридман, «идея о изначальной женской целомудренности или отсутствии влечения относилась только к местным женщинам среднего класса; иммигрантки и чёрные всё ещё считались страстными и сексуально доступными» (вспомним о словах Виндшейда насчёт женщин высшего света). Представительницы среднего класса подчёркивали общее между собой и мужчинами своей расы и социального класса, благодаря чему получали часть их привилегий за счёт идеологии, утверждавшей наличие фундаментальных отличий в половом поведении между собой и прочими женщинами.
Но хотя женщины смогли возвысить себя до ангелов, лишившись страсти, тем больнее было падать в случае, если они поддавались им. Д’Эмилио и Фридман поясняют: «В прошлом согрешившая и раскаявшаяся женщина могла повторно войти в общество (как и мужчина). Теперь, так как женщины якобы имели более высокий моральный уровень, падение могло угрожать жизни грешницы». «Падших женщин» ограждали от собственных семей и общества, им зачастую приходилось работать проститутками, чтобы выжить.
Женское «более сильное» влечение служило аргументом в пользу их подчинённого положения, однако когда стереотип перевернулся, мужская половая невоздерженность никем не воспринимается как следствие полнейшей иррациональности, из-за которой мужчин следует отстранить от предпринимательства и политики. Когда большой сексуальный аппетит стал характеристикой мужчин, он превратился из недостатка в достоинство. Женщины, как якобы не имеющие влечения, не имеют амбиций и стремления к успеху. Как и секс, работа воспринималась как нечто грязное и отвратительное, едва ли подходящее чувствительной женской натуре. А так как женские инстинкты относили к материнству, а не сексу, женщин считали подходящими для целомудренного ведения домашнего хозяйства и заботы о детях.
Чёрные и бедные женщины, напротив, надёжно ограждались от роли хрупкого цветка. Они подходили как для работы, так и для удовлетворения полового желания белых мужчин.
Но наверное самое долгоживущее последствие подъёма образа бесстрастной женщины - возникновение менее явного типа сексизма, который мы видим в рекламе фаст-фуда и пива: мужчин изображают пятилетними глупышами во взрослом теле. Женщины умнее, ответственнее, более заботливы, в отличие от мужчин с их простыми грубыми инстинктами. Так как мужчины совершенно не подходят для помощи в выращивании собственных детей (да они и сами лишь немногим больше, чем дети), этим должны заниматься женщины. Так как мужчины не способны к выполнению работы по дому, это должны делать упорные и уравновешенные женщины. Так как мужчины не могут сдерживаться, женщины должны носить длинные юбки, воздерживаться от алкоголя и флирта. Если женщина не выглядит лишённой влечения, то теперь она несёт ответственность за то, что её изнасиловали. «Чистота женщин - вечный барьер на пути волн естественных приливов чувственности мужчин», - утверждал один реформатор 19 века, и такое отношение сохраняется до сих пор.
Сексизм удивительно хорошо адаптируется, даже когда гендерные роли меняются, а забывание истории этому очень способствует. Ассоциация мужчин с похотью - столь же недавний артефакт, как и то, что «девочки носят розовое» (менее 100 лет назад девочки носили синее). Тем не менее, даже после кардинальных перемен некоторые вещи остаются подозрительно неизменными. Когда женщины были «похотливы», их место было дома, в роли матерей. Когда женщины стали «фригидны», их место всё ещё осталось дома, в роли матерей. Забавно, правда? Гендерные роли получают силу от представления о том, что они естественны и вечны. Если же посмотреть назад, то можно увидеть, что́ они собой представляют: они созданы людьми и благодаря им же могут поменяться.
Когда женщины хотели секса больше, чем мужчины, и как это перевернулось с ног на голову
Перевод статьи Алисы Голдстайн о культурной обусловленности восприятия сексуальности.
В 1660-х годах от Первой церкви Бостона был отречён некий Джеймс Мэтток. За что? Он не делал ничего такого, что по нашим представлениям не понравилось бып пуританам: не произносил непристойностей, не улыбался в день субботний. Джеймс в течение двух лет отказывался заниматься сексом со своей женой. Хотя его община и так однозначно не одобряла подобные добровольные лишения, вполне вероятно, что при отречении принимались во внимание страдания его жены. Пуритане считали, что сексуальное желание - это нормальная и естественная часть жизнь мужчин и женщин (до тех пор, пока оно направлено на лиц противоположного пола и удовлетворяется в браке), однако у женщин по их мнению нужда в сексе была сильнее, чем у мужчин. Мужчина мог отказаться от секса относительно запросто, но считалось, что для женщины пережить его недостаток гораздо сложнее.
Сегодня представление о том, что мужчины больше женщин заинтересованы в сексе, настолько распространено, что этот «факт», вроде как, и не требует подтверждений. Причины могут быть любыми, хоть уровни гормонов, хоть «человеческая природа», но неизменно считается, что мужчинам нужно заниматься сексом, мастурбировать и смотреть порно, а женщинам - нет (а если женщине всё-таки нужно, то с ней наверное что-то не так). Женщин якобы нужно уговаривать, убеждать и даже принуждать «сдаться», потому что сам по себе половой акт для них не очень привлекателен. Секс для женщин - это мерзкая, но необходимая процедура, которую приходится проходить, чтобы получить одобрение, финансовую поддержку и стабильные отношения. А так как женщины не являются рабами своих желаний, подобно мужчинам, то они несут ответственность за то, чтобы ими не «воспользовались».
Сейчас трудно даже представить, что когда-то люди думали иначе. Однако на протяжении бо́льшей части истории европейской цивилизации, от Древней Греции до начала 19 века, повёрнутыми на сексе считали женщин. В одном древнегреческом мифе Зевс и Гера поспорили, кто - мужчины или женщины - больше наслаждается сексом. Разрешить спор попросили пророка Тиресия, которого Гера однажды превращала в женщину. Он сказал: «Если удовольствие от соития разделить на десять частей, то лишь одна принадлежит мужчине, а девять - женщине». Позже женщин считали соблазнительницами, наследницами Евы. Их желание воспринималось как свидетельство более низких моральных принципов, интеллекта и логических способностей, этим же оправдывали жёсткий контроль со стороны мужей и отцов. Мужчины же, не столь поглощённые страстью и имевшие больший самоконтроль, естественным образом подходили на роль гендера у власти.
Медик и психолог конца 19 века Хэвлок Эллис одним из первых задокументировал начавшиеся изменения в представлениях людей. В работе «Исследования по психологии пола» 1903 года он приводит подробный перечень древних и современных ему исторических источников, от Европы до Ближнего Востока и Китая, во всех них говорится о том, что женское половое удовольствие больше. В 1660-х, к примеру, Франциск Плаццонус (Franciscus Plazzonus) пришёл к выводу, что, если бы не гораздо большее удовлетворение от секса у женщин, то вряд ли они рожали детей. Философ Монтень считал женщин несравненно более склонными к любви и более пылкими, а также что женщины могут многому научить мужчин в данном отношении. Во времена Эллиса идея об отсутствии страсти у женщин не успела завладеть умами. Современник Эллиса, австрийский гинеколог Енох Кирш утверждал, что «сексуальный импульс в женщинах настолько силён, что временами эта примитивная сила управляет всей их природой».
Тем не менее времена изменились. В 1891 году гинеколог Херман Фелинг пытался развенчать распространившееся представление: «Мысль о том, что у молодой женщины сексуальный импульс к противоположному полу столь же силён, как у молодого мужчины, совершенно ложна… Проявление сексуальной стороны в любви девушек патологическое». В 1896 году Бернхард Виндшейд утверждал: «У нормальной женщины, особенно из высших слоёв общества, сексуальный инстинкт приобретённый, а не врождённый; в случае, если он врождён или пробудился самостоятельно, имеет место аномалия. Так как женщины не знают этого инстинкта до свадьбы, они не испытывают в нём недостатка, если им не представляется случая его узнать».
А что случилось-то?
Разумеется, представления о гендерах и сексуальности отличаются в разных странах и эпохах, и в любой момент об этом идут споры и наличествуют разные мнения. Трудно определить, как стереотип вывернулся наизнанку, да это и не одномоментно произошло. Специалистка по истории Нэнси Котт указывает на подъём евангелического протестантизма как на катализатор, по крайней мере в Новой Англии. Протестантское священство, чья паства состояла в основном из белых женщин среднего класса, скорее всего намеренно изображало верующих средоточием морали, чья натура особенно хорошо приспособлена для того, чтобы ответить зову религии (а не запятнавшимися соблазнительницами, судьба которых была определена в Эдеме). Женщины поддерживали такой образ, он позволял в некоторой степени достичь равенства с мужчинами, или даже превосходства над ними. Евангелие делало их «бескрылыми ангелами» (цитата из книги 1809 года «Подруга или долг христианских девственниц». Акцент на сексуальной чистоте в заглавии книги говорит сам за себя). Так как женщины становятся новым символом протестантского религиозного рвения, им приходится пожертвовать осознанием наличия собственных сексуальных желаний. Хотя даже пуритане считали влечение совершенно естественным для обоих полов, теперь женщины говорили, что испытывают влечение с целью сблизиться с мужем или удовлетворить «материнский инстинкт». По словам Котт, «лишение страсти было обратной стороной медали - допущения женщин до равенства в моральном аспекте».
Позиционируя себя непорочными и целомудренными по природе, протестантки могли создать себе репутацию нравственно и интеллектуально равных мужчинам. Они смогли выцарапать место в политической жизни и принимать участие в социальных реформах, призывая запретить алкоголь и заниматься благотворительностью в пользу бедных. В эпоху, когда мужчина мог легально насиловать свою жену (в США она кончилась в 1993 году), «фригидность» женщин предоставляла пусть и ограниченные, но основания для отказа от нежеланного секса в браке. Однако пользоваться данными преимуществами могли только некоторые женщины. Как пишут Джон д’Эмилио и Эстель Фридман, «идея о изначальной женской целомудренности или отсутствии влечения относилась только к местным женщинам среднего класса; иммигрантки и чёрные всё ещё считались страстными и сексуально доступными» (вспомним о словах Виндшейда насчёт женщин высшего света). Представительницы среднего класса подчёркивали общее между собой и мужчинами своей расы и социального класса, благодаря чему получали часть их привилегий за счёт идеологии, утверждавшей наличие фундаментальных отличий в половом поведении между собой и прочими женщинами.
Но хотя женщины смогли возвысить себя до ангелов, лишившись страсти, тем больнее было падать в случае, если они поддавались им. Д’Эмилио и Фридман поясняют: «В прошлом согрешившая и раскаявшаяся женщина могла повторно войти в общество (как и мужчина). Теперь, так как женщины якобы имели более высокий моральный уровень, падение могло угрожать жизни грешницы». «Падших женщин» ограждали от собственных семей и общества, им зачастую приходилось работать проститутками, чтобы выжить.
Женское «более сильное» влечение служило аргументом в пользу их подчинённого положения, однако когда стереотип перевернулся, мужская половая невоздерженность никем не воспринимается как следствие полнейшей иррациональности, из-за которой мужчин следует отстранить от предпринимательства и политики. Когда большой сексуальный аппетит стал характеристикой мужчин, он превратился из недостатка в достоинство. Женщины, как якобы не имеющие влечения, не имеют амбиций и стремления к успеху. Как и секс, работа воспринималась как нечто грязное и отвратительное, едва ли подходящее чувствительной женской натуре. А так как женские инстинкты относили к материнству, а не сексу, женщин считали подходящими для целомудренного ведения домашнего хозяйства и заботы о детях.
Чёрные и бедные женщины, напротив, надёжно ограждались от роли хрупкого цветка. Они подходили как для работы, так и для удовлетворения полового желания белых мужчин.
Но наверное самое долгоживущее последствие подъёма образа бесстрастной женщины - возникновение менее явного типа сексизма, который мы видим в рекламе фаст-фуда и пива: мужчин изображают пятилетними глупышами во взрослом теле. Женщины умнее, ответственнее, более заботливы, в отличие от мужчин с их простыми грубыми инстинктами. Так как мужчины совершенно не подходят для помощи в выращивании собственных детей (да они и сами лишь немногим больше, чем дети), этим должны заниматься женщины. Так как мужчины не способны к выполнению работы по дому, это должны делать упорные и уравновешенные женщины. Так как мужчины не могут сдерживаться, женщины должны носить длинные юбки, воздерживаться от алкоголя и флирта. Если женщина не выглядит лишённой влечения, то теперь она несёт ответственность за то, что её изнасиловали. «Чистота женщин - вечный барьер на пути волн естественных приливов чувственности мужчин», - утверждал один реформатор 19 века, и такое отношение сохраняется до сих пор.
Сексизм удивительно хорошо адаптируется, даже когда гендерные роли меняются, а забывание истории этому очень способствует. Ассоциация мужчин с похотью - столь же недавний артефакт, как и то, что «девочки носят розовое» (менее 100 лет назад девочки носили синее). Тем не менее, даже после кардинальных перемен некоторые вещи остаются подозрительно неизменными. Когда женщины были «похотливы», их место было дома, в роли матерей. Когда женщины стали «фригидны», их место всё ещё осталось дома, в роли матерей. Забавно, правда? Гендерные роли получают силу от представления о том, что они естественны и вечны. Если же посмотреть назад, то можно увидеть, что́ они собой представляют: они созданы людьми и благодаря им же могут поменяться.