Сырник
Дожил я до своих ста пятидесяти, а из памяти не выходит один очень символический подгоревший сырник, который я так и не съел в семилетнем возрасте на даче старого большевика.
Дело было в поселке Кратово. У нас там была небольшая летняя дачка (дали деду-большевику за два месяца до смерти). В самом поселке в шикарных зимних коттеджах проживали старые большевики с многочисленными родственниками.
А мы с мамой очень любили ходить по гостям.
Однажды зашли к старому большевику Ивану Михалычу. тому самому пацану революции, которого Ленин отметил в одном из своих поздних сочинений, посвященных молодежи.
А старый большевик Иван Михалыч проживал на дачке со своей бабушкой Инессой Моисеевной. Было бабушке лет этак сто пятнадцать. К ее ночнушке был пришпилен значок "старейший житель СССР".
Инесса Моиссевна умерла еще в те самые далекие времена, когда была дееспособна властвовать над своим внуком. А физически жила по инерциии, по большевистской привычке, так сказать.
Перед Инессой Моисеевной стояла тарелка, а в ней лежал надкусанный подгоревший сырник.
А я страсть как любил сырники. Тем более перманентно хотел жрать в любое время дня и ночи. И вот сморщенная сгорбленная Инесса Моисеевна, похожая на ведьму из Шекспировского "Макбета", берет сырничек и протягивает его мне.
- Деточка. скушай сырничек.
И только я тяну руку, чтобы взять вожделенный сырник, как мама мне бац по руке.
- Нельзя! Ты что!
Я застенчиво опускаю глазки вниз и прячу руку, на которой блестит красное пятно от маминого шлепка.
Через какое-то время опять.
- На, деточка, сырничек.
Я тяну руку и опять мама, бац!
- Кому сказала!!!
Действо повторяется раз десять. А мама все разговаривает со старым большевиком о Ленине и революции.
Уходил я с подавленным чувством. А недоеденный сырник к так и остался лежать в тарелке большевистской бабушки.
Дело было в поселке Кратово. У нас там была небольшая летняя дачка (дали деду-большевику за два месяца до смерти). В самом поселке в шикарных зимних коттеджах проживали старые большевики с многочисленными родственниками.
А мы с мамой очень любили ходить по гостям.
Однажды зашли к старому большевику Ивану Михалычу. тому самому пацану революции, которого Ленин отметил в одном из своих поздних сочинений, посвященных молодежи.
А старый большевик Иван Михалыч проживал на дачке со своей бабушкой Инессой Моисеевной. Было бабушке лет этак сто пятнадцать. К ее ночнушке был пришпилен значок "старейший житель СССР".
Инесса Моиссевна умерла еще в те самые далекие времена, когда была дееспособна властвовать над своим внуком. А физически жила по инерциии, по большевистской привычке, так сказать.
Перед Инессой Моисеевной стояла тарелка, а в ней лежал надкусанный подгоревший сырник.
А я страсть как любил сырники. Тем более перманентно хотел жрать в любое время дня и ночи. И вот сморщенная сгорбленная Инесса Моисеевна, похожая на ведьму из Шекспировского "Макбета", берет сырничек и протягивает его мне.
- Деточка. скушай сырничек.
И только я тяну руку, чтобы взять вожделенный сырник, как мама мне бац по руке.
- Нельзя! Ты что!
Я застенчиво опускаю глазки вниз и прячу руку, на которой блестит красное пятно от маминого шлепка.
Через какое-то время опять.
- На, деточка, сырничек.
Я тяну руку и опять мама, бац!
- Кому сказала!!!
Действо повторяется раз десять. А мама все разговаривает со старым большевиком о Ленине и революции.
Уходил я с подавленным чувством. А недоеденный сырник к так и остался лежать в тарелке большевистской бабушки.