Exuma

[naritsin]

Click to view

Экзюма пришла ко мне, как и многое другое, от Ситникова. В его мастерской в Доме Художника, я провёл в общей сложности, даже не дни а месяцы девяностых. Среди пыльных картин его отца и сохнущих картин самого Данилы, или сидя компанией в несколько человек на подоконнике. Он был таким широким, что иногда ставили небольшой стол. Но это был именно подоконник и под его, чуть наклонной жестяной обивкой, среди густой листвы тополей, виднелась пропасть в четыре этажа сталинской ещё постройки.

Это было красивое время с красивыми людьми. И все они были мне друзья. Мобильных телефонов ещё не было ни у кого, но можно было просто дойти пешком с Педагогической на Луначарского, и если дверь в подъезд закрыта, выдавить любым ключом нехитрый секрет ригельного звонка, подняться на четвёртый этаж и нажать кнопку с номером 13. Там обязательно кто-то был из своих, очень редко дверь не открывал пьяный и весёлый Данила.

Включите следующую музыку, не выключая ещё той. Думаю они срастутся.

Макс - психиатр-композитор называл нас "богемка". Такими мы и были: Ситников, Мякиш, Мольман, Макс Ким, Золотухин, Макаров, Немчинов, Бакин, Вова Синий, Фэйм, вспоминая эти имена, я вспоминаю районы города, где жил или обитал каждый. Эти люди были мне не только друзьями, но братьями. С того времени, как я уехал из Екб, братские чувства у меня не прошли.

Включите ещё это, не выключая то. Я сейчас понимаю, что Орбитал с катушек - это очень смешно.

Этот трек лучше сделать чуть тише. Ровно настолько.

Музыка, фильмы, книги: всё, что тогда было интернетом, вращалось между нами, погружая в совершенно особенный от Екатеринбурга девяностых, мир или мирок. Эти красивые годы жизни - сплошной поток приключений и откровений... Нет - откровеньиц.

У меня даже фоток от этого времени не осталось, цифровиков тогда ещё не было, а меня Ситников не фотографировал, по каким-то соображениям, хоть и снимал на свой широкоплёночный "Киев" всех подряд.

Сколько нас было всего? Человек тридцать или пятьдесят? А считать ли тех друзей моих друзей, которых я видел два три раза, но их имена настолько часто возникали в беседах, что я знал о них почти всё, что может знать только друг? Тогда, сто человек, примерно.