Информационный повод (насилие в школе)
Мы учились в 8-ом (по тому ещё исчислению, когда классов было лишь 10) 51-ой школы, когда нам прислали практикантку историчку. А урок её почему-то перенесли в кабинет биологии. Креатив не заставил ждать ростков на такой благодатной почве. На большой перемене мы вошли в класс и, кажется (да я на все сто уверен) это была моя идея! Кабинет биологии был переполнен полузасохшими цветами, торчащими из окаменелой почвы. Возможно биологичка давно болела или вообще была в отпуске.
Все растения располагались в укреплённых на стенах горизонтальных кольцах из круглой стальной проволоки (знаете, их ещё нелепо красят "под берёзки"). Так вот, втроём или вчетвером, за пару минут мы аккуратно вставили все шершавые глиняные горшки в стальные обода РАСТЕНИЯМИ ВНИЗ. Но чего-то не хватало, и кажется Полозов, а может Черных, заглянувший из чистого любопытства в объёмную учительскую сумку, обнаружил в ней пятилитровую продолговатую пластиковую канистру. Мы не задавались вопросом - зачем начинающей училке историчке пустая канистра, мы просто дошли до туалета и наполнили её водой. Прозвенел звонок и в класс немного робея, как и полагается,вошла практикантка. А класс вёл себя довольно мирно и она заметно ожила и осмелела к середине урока.
Мне кажется нашу шутку с перевёрнутыми горшками вообще мало кто из одноклассников оценил. Я и сам уже в ней разочаровался, когда вдруг лицо практикантки стало вытягиваться, а речь замедлилась, пока вообще не превратилась в двадцатисекундную паузу. Всё это время, сквозь не такие уж и близорукие очки, она оглядывала стены класса. Ужас ситуации для неё наверное был ещё и в том, что никто не хихикал. Если бы мы дружно заржали, то наверное в этой картине не было бы ничего странного, но повторяю, шутку одноклассники не оценили, в 87 году по центральному телевидению ещё не крутили Луиса Бунюэля, а это было вполне даже из него. Как, помните, человек периодически просыпается в собственной спальной от того, что мимо кровати проходит то страус, то почтальон аккуратно провозит велосипед, так что слегка позвякивает звонок (кажется это фильм "Призрак свободы").
Уже через несколько минут её речь восстановилась, но до самого конца урока оставалась путаной и глаза смотрели строго перед собой, старательно избегая всех двадцати перевёрнутых горшков. Она так нас ни о чём и не спросила. Сразу после звонка удивлённо попрощалась, взяла свою сумку и даже не заметив пятилитровой тяжести, вышла навсегда из нашей жизни.
Но было и по-другому. Совсем по другому. Лет десять назад мама рассказала мне, что физкультурникам, которые учили меня в младших классах,дали "народных учителей России". Муж с женой, вместе работали всю жизнь, и звание получили семьёй. И вдруг, я вспомнил!
Это было на протяжении первого и второго класса в новой современной 56-ой школе. В той самой, где в то же время русски и литературу преподавала моя мама. Эти два физрука, оба небольшого роста, стигматики с неулыбчивыми лицами, имели общий "воспитательный приём". Если кто-то из детей, по их мнению, вёл себя неправильно, его раздевали перед выстроенным классом ДО ГОЛА. Ребёнок конечно рыдал, но стоял голым, не смея убежать, и был по-настоящему наказан. Со мной это было лишь один раз. Сквозь огромные, зарешеченные волейбольной сетью окна нового спортзала, лилось жёлтое как масляная краска солнце. С меня и какой-то девочки просто сорвали одежду и я громко рыдал, закрыв глаза от стыда, . НАРОДНЫЕ УЧИТЕЛЯ РОССИИ.
Никто из моих одноклассников ни разу не рассказал об этом родителям. И моя мама, через десятилетия спрашивала: "Почему ты мне этого не рассказал тогда!?". А я и не думал, что это что-то ненормальное. Вёл себя плохо - был наказан. Это даже не Бунюэль, это скорее Питер Гринуэй "Живот архитектора". Ещё недавно я одинаково любил обоих этих режиссёров. И в один ряд с ними ставил фильм Рауля Руиса "Три кроны матроса". Главный герой этого фильма, виденного мною, только в ужасной копии на ВХС, всё время встречает знакомых людей, но когда он им напоминает об обстоятельствах знакомства, они отвечают: "Это не я. Это кто-то другой.".
И оглядываясь на тысячу парсеков назад я говорю себе то же: "Это не я. Это кто-то другой.".
Все растения располагались в укреплённых на стенах горизонтальных кольцах из круглой стальной проволоки (знаете, их ещё нелепо красят "под берёзки"). Так вот, втроём или вчетвером, за пару минут мы аккуратно вставили все шершавые глиняные горшки в стальные обода РАСТЕНИЯМИ ВНИЗ. Но чего-то не хватало, и кажется Полозов, а может Черных, заглянувший из чистого любопытства в объёмную учительскую сумку, обнаружил в ней пятилитровую продолговатую пластиковую канистру. Мы не задавались вопросом - зачем начинающей училке историчке пустая канистра, мы просто дошли до туалета и наполнили её водой. Прозвенел звонок и в класс немного робея, как и полагается,вошла практикантка. А класс вёл себя довольно мирно и она заметно ожила и осмелела к середине урока.
Мне кажется нашу шутку с перевёрнутыми горшками вообще мало кто из одноклассников оценил. Я и сам уже в ней разочаровался, когда вдруг лицо практикантки стало вытягиваться, а речь замедлилась, пока вообще не превратилась в двадцатисекундную паузу. Всё это время, сквозь не такие уж и близорукие очки, она оглядывала стены класса. Ужас ситуации для неё наверное был ещё и в том, что никто не хихикал. Если бы мы дружно заржали, то наверное в этой картине не было бы ничего странного, но повторяю, шутку одноклассники не оценили, в 87 году по центральному телевидению ещё не крутили Луиса Бунюэля, а это было вполне даже из него. Как, помните, человек периодически просыпается в собственной спальной от того, что мимо кровати проходит то страус, то почтальон аккуратно провозит велосипед, так что слегка позвякивает звонок (кажется это фильм "Призрак свободы").
Уже через несколько минут её речь восстановилась, но до самого конца урока оставалась путаной и глаза смотрели строго перед собой, старательно избегая всех двадцати перевёрнутых горшков. Она так нас ни о чём и не спросила. Сразу после звонка удивлённо попрощалась, взяла свою сумку и даже не заметив пятилитровой тяжести, вышла навсегда из нашей жизни.
Но было и по-другому. Совсем по другому. Лет десять назад мама рассказала мне, что физкультурникам, которые учили меня в младших классах,дали "народных учителей России". Муж с женой, вместе работали всю жизнь, и звание получили семьёй. И вдруг, я вспомнил!
Это было на протяжении первого и второго класса в новой современной 56-ой школе. В той самой, где в то же время русски и литературу преподавала моя мама. Эти два физрука, оба небольшого роста, стигматики с неулыбчивыми лицами, имели общий "воспитательный приём". Если кто-то из детей, по их мнению, вёл себя неправильно, его раздевали перед выстроенным классом ДО ГОЛА. Ребёнок конечно рыдал, но стоял голым, не смея убежать, и был по-настоящему наказан. Со мной это было лишь один раз. Сквозь огромные, зарешеченные волейбольной сетью окна нового спортзала, лилось жёлтое как масляная краска солнце. С меня и какой-то девочки просто сорвали одежду и я громко рыдал, закрыв глаза от стыда, . НАРОДНЫЕ УЧИТЕЛЯ РОССИИ.
Никто из моих одноклассников ни разу не рассказал об этом родителям. И моя мама, через десятилетия спрашивала: "Почему ты мне этого не рассказал тогда!?". А я и не думал, что это что-то ненормальное. Вёл себя плохо - был наказан. Это даже не Бунюэль, это скорее Питер Гринуэй "Живот архитектора". Ещё недавно я одинаково любил обоих этих режиссёров. И в один ряд с ними ставил фильм Рауля Руиса "Три кроны матроса". Главный герой этого фильма, виденного мною, только в ужасной копии на ВХС, всё время встречает знакомых людей, но когда он им напоминает об обстоятельствах знакомства, они отвечают: "Это не я. Это кто-то другой.".
И оглядываясь на тысячу парсеков назад я говорю себе то же: "Это не я. Это кто-то другой.".