Бригада
Вдруг, пару минут назад, вспомнил, что учился в ГПТУ, за какой-то год получил престижную специальность автослесаря, чуть не получил права и неплохо устроился после учёбы по казённому распределению. Полтора года работал слесарем на городском (сейчас говорят - муниципальном, потому что в 90-е нам сменили язык и это явно была часть программы колонизации) автотранспортном предприятии. Я был вполне счастлив, хоть годами становился богемкой, а позже меня даже показывали по телевизору, а потом я этот телевизор делал своими руками рабочими, автослесарскими, промасленными.
Лишь об одном я жалею, что моей дальнейшей биографии никогда не узнает наш бригадир Кураксин (сейчас он, в лучшем случае, пенсионер). Он не видел во мне будущего слесаря первого разряда и называл меня принебрежительно: "инженер" и "интеллигент". Хоть может быть он обгонял время и видел меня на десятилетия вперёд, ведь сегодня, если меня называют интеллигентом, я с негодованием и, порою грубо к малознакомым людям, осаживаю.
Так меняет нас время, но с другой стороны, там на городской автобазе, это тоже был я. Например, момент упоения трудом, помню удивительно ярко. Я стоял в яме под автобусом ЛиАз и менял ему лопнувшие листы рессоры. Думаю, ты вряд ли знаком с устройством рессоры "сарая". Массивные гнутые стальные листы скреплены металлическими скобами, которые крепятся ржавыми гайками на 46. Самый частый несчастный случай - обломок рессоры или она вся, или сразу несколько листов, ведь лопаются и верхние и нижние, вдруг с грохотом падает на ноги или на плечи, или на плечи и ноги. И вот стоял я в яме, резко нажимая на титановый удлиннитель ключа на 46, за шиворот робы цвета хаки сыпались куски засохшей грязи. Ржавая гайка скрипела и еле двигалась против часовой. И вдруг, на очередных поворотах ключа, сжав зубы, я начал повторять про себя: "Хорошо! Хорошо!! Хорошо!!!". А потом услышал себя внутри и остановился. Я огляделся и офигел. После чего, сделал стремительную карьеру, поднявшись в салоны автобусов и грузовиков, прикручивая в них аллюминиевые планки и поручни, а после вообще стал медником. Полгода паял бензобаки и клепал колодки, своими руками сварил пищевым припоем три самогонных аппарата. Это было просто, заказчик всегда приносил готовые детали и понятный чертёж. Периодически в медницкую приходили таксисты и просили приклепать "левые" колодки. Это была пустяковая работа, но в качестве гонорара они всегда оставляли бутылку водки, её госцена была 10 рублей, но купить можно было только у таксиста за 25. Я тогда, кстати, не пил, но водка была как доллар, правда инфляция бутылки водки была не так травматична. В ящике моего верстака лежали учебники, но в университет поступил я только года через два.
И главное, вокруг меня там на УАТ ГПО, были хорошие люди. Нормальные мужики: слесари, сварщик, медник, бригадир, начальник цеха - Борода (он действительно ходил с бородой). Каждую ночную смену Борода (хорошо одетый солидный мужчина лет сорока) выписывал наряд на ремонт и ТО пивовоза. Закончив плановые работы мужики прикатывали пивовоз на яму и поднимали его за передний бампер кран балкой. Нефильтрованное пиво лилось в оцинкованную ванну, затем оно разливаось по трёхлитровым банкам. На работе, почему-то, никто не пил, а бригада моя состояла из уволенных за пьянство милиционеров и отсидевших работяг. Я не пил вообще и однажды, когда мама попросила меня принести дефицитного пива, я подошёл к оцинкованной ванне с трёхлитровой банкой, все замерли. Мужики смотрели на меня и не верили себе. Кураксин сам взял у меня банку, налил её полностью и впервые посмотрел на меня с уважением. Вероятно, это был кинематографический советский момент, когда крепкая бригада, через долгое наставничество, воспитала из юнца настоящего рабочего.
Да, пивовоз в цеху называли "бурёнка". И пузатый ЗиЛ-цистерна был, действительно, похож на огромную корову. Бурёнок на базе было всего две, это была самая дорогая в обслуживании машина в мире. Её ремонтировали каждый вечер.
Я помню, как то раз, сидя в обеденной зоне, отделённой от цеха квадратом ржавого железа, мы с ним сидели за металлическим, вытертым от локтей в спецовках, столом. Бригадир Кураксин сочувственно смотрел мне в лицо и искренне сожалел, что с таким моим пониманием дела, он даже не может себе представить, что я смогу "копаться в коробке передач". А я видел перед собой в воздухе голограмму вскрытой коробки, где в масле тонут сломанные шестерни.
У нас в бригаде не было неразрешимых задач. Только однажды на нашу яму вечером загнали Краз. Яма состояла из двух полос, на каждую влезало легко по два Икаруса, поэтому Краз простоял на месте недели две. Ни одна бригада не взялась снять его коробку. Эта огромная машина была создана для титанов, а мы были обычными людьми. Однажды сварщик Вова, очень авторитетный и самостоятельный в цеху человек, узнал, что я интересуюсь музыкой и предложил мне купить у него бас-гитару за 6 рублей. До этого момента я себе и представить не мог, что пятидесятилетний Вова когда-то играл на басу. Самое тсранное, что мне тогда думалось: "Как можно бросить игру на басу и продать свою гитару?". Его Болгарский красный полуакустический "Орфей" потом сопровождал меня до отъезда из Екб в Питер.
Больше всего я ладил с двумя мужиками. Витя - двухметровый худой добряк с рыжей бородой. Иногда он подвозил меня с работы на горбатом запорожце. Он был краше в разные цвета, потому что крепко побит, длинный Витя убрал задние сидения и отодвинул водительское кресло в самый конец салона, но всё равно, ему приходилось нагибаться. А вместо пассажирского сидения был стул с отпиленными ножками, прикрученный к полу. Вот на него я и садился. А с улыбчивым Юрой мы, прямо, сдружились. В ночную смену, когда все плановые работы уже были сделаны, мы часто сидели с ним в салоне ЗиЛа и говорили на философские темы. У него было хорошее и незлое чувство юмора, он был похож на одного из моих самых светлых будущих друзей, на Бакина (кому надо, тот поймёт). Однажды Юра заговорчески позвал меня с собой. мы вышли из цеха в ночь и вошли в тусклый бокс. Потом залезли в кабину Сарая и Юра выехал на автобусе на территорию. Он просто решил мне показать, что такое коробка автомат. А потом, прямо заставил меня, сесть за руль и погонять кургами вокруг боксов городской автобазы.
В бригаде бытовала, вполне себе эстетская шутка. Она повторялась каждый раз, когда приезжал новый водитель. Неофит входил в калитку цеха и спрашивал, кто может открыть огромные металлические ворота. Они работали от мощного электродивгателя. Кто-то из наших показывал ему на маленькое железное колёсико на массивной железной раме. Не знаю даже чему оно служило, но по назначению не использовалось так давно, что было уже пару раз окрашено серебрянкой, вместе с самими воротами. Пятисантиметровый в диаметре ролик имел на ручку, как на катушке спининга, но в желобе не было даже троса. Оно было пустым и легко крутилось в любую сторону. Несчастному водителю предлагали открыть ворота самостоятельно. В этот момент, обычно в течении минуты, все делали вид, что ничего не происходит, пока кто-то один не ломался и не начинал хохотать. До этого момента несчастный крутил колёсико, которое явно ни к чему не относилось. Это была прекрасная корпоративная шутка.
Да, у меня было удостоверение раскладушка с фотографией на допуск к пользованию кран-балкой. Я лично пару раз поднимал "бурёнку".
В общем, вокруг были нормальные, весёлые, счастливые люди. Они были добры друг к другу и не имели претензий к окружающему миру. Пару лет спустя, летним вечером я, уже звезда телевидения стотысячного уральского городка, стоял на остановке и мимо проходил бригадир Кураксин, он подошёл и уважительно сказал что-то вроде - извини, что так к тебе относился так, я просто не понял. Мы пожали руки и меня это очень тронуло в тот момент, и до сих пор трогает. Именно то, что он, который старше меня в три раза, вдруг понял, что я не просто плохой слесарь, а искал другой путь. Это была какая-то дзэнская притча. Я вообще вижу мир метафорами. Близкие люди часто замечают, что я живу в какой-то другой реальности, и помню факты и обстоятельства совсем по-другому, чем все. Обычно, правда, это упрёк.
Так вот, если знаешь Кураксина, передай ему, что я его всегда уважал и уважаю до сих пор. И ещё, это и есть тот самый народ, за который так бъётся либеральная и патриотическая пресса. Я сам был народом и хорошо знаю, что его совершенно не волнует ни список Магницкого, ни Сирия, ни репрессии телеканала "До\\\дь", ни соперничество Путина с Обамой, ни судьба оппозиционных политиков. Те, кто говорят о народе, чаще всего совсем не знают его, а обычные люди очень просты, добры и самодостаточны. Нефиг их просвещать и спасать всяким самовлюблённым снобам и шизофреникам. Но главная задача современной философской мысли - сделать человека максимально несчастным. Чтобы мучился. Просвещение в эпоху интернета, это что-то вроде инквизиции, в самых стереотипных представлениях о ней.
Лишь об одном я жалею, что моей дальнейшей биографии никогда не узнает наш бригадир Кураксин (сейчас он, в лучшем случае, пенсионер). Он не видел во мне будущего слесаря первого разряда и называл меня принебрежительно: "инженер" и "интеллигент". Хоть может быть он обгонял время и видел меня на десятилетия вперёд, ведь сегодня, если меня называют интеллигентом, я с негодованием и, порою грубо к малознакомым людям, осаживаю.
Так меняет нас время, но с другой стороны, там на городской автобазе, это тоже был я. Например, момент упоения трудом, помню удивительно ярко. Я стоял в яме под автобусом ЛиАз и менял ему лопнувшие листы рессоры. Думаю, ты вряд ли знаком с устройством рессоры "сарая". Массивные гнутые стальные листы скреплены металлическими скобами, которые крепятся ржавыми гайками на 46. Самый частый несчастный случай - обломок рессоры или она вся, или сразу несколько листов, ведь лопаются и верхние и нижние, вдруг с грохотом падает на ноги или на плечи, или на плечи и ноги. И вот стоял я в яме, резко нажимая на титановый удлиннитель ключа на 46, за шиворот робы цвета хаки сыпались куски засохшей грязи. Ржавая гайка скрипела и еле двигалась против часовой. И вдруг, на очередных поворотах ключа, сжав зубы, я начал повторять про себя: "Хорошо! Хорошо!! Хорошо!!!". А потом услышал себя внутри и остановился. Я огляделся и офигел. После чего, сделал стремительную карьеру, поднявшись в салоны автобусов и грузовиков, прикручивая в них аллюминиевые планки и поручни, а после вообще стал медником. Полгода паял бензобаки и клепал колодки, своими руками сварил пищевым припоем три самогонных аппарата. Это было просто, заказчик всегда приносил готовые детали и понятный чертёж. Периодически в медницкую приходили таксисты и просили приклепать "левые" колодки. Это была пустяковая работа, но в качестве гонорара они всегда оставляли бутылку водки, её госцена была 10 рублей, но купить можно было только у таксиста за 25. Я тогда, кстати, не пил, но водка была как доллар, правда инфляция бутылки водки была не так травматична. В ящике моего верстака лежали учебники, но в университет поступил я только года через два.
И главное, вокруг меня там на УАТ ГПО, были хорошие люди. Нормальные мужики: слесари, сварщик, медник, бригадир, начальник цеха - Борода (он действительно ходил с бородой). Каждую ночную смену Борода (хорошо одетый солидный мужчина лет сорока) выписывал наряд на ремонт и ТО пивовоза. Закончив плановые работы мужики прикатывали пивовоз на яму и поднимали его за передний бампер кран балкой. Нефильтрованное пиво лилось в оцинкованную ванну, затем оно разливаось по трёхлитровым банкам. На работе, почему-то, никто не пил, а бригада моя состояла из уволенных за пьянство милиционеров и отсидевших работяг. Я не пил вообще и однажды, когда мама попросила меня принести дефицитного пива, я подошёл к оцинкованной ванне с трёхлитровой банкой, все замерли. Мужики смотрели на меня и не верили себе. Кураксин сам взял у меня банку, налил её полностью и впервые посмотрел на меня с уважением. Вероятно, это был кинематографический советский момент, когда крепкая бригада, через долгое наставничество, воспитала из юнца настоящего рабочего.
Да, пивовоз в цеху называли "бурёнка". И пузатый ЗиЛ-цистерна был, действительно, похож на огромную корову. Бурёнок на базе было всего две, это была самая дорогая в обслуживании машина в мире. Её ремонтировали каждый вечер.
Я помню, как то раз, сидя в обеденной зоне, отделённой от цеха квадратом ржавого железа, мы с ним сидели за металлическим, вытертым от локтей в спецовках, столом. Бригадир Кураксин сочувственно смотрел мне в лицо и искренне сожалел, что с таким моим пониманием дела, он даже не может себе представить, что я смогу "копаться в коробке передач". А я видел перед собой в воздухе голограмму вскрытой коробки, где в масле тонут сломанные шестерни.
У нас в бригаде не было неразрешимых задач. Только однажды на нашу яму вечером загнали Краз. Яма состояла из двух полос, на каждую влезало легко по два Икаруса, поэтому Краз простоял на месте недели две. Ни одна бригада не взялась снять его коробку. Эта огромная машина была создана для титанов, а мы были обычными людьми. Однажды сварщик Вова, очень авторитетный и самостоятельный в цеху человек, узнал, что я интересуюсь музыкой и предложил мне купить у него бас-гитару за 6 рублей. До этого момента я себе и представить не мог, что пятидесятилетний Вова когда-то играл на басу. Самое тсранное, что мне тогда думалось: "Как можно бросить игру на басу и продать свою гитару?". Его Болгарский красный полуакустический "Орфей" потом сопровождал меня до отъезда из Екб в Питер.
Больше всего я ладил с двумя мужиками. Витя - двухметровый худой добряк с рыжей бородой. Иногда он подвозил меня с работы на горбатом запорожце. Он был краше в разные цвета, потому что крепко побит, длинный Витя убрал задние сидения и отодвинул водительское кресло в самый конец салона, но всё равно, ему приходилось нагибаться. А вместо пассажирского сидения был стул с отпиленными ножками, прикрученный к полу. Вот на него я и садился. А с улыбчивым Юрой мы, прямо, сдружились. В ночную смену, когда все плановые работы уже были сделаны, мы часто сидели с ним в салоне ЗиЛа и говорили на философские темы. У него было хорошее и незлое чувство юмора, он был похож на одного из моих самых светлых будущих друзей, на Бакина (кому надо, тот поймёт). Однажды Юра заговорчески позвал меня с собой. мы вышли из цеха в ночь и вошли в тусклый бокс. Потом залезли в кабину Сарая и Юра выехал на автобусе на территорию. Он просто решил мне показать, что такое коробка автомат. А потом, прямо заставил меня, сесть за руль и погонять кургами вокруг боксов городской автобазы.
В бригаде бытовала, вполне себе эстетская шутка. Она повторялась каждый раз, когда приезжал новый водитель. Неофит входил в калитку цеха и спрашивал, кто может открыть огромные металлические ворота. Они работали от мощного электродивгателя. Кто-то из наших показывал ему на маленькое железное колёсико на массивной железной раме. Не знаю даже чему оно служило, но по назначению не использовалось так давно, что было уже пару раз окрашено серебрянкой, вместе с самими воротами. Пятисантиметровый в диаметре ролик имел на ручку, как на катушке спининга, но в желобе не было даже троса. Оно было пустым и легко крутилось в любую сторону. Несчастному водителю предлагали открыть ворота самостоятельно. В этот момент, обычно в течении минуты, все делали вид, что ничего не происходит, пока кто-то один не ломался и не начинал хохотать. До этого момента несчастный крутил колёсико, которое явно ни к чему не относилось. Это была прекрасная корпоративная шутка.
Да, у меня было удостоверение раскладушка с фотографией на допуск к пользованию кран-балкой. Я лично пару раз поднимал "бурёнку".
В общем, вокруг были нормальные, весёлые, счастливые люди. Они были добры друг к другу и не имели претензий к окружающему миру. Пару лет спустя, летним вечером я, уже звезда телевидения стотысячного уральского городка, стоял на остановке и мимо проходил бригадир Кураксин, он подошёл и уважительно сказал что-то вроде - извини, что так к тебе относился так, я просто не понял. Мы пожали руки и меня это очень тронуло в тот момент, и до сих пор трогает. Именно то, что он, который старше меня в три раза, вдруг понял, что я не просто плохой слесарь, а искал другой путь. Это была какая-то дзэнская притча. Я вообще вижу мир метафорами. Близкие люди часто замечают, что я живу в какой-то другой реальности, и помню факты и обстоятельства совсем по-другому, чем все. Обычно, правда, это упрёк.
Так вот, если знаешь Кураксина, передай ему, что я его всегда уважал и уважаю до сих пор. И ещё, это и есть тот самый народ, за который так бъётся либеральная и патриотическая пресса. Я сам был народом и хорошо знаю, что его совершенно не волнует ни список Магницкого, ни Сирия, ни репрессии телеканала "До\\\дь", ни соперничество Путина с Обамой, ни судьба оппозиционных политиков. Те, кто говорят о народе, чаще всего совсем не знают его, а обычные люди очень просты, добры и самодостаточны. Нефиг их просвещать и спасать всяким самовлюблённым снобам и шизофреникам. Но главная задача современной философской мысли - сделать человека максимально несчастным. Чтобы мучился. Просвещение в эпоху интернета, это что-то вроде инквизиции, в самых стереотипных представлениях о ней.