Один момент
А теперь от звуков, которые меня окружают, к картинке, которую я вижу. Самое яркое - монитор, но без него нельзя описать момент. Я же не могу печатать вслепую. Зато на фоне яркого монитора близкий дым от курения и просто сигареты хорошо виден. Его космической непредсказуемости завитки не мешают видеть буквы, слова и читать предложения, видеть их невозможно так же, как смотреть на 360 градусов.
Прямо за монитором, освещённый лампой над входной дверью, ствол старой яблони. Несколько её ветвей высохли и стали палками, но и в этом году на ней будет много яблок. Если смотреть направо, то сначала чёрный одинокий икеевский пластиковый стул, затем колодец.
Десять секунд, как летит самолёт. И всё ещё его звук удаляется. Порой почти затихает, но потом опять возвращается на секунду. Прошло ещё минут 7 и по рельсам проехала электричка.
Правее колодца, вдали, видно ещё одну яблоню, а молодые четырёхметровые ёлки не видно. Между яблоней и колодцем можно разглядеть крыльцо заброшенного дома известного советского писателя и в самой глубине забор. Оттуда сейчас раздаётся какой-то скрежет. Сначала я думал, что кошка карабкается по забору, но прошло уже полминуты до того, как беспорядочный скрежет утих. Конечно это был, пытающийся перемахнуть зелёный деревянный забор снизу, очередной ёж. Но не забывай, что я сижу один ночью в лесу, вокруг полная темнота, тишина, и только свет тусклой лампы освещает детали темноты.
Справа от монитора, на старом круглом деревянном столе на толстых гнутых ножках, открытая бутылка сухого красного вина пустая (полная) на половину. Другая половина, понятно, во мне.
Молодые ели справа потому и не видно, что весь свет забирает метровый в диаметре пень. Это была самая мощная ель в радиусе нескольких километров, но прошлогоднему короеду было фиолетово, насколько раскидиста и тёмно-зелена была её крона.
Правее пня ржавый мангал, ему уже года три, куплен он был перед очередными шашлыками в компании. За это время мангалы проходили стадами. Разного размера и достоинства. Их нет уже, а он стоит, хоть дно его имплантировано из другого подобного изделия, которое было толще в два раза, но всё равно развалилось, а дно послужило протезом нашему герою. Впрочем нахрен делать героя из мангала!?
Если совсем свернуть голову в право видно дом через три участка. Там горит окно. Трудно сказать на каком этаже. Дом этот удивительное сооружение. Он построен эпохами, каждая из которых несла новую архитектуру и материалы. Дом, тем не менее, остаётся домом, ведь растёт он больше вверх, чем вширь. Но всё-таки он - франкенштейн. Архитектурный стиль - вивисекция. До прошлой осени его не было видно вообще, даже ярким солнечным днём. Его закрывал целый еловый лес. Причём стволами. Лесу было лет 70-100.
Другое, белое кресло. На нём скомканная полиэтиленовая скатерть. Есть ли ещё этот термин - полиэтилен? Мне кажется, что все уже давно произносят просто пластик. А в те времена, когда я начал познавать мир, лет 35 назад, вещи из пластика казались чем-то новым и отличались от всего остального, что было вырезано из дерева, ковано из металла и отлито из стекла. Стеклянная бутылка в то время просто задолбала, но первая пластиковая бутыль (не считая канистр) была чем-то удивительным, своей прозрачностью и гибкостью, способностью надёжно принимать в себя и бережно хранить любые жидкости.
Как это принято называть? Эссе? Но нифига! Я просто описываю тебе один непродолжительный момент своей жизни. Да, никто не любит слушать чьи-то рассказы о себе. Для того, чтобы твой рассказ о себе был интересен другому человеку, надо, как минимум, чтобы он тебя любил. Как любил? Да просто любил. Нет никакой меры любви. Просто или любишь или нет. Любовь это слишком много, чтобы для каких-то попыток градаций.
Детали ещё. На невидимых в таком освещении елях предательски блестят новогодние шары. Уже пару с половиной лет как. Слева от раздвоенного извилистого ствола центральной яблони молодая яблоня и слива. Там же где-то вишня. Небо, если задрать голову, тёмно-серое. Оно словно озеро в берегах высоких силуэтов берёз, сосен и елей. И опять уже секунд двадцать исчезает звук очередного самолёта.
Наверное, всему этому не хватает сюжета, но какой может быть сюжет в обычной жизни за пятьдесят минут?
Прямо за монитором, освещённый лампой над входной дверью, ствол старой яблони. Несколько её ветвей высохли и стали палками, но и в этом году на ней будет много яблок. Если смотреть направо, то сначала чёрный одинокий икеевский пластиковый стул, затем колодец.
Десять секунд, как летит самолёт. И всё ещё его звук удаляется. Порой почти затихает, но потом опять возвращается на секунду. Прошло ещё минут 7 и по рельсам проехала электричка.
Правее колодца, вдали, видно ещё одну яблоню, а молодые четырёхметровые ёлки не видно. Между яблоней и колодцем можно разглядеть крыльцо заброшенного дома известного советского писателя и в самой глубине забор. Оттуда сейчас раздаётся какой-то скрежет. Сначала я думал, что кошка карабкается по забору, но прошло уже полминуты до того, как беспорядочный скрежет утих. Конечно это был, пытающийся перемахнуть зелёный деревянный забор снизу, очередной ёж. Но не забывай, что я сижу один ночью в лесу, вокруг полная темнота, тишина, и только свет тусклой лампы освещает детали темноты.
Справа от монитора, на старом круглом деревянном столе на толстых гнутых ножках, открытая бутылка сухого красного вина пустая (полная) на половину. Другая половина, понятно, во мне.
Молодые ели справа потому и не видно, что весь свет забирает метровый в диаметре пень. Это была самая мощная ель в радиусе нескольких километров, но прошлогоднему короеду было фиолетово, насколько раскидиста и тёмно-зелена была её крона.
Правее пня ржавый мангал, ему уже года три, куплен он был перед очередными шашлыками в компании. За это время мангалы проходили стадами. Разного размера и достоинства. Их нет уже, а он стоит, хоть дно его имплантировано из другого подобного изделия, которое было толще в два раза, но всё равно развалилось, а дно послужило протезом нашему герою. Впрочем нахрен делать героя из мангала!?
Если совсем свернуть голову в право видно дом через три участка. Там горит окно. Трудно сказать на каком этаже. Дом этот удивительное сооружение. Он построен эпохами, каждая из которых несла новую архитектуру и материалы. Дом, тем не менее, остаётся домом, ведь растёт он больше вверх, чем вширь. Но всё-таки он - франкенштейн. Архитектурный стиль - вивисекция. До прошлой осени его не было видно вообще, даже ярким солнечным днём. Его закрывал целый еловый лес. Причём стволами. Лесу было лет 70-100.
Другое, белое кресло. На нём скомканная полиэтиленовая скатерть. Есть ли ещё этот термин - полиэтилен? Мне кажется, что все уже давно произносят просто пластик. А в те времена, когда я начал познавать мир, лет 35 назад, вещи из пластика казались чем-то новым и отличались от всего остального, что было вырезано из дерева, ковано из металла и отлито из стекла. Стеклянная бутылка в то время просто задолбала, но первая пластиковая бутыль (не считая канистр) была чем-то удивительным, своей прозрачностью и гибкостью, способностью надёжно принимать в себя и бережно хранить любые жидкости.
Как это принято называть? Эссе? Но нифига! Я просто описываю тебе один непродолжительный момент своей жизни. Да, никто не любит слушать чьи-то рассказы о себе. Для того, чтобы твой рассказ о себе был интересен другому человеку, надо, как минимум, чтобы он тебя любил. Как любил? Да просто любил. Нет никакой меры любви. Просто или любишь или нет. Любовь это слишком много, чтобы для каких-то попыток градаций.
Детали ещё. На невидимых в таком освещении елях предательски блестят новогодние шары. Уже пару с половиной лет как. Слева от раздвоенного извилистого ствола центральной яблони молодая яблоня и слива. Там же где-то вишня. Небо, если задрать голову, тёмно-серое. Оно словно озеро в берегах высоких силуэтов берёз, сосен и елей. И опять уже секунд двадцать исчезает звук очередного самолёта.
Наверное, всему этому не хватает сюжета, но какой может быть сюжет в обычной жизни за пятьдесят минут?