Встреча шаманов 11/18-1. Часть 2
Часть 1
Второе путешествие было посвящено церемонии преобразовании негативных энергий, которые скрываются за моими эмоциями. Ведущие напомнили нам, что наша личная церемония влияет и на весь остальной мир. А в моих терминах - отказ пополнять какую-то реку и принятое решение пополнять другую скажется на экологии всей планеты. Для этого надо было попросить у духов провести для нас в мире духов простую церемонию исцеления негативных энергий. Лучше всего будет попросить их перенести меня в какое-нибудь священное место и провести церемонию там.
В путешествии я вижу, как один из участников нашего шаманского кружка, старый немец, уводит меня в мир духов задом. Я оказываюсь в жёлтом пшеничном поле, над ним чёрная туча. Мне приходит в голову мысль, что в мире духов пространство можно разделить так, что земля будет прошлым, небеса - будущим, а то, где я - настоящим. И тот факт, что здесь я вижу будущее чёрной тучей, говорит скорее не о том, что грядут тяжёлые события, а о том, что я своё настоящее живу так, как-будто в будущем меня ждёт что-то плохое. То есть туча - это мои глаза, а не мир за ними.
Но сейчас путешествие не об этом. Я чувствую, что церемония состоит в том, чтобы меня из этой тучи ударила молния. Я жду. Начинается дождь, и молния ударяет. Картинка пшеничного поля сменяется чёрно-белым хаосом, складывающимся в шахматное поле.
Вижу синее небо. Вижу некую прозрачную хаотическую живую фигуру (“прозрачная штука”!), которая двигается, как-будто бежит, в неподвижной среде. Как человек, подвешенный в какой-то субстанции, без верха и низа, права и лева. Движения прозрачной фигуры возбуждают эту недвижимую прозрачную среду и создают туманные следы-завихрения. Я чувствую, что для этой фигуры создание таких следов тумана - способ обозначить своё присутствие, свои границы, увидеть себя. А вот самой среде, которая при этом тоже живая, всё равно. Я понимаю, что чем больше тумана создаёт фигура, тем меньше она способна воспринимать вокруг что угодно кроме себя.
Перспектива меняется. Я вижу перед собой космос, который остаётся всегда тем же вне зависимости от того, какие облака передо мной пролетают. Мои мысли, мнения и суета - это облака.
Я вижу туман, что поднимается от выжженной солнцем земли и становится облаками, которые волей движения субстанции неба могут улететь из этого места и не выпасть дождём на эту землю. И я вижу, что той же волей другие облака могут прилететь из других мест и сделать эту землю плодородной.
Я думаю о том, что с нашими мыслями и действиями происходит то же самое. А ещё то же самое происходит с клетками и органами нашего организма. Они не работают только на себя, они работают на всю систему. И неведомый отдельной клетке холистический аппарат отбирает у неё труды её жизни и переносит их туда, где они нужнее.
После путешествия Барнабе предложил всем взять с алтаря по фасолине и потом посадить семя в нашей внутренней или внешней жизни, фигурально или буквально посадить эту фасолину. Фасоль была из урожая его собственного сада, и что-то он там ещё говорил про какую-то детскую сказку о том, что дети посадили фасоль, что выросла такой высокой, что доставала до неба, и по стеблю дети отправились на небо.
Этот образ фасоли из сказки - отличная метафора времени, которая перекликается с промелькнувшей у меня в путешествии мыслью о прошлом, настоящем и будущем. Мы растём из прошлого-земли в настоящем и в будущее-небо. А небо в духовных традициях - это обитель духа, того, что живёт вне времени. Образ ударяющей меня молнии из тучи в этой картине становится моментом, когда будущее идёт навстречу мне, пронизывает меня и уничтожает те глаза, что видят чёрную тучу. Ведь не зря после этого я увидела синее небо.
***
В третьем путешествии надо было спросить у моих духов, какое намерение мне лучше вложить в мою фасолину, чтобы оно проявилось следующей весной. Попросить перенести меня в какое-нибудь священное место и ритуально посадить там мою фасолину.
Вижу большого лебедя. Через него проходит какой-то импульс, что заставляет его активно отряхнуться, сбрасывая с себя воспринимаемую оболочку. Он становится как бы прозрачным, но для меня таким же реальным, как и прежде. Я чувствую, что он повинуется моему намерению. Я даю ему фасолину, и он проглатывает её. Я вижу, что фасолина - это я, и я ухожу вглубь его горла.
Со стороны я вижу, что этот прозрачный лебедь влетает в группу людей, которые выстраиваются под его форму. Причём они сами считают, что это делают они сами по своей воле.
Далее вижу фантастическое растение в форме круглой розетки, и оно вырастает в нечто, похожее на морскую губку. Из неё вытягиваются похожие на пластилин ломкие ветви. Я понимаю, что это символическое представление мироздания. Я задаюсь вопросом, для мироздания важно то, что выросло, проявилось, или же потенции, скрытые в этом же месте; важен человек (конкретное) или бог (все потенции человека). Как веточки этого существа, мы находимся внутри системы, а потому имеем доступ только к одному варианту, уже проявившемуся. Но если посмотреть на систему снаружи, то увидишь, что они существуют все, и все важны. Белые и чёрные, плохие и хорошие, первые и последние. Между ними неминуемо будут возникать конфликты. Одни неминуемо будут брать верх над другими, одно поколение - сменять другое. Если все потенции важны, то как в отдельный момент времени решается, какая из них уступит, а какая выиграет в локальном столкновении?
Я увидела, что в этой “розетке” были не только потенции, но и анти-потенции - то есть как потенция присутствия, так и потенция отсутствия. И обе были важны. Потенция отсутствия, потери, ухода, смерти является точно такой же, как и потенция присутствия, и имеет столько же прав на бытие. Отсутствующими мне видятся элементы только изнутри моей собственной парадигмы присутствия, проявленности, которая является лишь одной из возможных во всей системе. Поэтому внутри одной системы равно важны и рождающиеся, и живущие, и умирающие, и никогда не рождённые, равно важны все сталкивающиеся элементы. В точках их столкновения не выясняется, кто из них более важен и достоин пойти на воплощение или остаться в нём. Точки их столкновения являются частью движения всего тела фантастического животного, как фронты низкого и высокого давления являются частью жизненного пространства Земли.
Далее вижу старый череп в красном капюшоне. Я понимаю, что это какой-то родной мне человек после его смерти. Возможно, кто-то, кто ещё жив, или кто-то, кому ещё предстоит стать родным. Или даже я сама. Я понимаю, что здесь я прикоснулась к духу смерти внутри моего духовного тела. Подошла к границе, разделяющей присутствие и отсутствие внутри единого организма. Форма черепа - это лишь сформированный моей нынешней семантической системой облик этой границы. Ощущение того, что это кто-то родной, указывает на то, что по ту сторону тоже есть часть меня. Я задаюсь вопросом, как смириться со смертью, как безболезненнее всего находиться рядом с этой границей, касаться её, пересекать.
Я вспоминаю лебедя из самого начала путешествия. Когда он встряхнулся, с него сошла видимая оболочка, но для меня он остался таким же реальным, как и прежде.
Второе путешествие было посвящено церемонии преобразовании негативных энергий, которые скрываются за моими эмоциями. Ведущие напомнили нам, что наша личная церемония влияет и на весь остальной мир. А в моих терминах - отказ пополнять какую-то реку и принятое решение пополнять другую скажется на экологии всей планеты. Для этого надо было попросить у духов провести для нас в мире духов простую церемонию исцеления негативных энергий. Лучше всего будет попросить их перенести меня в какое-нибудь священное место и провести церемонию там.
В путешествии я вижу, как один из участников нашего шаманского кружка, старый немец, уводит меня в мир духов задом. Я оказываюсь в жёлтом пшеничном поле, над ним чёрная туча. Мне приходит в голову мысль, что в мире духов пространство можно разделить так, что земля будет прошлым, небеса - будущим, а то, где я - настоящим. И тот факт, что здесь я вижу будущее чёрной тучей, говорит скорее не о том, что грядут тяжёлые события, а о том, что я своё настоящее живу так, как-будто в будущем меня ждёт что-то плохое. То есть туча - это мои глаза, а не мир за ними.
Но сейчас путешествие не об этом. Я чувствую, что церемония состоит в том, чтобы меня из этой тучи ударила молния. Я жду. Начинается дождь, и молния ударяет. Картинка пшеничного поля сменяется чёрно-белым хаосом, складывающимся в шахматное поле.
Вижу синее небо. Вижу некую прозрачную хаотическую живую фигуру (“прозрачная штука”!), которая двигается, как-будто бежит, в неподвижной среде. Как человек, подвешенный в какой-то субстанции, без верха и низа, права и лева. Движения прозрачной фигуры возбуждают эту недвижимую прозрачную среду и создают туманные следы-завихрения. Я чувствую, что для этой фигуры создание таких следов тумана - способ обозначить своё присутствие, свои границы, увидеть себя. А вот самой среде, которая при этом тоже живая, всё равно. Я понимаю, что чем больше тумана создаёт фигура, тем меньше она способна воспринимать вокруг что угодно кроме себя.
Перспектива меняется. Я вижу перед собой космос, который остаётся всегда тем же вне зависимости от того, какие облака передо мной пролетают. Мои мысли, мнения и суета - это облака.
Я вижу туман, что поднимается от выжженной солнцем земли и становится облаками, которые волей движения субстанции неба могут улететь из этого места и не выпасть дождём на эту землю. И я вижу, что той же волей другие облака могут прилететь из других мест и сделать эту землю плодородной.
Я думаю о том, что с нашими мыслями и действиями происходит то же самое. А ещё то же самое происходит с клетками и органами нашего организма. Они не работают только на себя, они работают на всю систему. И неведомый отдельной клетке холистический аппарат отбирает у неё труды её жизни и переносит их туда, где они нужнее.
После путешествия Барнабе предложил всем взять с алтаря по фасолине и потом посадить семя в нашей внутренней или внешней жизни, фигурально или буквально посадить эту фасолину. Фасоль была из урожая его собственного сада, и что-то он там ещё говорил про какую-то детскую сказку о том, что дети посадили фасоль, что выросла такой высокой, что доставала до неба, и по стеблю дети отправились на небо.
Этот образ фасоли из сказки - отличная метафора времени, которая перекликается с промелькнувшей у меня в путешествии мыслью о прошлом, настоящем и будущем. Мы растём из прошлого-земли в настоящем и в будущее-небо. А небо в духовных традициях - это обитель духа, того, что живёт вне времени. Образ ударяющей меня молнии из тучи в этой картине становится моментом, когда будущее идёт навстречу мне, пронизывает меня и уничтожает те глаза, что видят чёрную тучу. Ведь не зря после этого я увидела синее небо.
***
В третьем путешествии надо было спросить у моих духов, какое намерение мне лучше вложить в мою фасолину, чтобы оно проявилось следующей весной. Попросить перенести меня в какое-нибудь священное место и ритуально посадить там мою фасолину.
Вижу большого лебедя. Через него проходит какой-то импульс, что заставляет его активно отряхнуться, сбрасывая с себя воспринимаемую оболочку. Он становится как бы прозрачным, но для меня таким же реальным, как и прежде. Я чувствую, что он повинуется моему намерению. Я даю ему фасолину, и он проглатывает её. Я вижу, что фасолина - это я, и я ухожу вглубь его горла.
Со стороны я вижу, что этот прозрачный лебедь влетает в группу людей, которые выстраиваются под его форму. Причём они сами считают, что это делают они сами по своей воле.
Далее вижу фантастическое растение в форме круглой розетки, и оно вырастает в нечто, похожее на морскую губку. Из неё вытягиваются похожие на пластилин ломкие ветви. Я понимаю, что это символическое представление мироздания. Я задаюсь вопросом, для мироздания важно то, что выросло, проявилось, или же потенции, скрытые в этом же месте; важен человек (конкретное) или бог (все потенции человека). Как веточки этого существа, мы находимся внутри системы, а потому имеем доступ только к одному варианту, уже проявившемуся. Но если посмотреть на систему снаружи, то увидишь, что они существуют все, и все важны. Белые и чёрные, плохие и хорошие, первые и последние. Между ними неминуемо будут возникать конфликты. Одни неминуемо будут брать верх над другими, одно поколение - сменять другое. Если все потенции важны, то как в отдельный момент времени решается, какая из них уступит, а какая выиграет в локальном столкновении?
Я увидела, что в этой “розетке” были не только потенции, но и анти-потенции - то есть как потенция присутствия, так и потенция отсутствия. И обе были важны. Потенция отсутствия, потери, ухода, смерти является точно такой же, как и потенция присутствия, и имеет столько же прав на бытие. Отсутствующими мне видятся элементы только изнутри моей собственной парадигмы присутствия, проявленности, которая является лишь одной из возможных во всей системе. Поэтому внутри одной системы равно важны и рождающиеся, и живущие, и умирающие, и никогда не рождённые, равно важны все сталкивающиеся элементы. В точках их столкновения не выясняется, кто из них более важен и достоин пойти на воплощение или остаться в нём. Точки их столкновения являются частью движения всего тела фантастического животного, как фронты низкого и высокого давления являются частью жизненного пространства Земли.
Далее вижу старый череп в красном капюшоне. Я понимаю, что это какой-то родной мне человек после его смерти. Возможно, кто-то, кто ещё жив, или кто-то, кому ещё предстоит стать родным. Или даже я сама. Я понимаю, что здесь я прикоснулась к духу смерти внутри моего духовного тела. Подошла к границе, разделяющей присутствие и отсутствие внутри единого организма. Форма черепа - это лишь сформированный моей нынешней семантической системой облик этой границы. Ощущение того, что это кто-то родной, указывает на то, что по ту сторону тоже есть часть меня. Я задаюсь вопросом, как смириться со смертью, как безболезненнее всего находиться рядом с этой границей, касаться её, пересекать.
Я вспоминаю лебедя из самого начала путешествия. Когда он встряхнулся, с него сошла видимая оболочка, но для меня он остался таким же реальным, как и прежде.