О Ницше
Читаю сейчас одновременно несколько книг, две из которых - "Посох и шляпа" Терри Пратчетта и "По ту сторону добра и зла" Фридриха Ницше.
Читая Пратчетта, не ржать в голос на каждой странице просто невозможно, то есть это гарантированно смешное чтиво, поэтому я его, как хороший алкоголь, использую порционно для разбавления более тяжёловесных и пафосных книг. А вот от Ницше, с чьим творчеством я пока была знакома лишь по паре афоризмов, я не ожидала такого же эффекта.
Нет, у него, конечно, в том его сборнике "постингов", что я читаю, есть и непростые в понимании тексты. Но когда начинается раздел афоризмов, то тут вообще почти всё на цитаты, да к тому же хочется перечитывать и возвращаться к прочитанному. Но даже на самых серьёзных его мыслях неизменно за текстом рисовалось вот такое лицо автора:
[Spoiler (click to open)]
По ходу, Ницше не меньший тролль, чем Кроули, только градус пафоса пониже. Он трикстер и настоящий даос. После первых ста страниц устала выделять цитаты.
***
Вот это можно постить в качестве иллюстраций для "Учения дона Хуана Эвы Люции":
"Соблазнить ближнего на хорошее о ней мнение и затем всей душой поверить этому мнению ближнего, - кто сравнится в этом фокусе с женщинами!"
*
"Мы поступаем наяву так же, как и во сне: мы сначала выдумываем и сочиняем себе человека, с которым вступаем в общение, - и сейчас же забываем об этом."
*
"Женщина научается ненавидеть в той мере, в какой она разучивается очаровывать."
***
Многие цитаты очень перекликаются с материями, занимающими мистиков, теологов и прочих эзотериков:
(...) что такое в конце концов все болота больного, страждущего мира, также и «древнего мира», для того, кто, подобно ему, имеет ноги ветра, полет и дыхание его, освободительный язвительный смех ветра, который всё оздоровляет, приводя всё в движение!
*
Наши высшие прозрения должны - и обязательно! - казаться безумствами, а смотря по обстоятельствам, и преступлениями, если они запретными путями достигают слуха тех людей, которые не созданы, не предназначены для этого.
*
(...) если бы вы захотели, воспламенясь добродетельным вдохновением и бестолковостью иных философов, совершенно избавиться от «кажущегося мира», ну, в таком случае - при условии, что смогли бы это сделать, - от вашей «истины» по крайней мере, тоже ничего не осталось бы! Да что побуждает нас вообще к предположению, что есть существенная противоположность между «истинным» и «ложным»? Разве не достаточно предположить, что существуют степени мнимости, как бы более светлые и более темные тени и тона иллюзии
*
Великий человек? - Я все еще вижу только актера своего собственного идеала.
***
Об относительности добра и зла для тех, кто хочет обрести контроль над обоими полюсами бинера этики, очень много довольно острых суждений:
Ведь «истина», ведь искание истины что-нибудь да значит, и если человек поступает при этом слишком по-человечески - он ищет истину лишь для того, чтобы творить добро - бьюсь об заклад, он не найдет ничего!
*
(...) не стоим ли мы на рубеже того периода, который негативно следовало бы определить прежде всего как внеморальный, нынче, когда, по крайней мере среди нас, имморалистов, зародилось подозрение, что именно в том, что непреднамеренно в данном поступке, и заключается его окончательная ценность и что вся его намеренность, все, что в нем можно видеть, знать, «сознавать», составляет еще его поверхность и оболочку, которая, как всякая оболочка, открывает нечто, но еще более скрывает? Словом, мы полагаем, что намерение есть только признак, симптом, который надо сперва истолковать, к тому же признак, означающий слишком многое, а следовательно, сам по себе почти ничего не значащий, - что мораль в прежнем смысле, стало быть, мораль намерений, представляла собою предрассудок, нечто опрометчивое, быть может, нечто предварительное, вещь приблизительно одного ранга с астрологией и алхимией, но во всяком случае нечто такое, что должно быть преодолено.
*
Никто не станет так легко считать какое-нибудь учение за истинное только потому, что оно делает счастливым или добродетельным - исключая разве милых «идеалистов», страстно влюбленных в доброе, истинное, прекрасное и позволяющих плавать в своем пруду всем родам пестрых, неуклюжих и добросердечных желательностей. Счастье и добродетель вовсе не аргументы. Но даже и осмотрительные умы охотно забывают, что делать несчастным и делать злым также мало является контраргументами. Нечто может быть истинным, хотя бы оно было в высшей степени вредным и опасным: быть может, даже одно из основных свойств существования заключается в том, что полное его познание влечет за собою гибель, так что сила ума измеряется, пожалуй, той дозой «истины», какую он может еще вынести. (...)
(...) для открытия известных частей истины злые и несчастные находятся в более благоприятных условиях и имеют большую вероятность на успех; не говоря уже о злых, которые счастливы, - вид людей, замалчиваемый моралистами.
*
Бывают события такого нежного свойства, что их полезно засыпать грубостью и делать неузнаваемыми; бывают деяния любви и непомерного великодушия, после которых ничего не может быть лучше, как взять палку и отколотить очевидца (...)
*
Нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов…
*
Великие эпохи нашей жизни наступают тогда, когда у нас является мужество переименовать наше злое в наше лучшее.
*
Воля к победе над одним аффектом в конце концов, однако, есть только воля другого или множества других аффектов.
*
То, что в данное время считается злом, обыкновенно есть несвоевременный отзвук того, что некогда считалось добром, - атавизм старейшего идеала.
*
Все, что делается из любви, совершается всегда по ту сторону добра и зла.
*
(...) декретировать, что всякая тирания и всякое неразумие непозволительны, пришлось бы ведь опять-таки, исходя из какой-нибудь морали.
*
Есть морали, назначение которых - оправдывать их создателя перед другими; назначение одних моралей - успокаивать его и возбуждать в нем чувство внутреннего довольства собою; другими - он хочет пригвоздить самого себя к кресту и смирить себя; третьими - мстить, при помощи четвертых - скрыться, при помощи еще других - преобразиться и вознестись на недосягаемую высоту. Одна мораль служит ее создателю для того, чтобы забывать, другая - чтобы заставить забыть о себе или о какой-нибудь стороне своей натуры; один моралист хотел бы испытать на человечестве мощь и творческие причуды; какой-нибудь другой, быть может, именно Кант, дает понять своей моралью следующее: «во мне достойно уважения то, что я могу повиноваться, - и у вас должно быть не иначе, чем у меня!» - словом, морали являются также лишь жестикуляцией аффектов.
Читая Пратчетта, не ржать в голос на каждой странице просто невозможно, то есть это гарантированно смешное чтиво, поэтому я его, как хороший алкоголь, использую порционно для разбавления более тяжёловесных и пафосных книг. А вот от Ницше, с чьим творчеством я пока была знакома лишь по паре афоризмов, я не ожидала такого же эффекта.
Нет, у него, конечно, в том его сборнике "постингов", что я читаю, есть и непростые в понимании тексты. Но когда начинается раздел афоризмов, то тут вообще почти всё на цитаты, да к тому же хочется перечитывать и возвращаться к прочитанному. Но даже на самых серьёзных его мыслях неизменно за текстом рисовалось вот такое лицо автора:
[Spoiler (click to open)]
По ходу, Ницше не меньший тролль, чем Кроули, только градус пафоса пониже. Он трикстер и настоящий даос. После первых ста страниц устала выделять цитаты.
***
Вот это можно постить в качестве иллюстраций для "Учения дона Хуана Эвы Люции":
"Соблазнить ближнего на хорошее о ней мнение и затем всей душой поверить этому мнению ближнего, - кто сравнится в этом фокусе с женщинами!"
*
"Мы поступаем наяву так же, как и во сне: мы сначала выдумываем и сочиняем себе человека, с которым вступаем в общение, - и сейчас же забываем об этом."
*
"Женщина научается ненавидеть в той мере, в какой она разучивается очаровывать."
***
Многие цитаты очень перекликаются с материями, занимающими мистиков, теологов и прочих эзотериков:
(...) что такое в конце концов все болота больного, страждущего мира, также и «древнего мира», для того, кто, подобно ему, имеет ноги ветра, полет и дыхание его, освободительный язвительный смех ветра, который всё оздоровляет, приводя всё в движение!
*
Наши высшие прозрения должны - и обязательно! - казаться безумствами, а смотря по обстоятельствам, и преступлениями, если они запретными путями достигают слуха тех людей, которые не созданы, не предназначены для этого.
*
(...) если бы вы захотели, воспламенясь добродетельным вдохновением и бестолковостью иных философов, совершенно избавиться от «кажущегося мира», ну, в таком случае - при условии, что смогли бы это сделать, - от вашей «истины» по крайней мере, тоже ничего не осталось бы! Да что побуждает нас вообще к предположению, что есть существенная противоположность между «истинным» и «ложным»? Разве не достаточно предположить, что существуют степени мнимости, как бы более светлые и более темные тени и тона иллюзии
*
Великий человек? - Я все еще вижу только актера своего собственного идеала.
***
Об относительности добра и зла для тех, кто хочет обрести контроль над обоими полюсами бинера этики, очень много довольно острых суждений:
Ведь «истина», ведь искание истины что-нибудь да значит, и если человек поступает при этом слишком по-человечески - он ищет истину лишь для того, чтобы творить добро - бьюсь об заклад, он не найдет ничего!
*
(...) не стоим ли мы на рубеже того периода, который негативно следовало бы определить прежде всего как внеморальный, нынче, когда, по крайней мере среди нас, имморалистов, зародилось подозрение, что именно в том, что непреднамеренно в данном поступке, и заключается его окончательная ценность и что вся его намеренность, все, что в нем можно видеть, знать, «сознавать», составляет еще его поверхность и оболочку, которая, как всякая оболочка, открывает нечто, но еще более скрывает? Словом, мы полагаем, что намерение есть только признак, симптом, который надо сперва истолковать, к тому же признак, означающий слишком многое, а следовательно, сам по себе почти ничего не значащий, - что мораль в прежнем смысле, стало быть, мораль намерений, представляла собою предрассудок, нечто опрометчивое, быть может, нечто предварительное, вещь приблизительно одного ранга с астрологией и алхимией, но во всяком случае нечто такое, что должно быть преодолено.
*
Никто не станет так легко считать какое-нибудь учение за истинное только потому, что оно делает счастливым или добродетельным - исключая разве милых «идеалистов», страстно влюбленных в доброе, истинное, прекрасное и позволяющих плавать в своем пруду всем родам пестрых, неуклюжих и добросердечных желательностей. Счастье и добродетель вовсе не аргументы. Но даже и осмотрительные умы охотно забывают, что делать несчастным и делать злым также мало является контраргументами. Нечто может быть истинным, хотя бы оно было в высшей степени вредным и опасным: быть может, даже одно из основных свойств существования заключается в том, что полное его познание влечет за собою гибель, так что сила ума измеряется, пожалуй, той дозой «истины», какую он может еще вынести. (...)
(...) для открытия известных частей истины злые и несчастные находятся в более благоприятных условиях и имеют большую вероятность на успех; не говоря уже о злых, которые счастливы, - вид людей, замалчиваемый моралистами.
*
Бывают события такого нежного свойства, что их полезно засыпать грубостью и делать неузнаваемыми; бывают деяния любви и непомерного великодушия, после которых ничего не может быть лучше, как взять палку и отколотить очевидца (...)
*
Нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов…
*
Великие эпохи нашей жизни наступают тогда, когда у нас является мужество переименовать наше злое в наше лучшее.
*
Воля к победе над одним аффектом в конце концов, однако, есть только воля другого или множества других аффектов.
*
То, что в данное время считается злом, обыкновенно есть несвоевременный отзвук того, что некогда считалось добром, - атавизм старейшего идеала.
*
Все, что делается из любви, совершается всегда по ту сторону добра и зла.
*
(...) декретировать, что всякая тирания и всякое неразумие непозволительны, пришлось бы ведь опять-таки, исходя из какой-нибудь морали.
*
Есть морали, назначение которых - оправдывать их создателя перед другими; назначение одних моралей - успокаивать его и возбуждать в нем чувство внутреннего довольства собою; другими - он хочет пригвоздить самого себя к кресту и смирить себя; третьими - мстить, при помощи четвертых - скрыться, при помощи еще других - преобразиться и вознестись на недосягаемую высоту. Одна мораль служит ее создателю для того, чтобы забывать, другая - чтобы заставить забыть о себе или о какой-нибудь стороне своей натуры; один моралист хотел бы испытать на человечестве мощь и творческие причуды; какой-нибудь другой, быть может, именно Кант, дает понять своей моралью следующее: «во мне достойно уважения то, что я могу повиноваться, - и у вас должно быть не иначе, чем у меня!» - словом, морали являются также лишь жестикуляцией аффектов.