Карта воплощений. Часть 3
Мои чувства к итальянскому языку и Италии для меня остаются загадкой. До того, как у меня появился реальный интерес, у меня 3 года был итальянский бойфренд, и в то время с итальянской культурой у меня не резонировало вообще ничего, кроме разумного умеренного интереса к прошлому своего партнёра. Мы с ним на итальянском не общались никогда, потому что я его вроде как не знала. Когда он на выходных говорил по скайпу со своей семьёй, я выхватывала только отдельные слова из того, что он говорил, даже не пытаясь понять смысл всего остального.
Потом мы расстались и я стала планировать поездку в Италию. Посмотрела с десяток старых итальянских фильмов без перевода и с субтитрами. Внутри что-то смутно отозвалось на итальянскую деревню и народные кварталы большого шумного города не позднее первой половины 20 века. Понимать язык почти полностью я стала уже на этапе фильмов. Справедливости ради стоит напомнить, что я к тому времени уже знала французский как родной, что несомненно поспособствовало пониманию письменного итальянского в субтитрах, однако вряд ли объясняет то, что было дальше.
Ехала я в Италию туристкой, а не на курсы. Уже в аэропорту начала формулировать фразы, чтобы сориентироваться в транспорте и формальностях. В тот же день с хозяином квартиры стала заменять отдельные английские слова и фразы итальянскими. На третий день диагностировала у себя уверенный средний уровень. К концу первой недели могла общаться на любые темы, перешла к продвинутой грамматике и обнаружила, что спонтанно употребляю слова, которые не знаю, но которые при проверке оказываются именно тем, что я думаю. Голова включалась после сказанного и требовала полной ясности - чтобы я проверила по словарю или у носителя правильность того, что только что сказала. Однако уже тот факт, что она часто включалась постфактум, что не случалось ни с одним другим языком, наводит меня на мысли о более глубокой моей связи с итальянским, чем это можно объяснить рационально.
К концу второй недели я стала понимать некоторые диалекты (путешествовала от Рима до Милана и много общалась с разными людьми по пути) и понимать стилистику ругательств. Диалекты в итальянском различаются порой, как, например, русский и болгарский. Одни диалекты шли как родные и вызывали желание улыбаться и мурчать, как при прослушивании любимой музыки. Другие создавали впечатление чужого языка. Недавно я пошла в ютуб слушать диалекты разных регионов, чтобы понять, который больше резонирует. На втором месте оказался римский романеско, а на первом - неаполитанский (когда я взяла имя блога napoli, этого знания у меня ещё не было, просто нравился набор букв). Кстати в моей тогдашней долгой поездке по Италии, которую я заранее не планировала и решала в последний момент, куда ехать дальше, я так и не доехала до Неаполя, хотя дорога была открыта.
Вернулась домой довольная поездкой, но с мыслью "хорошо, что в этой жизни я живу не в Италии". Язык лёг, как родной, но культура и общество - как-то нейтрально симпатичны, как всё средиземноморское, без особой страсти. Сейчас порой при просмотре исторических фильмов про Средние века в Италии или при взгляде на старую архитектуру и особенно монастыри и узкие улочки, внутри что-то сжимается, похожее на ностальгию, но чувство скорее напоминает сожаление о прошлом, тоску, и навевает не очень радостные мысли. И римским языческим пантеоном в моей языческой практике я так особо и не заинтересовалась.
Самое печальное впечатление оставила Флоренция. Чувствовалось, что у города умерла душа. Не объективная душа города, а та душа, через которую я могла соединиться с ней. Самое сильное и почти магическое впечатление - Сиена. А в Генуе я поймала ощущение комфорта простой жизни, желание попасть в день сурка, без ярких событий, без чувства чужестранности, но с постоянным циркулированием вдоль моря по всему лигурийскому побережью. Виноградники и оливковые рощи на склонах Чинкве Терре с одной стороны и морская бездна - с другой имели вкус детства.
И не дети ли учат язык слёту и без учебников?
***
Чувство печали от старой Европы находит и тогда, когда сознание перемещается в область северной Германии, Голландии, Фландрии. Как-будто когда-то давно у меня там было излишне много горя и уныния, и немножко радости, которую можно было продлить алкоголем. Проникнуть в это горе я не могу, как-будто тот, кто его испытывал и кто со мной резонирует временами в периоды обострения интереса к этому региону, удалил его, чтобы больше не касаться, сохранив только шрамы воспоминаний. А приятные чувства, что связаны с этим регионом, у меня ассоциируются с молодостью, ещё не омрачённой грузом страданий.
Эмоциональная привязанность к этому региону и его культуре не распространяется на германские и скандинавские языки, которые как-будто отгорожены от меня толстой стеной. Был в моей жизни период, когда маячила возможность переехать в Германию, и я стала брать уроки немецкого. Несмотря на то, что за полгода я читать навострилась на средне-продвинутом уровне, этот язык казался мне ещё более непостижимым, чем в своё время английский. Его синтаксис просто сводил с ума. Через неделю после того, как я бросила уроки, я почти начисто забыла абсолютно всё из немецкого. С трудом выученные слова, так похожие одно на другое, а также все грамматические правила, снова стали непроницаемыми.
***
А вот Скандинавия, которая никогда не вызывала у меня жгучие приступы ностальгии, отзывается в основном атмосферой гармонии и спокойствия, с привкусом тщательно скрываемой тревоги. Я даже почти ощущаю, что восприятие этой атмосферы принадлежит мягкой полной румяной женщине, живущей в глубинке на хуторе, радующейся своей семье, достатку от какого-то деревенского ремесла, типа мельницы или лавки у мужа. И вот эта "чуточка тревоги" - это нечто, что вступает в свои права из прошлого, когда она уязвима или когда "приходит время", что подтачивает её и постепенно укорачивает её дни. Я не могу добраться до того, что послужило причиной её тревоги, но знаю, что эта тревога найдёт в моём прошлом для себя всё необходимое, чтобы проявиться схожим образом, когда буду уязвима я или когда придёт моё время. И способ избежать этого - закончить дни субличности этой женщины в моём теле и душе. Измениться, чтобы перестать с ней резонировать и тем самым подпитывать её. Кроме эмоционального фона и ровной приязни к Скандинавии из того региона мне больше ничего не перешло. Скандинавские языки отгорожены от меня толстой стеной, но звучат гармонично, как лесной ручей, в отличие от неприятных американского и восточных языков.
***
Удивительно, но мне полностью чужд испаноязычный мир. Я хоть и побывала в Испании и одной из стран Латинской Америки, и знакомых латиносов у меня немало, и испанский я понимаю почти так же, как итальянский, только без мурашек удовольствия, но за всю мою жизнь у меня ни разу не проклюнулся интерес к этой цивилизации. В нашем шаманском кружке люди постоянно рассказывают что-то про Мексику, Перу, Колумбию и другие страны с древними шаманскими традициями, а у меня в этот момент мир как-будто теряет краски и становится никаким. Ноль эмоций, ноль связей. То же самое относится к американским индейцам и всяким тамошним инуитам и эскимосам. Даже кастанедовского "Дона Хуана" я могу читать только через призму уже известного мне из мистицизма и магии, а не как шаманскую традицию мексиканских индейцев.
Такие же слепые зоны у меня ощущаются по всей Южной Америке, Канаде (кроме тамошнего французского языка), Штатам (за исключением отдельных мест с чувствами негативного спектра), южной Африке, Средней Азии, арабскому Востоку, Египту, Восточной Сибири, Центральной Европе, Иберийскому полуострову и всем местностям, где есть высокие горы. Как-будто я там никогда не была и с ними меня ничего не связывает.
(продолжение следует)
Потом мы расстались и я стала планировать поездку в Италию. Посмотрела с десяток старых итальянских фильмов без перевода и с субтитрами. Внутри что-то смутно отозвалось на итальянскую деревню и народные кварталы большого шумного города не позднее первой половины 20 века. Понимать язык почти полностью я стала уже на этапе фильмов. Справедливости ради стоит напомнить, что я к тому времени уже знала французский как родной, что несомненно поспособствовало пониманию письменного итальянского в субтитрах, однако вряд ли объясняет то, что было дальше.
Ехала я в Италию туристкой, а не на курсы. Уже в аэропорту начала формулировать фразы, чтобы сориентироваться в транспорте и формальностях. В тот же день с хозяином квартиры стала заменять отдельные английские слова и фразы итальянскими. На третий день диагностировала у себя уверенный средний уровень. К концу первой недели могла общаться на любые темы, перешла к продвинутой грамматике и обнаружила, что спонтанно употребляю слова, которые не знаю, но которые при проверке оказываются именно тем, что я думаю. Голова включалась после сказанного и требовала полной ясности - чтобы я проверила по словарю или у носителя правильность того, что только что сказала. Однако уже тот факт, что она часто включалась постфактум, что не случалось ни с одним другим языком, наводит меня на мысли о более глубокой моей связи с итальянским, чем это можно объяснить рационально.
К концу второй недели я стала понимать некоторые диалекты (путешествовала от Рима до Милана и много общалась с разными людьми по пути) и понимать стилистику ругательств. Диалекты в итальянском различаются порой, как, например, русский и болгарский. Одни диалекты шли как родные и вызывали желание улыбаться и мурчать, как при прослушивании любимой музыки. Другие создавали впечатление чужого языка. Недавно я пошла в ютуб слушать диалекты разных регионов, чтобы понять, который больше резонирует. На втором месте оказался римский романеско, а на первом - неаполитанский (когда я взяла имя блога napoli, этого знания у меня ещё не было, просто нравился набор букв). Кстати в моей тогдашней долгой поездке по Италии, которую я заранее не планировала и решала в последний момент, куда ехать дальше, я так и не доехала до Неаполя, хотя дорога была открыта.
Вернулась домой довольная поездкой, но с мыслью "хорошо, что в этой жизни я живу не в Италии". Язык лёг, как родной, но культура и общество - как-то нейтрально симпатичны, как всё средиземноморское, без особой страсти. Сейчас порой при просмотре исторических фильмов про Средние века в Италии или при взгляде на старую архитектуру и особенно монастыри и узкие улочки, внутри что-то сжимается, похожее на ностальгию, но чувство скорее напоминает сожаление о прошлом, тоску, и навевает не очень радостные мысли. И римским языческим пантеоном в моей языческой практике я так особо и не заинтересовалась.
Самое печальное впечатление оставила Флоренция. Чувствовалось, что у города умерла душа. Не объективная душа города, а та душа, через которую я могла соединиться с ней. Самое сильное и почти магическое впечатление - Сиена. А в Генуе я поймала ощущение комфорта простой жизни, желание попасть в день сурка, без ярких событий, без чувства чужестранности, но с постоянным циркулированием вдоль моря по всему лигурийскому побережью. Виноградники и оливковые рощи на склонах Чинкве Терре с одной стороны и морская бездна - с другой имели вкус детства.
И не дети ли учат язык слёту и без учебников?
***
Чувство печали от старой Европы находит и тогда, когда сознание перемещается в область северной Германии, Голландии, Фландрии. Как-будто когда-то давно у меня там было излишне много горя и уныния, и немножко радости, которую можно было продлить алкоголем. Проникнуть в это горе я не могу, как-будто тот, кто его испытывал и кто со мной резонирует временами в периоды обострения интереса к этому региону, удалил его, чтобы больше не касаться, сохранив только шрамы воспоминаний. А приятные чувства, что связаны с этим регионом, у меня ассоциируются с молодостью, ещё не омрачённой грузом страданий.
Эмоциональная привязанность к этому региону и его культуре не распространяется на германские и скандинавские языки, которые как-будто отгорожены от меня толстой стеной. Был в моей жизни период, когда маячила возможность переехать в Германию, и я стала брать уроки немецкого. Несмотря на то, что за полгода я читать навострилась на средне-продвинутом уровне, этот язык казался мне ещё более непостижимым, чем в своё время английский. Его синтаксис просто сводил с ума. Через неделю после того, как я бросила уроки, я почти начисто забыла абсолютно всё из немецкого. С трудом выученные слова, так похожие одно на другое, а также все грамматические правила, снова стали непроницаемыми.
***
А вот Скандинавия, которая никогда не вызывала у меня жгучие приступы ностальгии, отзывается в основном атмосферой гармонии и спокойствия, с привкусом тщательно скрываемой тревоги. Я даже почти ощущаю, что восприятие этой атмосферы принадлежит мягкой полной румяной женщине, живущей в глубинке на хуторе, радующейся своей семье, достатку от какого-то деревенского ремесла, типа мельницы или лавки у мужа. И вот эта "чуточка тревоги" - это нечто, что вступает в свои права из прошлого, когда она уязвима или когда "приходит время", что подтачивает её и постепенно укорачивает её дни. Я не могу добраться до того, что послужило причиной её тревоги, но знаю, что эта тревога найдёт в моём прошлом для себя всё необходимое, чтобы проявиться схожим образом, когда буду уязвима я или когда придёт моё время. И способ избежать этого - закончить дни субличности этой женщины в моём теле и душе. Измениться, чтобы перестать с ней резонировать и тем самым подпитывать её. Кроме эмоционального фона и ровной приязни к Скандинавии из того региона мне больше ничего не перешло. Скандинавские языки отгорожены от меня толстой стеной, но звучат гармонично, как лесной ручей, в отличие от неприятных американского и восточных языков.
***
Удивительно, но мне полностью чужд испаноязычный мир. Я хоть и побывала в Испании и одной из стран Латинской Америки, и знакомых латиносов у меня немало, и испанский я понимаю почти так же, как итальянский, только без мурашек удовольствия, но за всю мою жизнь у меня ни разу не проклюнулся интерес к этой цивилизации. В нашем шаманском кружке люди постоянно рассказывают что-то про Мексику, Перу, Колумбию и другие страны с древними шаманскими традициями, а у меня в этот момент мир как-будто теряет краски и становится никаким. Ноль эмоций, ноль связей. То же самое относится к американским индейцам и всяким тамошним инуитам и эскимосам. Даже кастанедовского "Дона Хуана" я могу читать только через призму уже известного мне из мистицизма и магии, а не как шаманскую традицию мексиканских индейцев.
Такие же слепые зоны у меня ощущаются по всей Южной Америке, Канаде (кроме тамошнего французского языка), Штатам (за исключением отдельных мест с чувствами негативного спектра), южной Африке, Средней Азии, арабскому Востоку, Египту, Восточной Сибири, Центральной Европе, Иберийскому полуострову и всем местностям, где есть высокие горы. Как-будто я там никогда не была и с ними меня ничего не связывает.
(продолжение следует)