О свободе воли и Брониславе Виногродском
Ещё одна яркая синхрония, которую я выношу в отдельный постинг, т.к. хотела ещё сюда же скопировать мой комментарий из уже почему-то удалённого треда в сообществе ru_philosophy на ту же самую тему.
***
Смотрю одно из многочисленных видео философа-даоса и китаеведа Бронислава Виногродского. Мало того, что он мудрейший человек и (пока) не вызывает во мне аллергии на гуру, так у него ещё замечательный дар часами поддерживать беседу, уплывая в далёкие но интересные умствования с любого вопроса. Я тоже чего-то, пока его слушала, уплыла мыслями в размышления о свободе воли. Даже построила мою внутреннюю пространственную модель, которая позволила бы потом словами сформулировать обусловленность свободы воли реальностью, в которой находится человек.
И тут собеседник Виногродского спрашивает: "Есть ли свобода воли, как вы считаете?"
Ну, и чтобы не оставлять этот вопрос подвисшим, мнение Виногродского на эту тему схоже с моим: свобода воли потенциально есть, но у большинства людей её нет, т.к. они пойманы простейшими вещественными взаимодействиями с миром - всем тем, что они любят и от чего бегут. Воля есть, а свободы нет.
***
Мой комментарий из философского сообщества (1 апреля 2017):
Как насчёт идеи, что свобода - это уравновешенность между внешним и внутренним?
Несвобода пройти сквозь стену - это не несвобода, а условие нашей собственной материальности.
Несвобода не ходить на нелюбимую работу - это не несвобода, а условие для текущего внутреннего состояния человека, когда частью выбранной им индивидуальности является социальный статус, счёт в банке, дом, трое детей и неверие в возможность иметь любимую работу.
Даже несвобода в порыве послать раздражающих людей на х** (то есть чувствуешь сильное желание послать и следуешь ему) - это не несвобода, а необходимое условие для текущего состояния психологии человека, при котором важной частью его индивидуальности является субличность, чья функция - вербально атаковать противника.
О гармонии внутреннего и внешнего
Предположим, в вас присутствует субличность, которая включается в те моменты, когда актуально послать кого-то на х**. Вы её приобрели себе для каких-то нужных целей. Например, как мирная опция выражения своего Очень Важного Мнения без применения физического насилия. Субличность, имеющая потребность донести своё Очень Важное Мнение до другого, и субличность вербальной агрессии являются выбранными вами же частями вашей индивидуальности, как и любовь к борщу, например. Это - ваше внутреннее.
Далее. При возникновении ситуации, когда в вашем поле появляется человек, достойный, чтобы его послали на х**, в вас происходят процессы, аналогичные тем, какие происходят, когда перед вами тарелка борща. Желание > реализация. Это логичный контакт внутреннего и внешнего. Взаимное притяжение бинеров.
Далее. Я для себя недавно сформулировала мнение, что по-настоящему свободен лишь тот человек, которому некого посылать на х**. Экстраполируя, по-настоящему свободен тот человек, который не испытывает желания съесть борщ.
Далее. Если всё то, что вызывает в нас желания, некую реакцию (внешнее), сократить как частности, то с необходимостью исчезнет и то внутреннее, что реагирует, пускаясь на удовлетворение этого желания. Не останется ничего. Бинеры исчезнут.
Следовательно, всё то внешнее, что кажется нам несвободой (неудержимая любовь к борщу, вербальная несдержанность, неспособность себя дисциплинировать, вечерний жор, нелюбимый муж, трое детей, кот и т.п.), ею не является, поскольку уравновешено каким-то процессом внутри нас. Как лево уравновешено правым, одна сторона медали - другой, любимое - любящим, ненавидимое - ненавидящим, внушающее страх - боящимся и т.п. Практически отражено, как в особом зеркале. Если хорошенько поискать, то можно найти соответствующее отражение внутри нас абсолютно любой вещи вовне, с которой мы входим в контакт.
Свободен в абсолютном смысле только не имеющий индивидуальности и тела, не воспринимающий и не думающий, не имеющий прошлого и планов на будущее. Либо же свободен всякий, кто осознал, что несвобода таковой не является, т.к. уравновешивается самим его существом, ибо им же и является.
И тут уже личный выбор каждого - считать себя свободой или несвободой и окружать себя соответствующим данным понятиям семантическим наполнением.
***
На моё знакомство с Брониславом Виногродским тоже случилась синхрония, и опять у Пелевина. Как раз в дни интенсивного просмотра видео с Виногродским я начала читать пелевинскую "Диалектику переходного периода из ниоткуда в никуда", и там есть один второстепенный персонаж по имени Простислав, ну просто один в один списанный с этого даоса. Списано много всего - внешность, китайские шарики в руках, фанатизм от Китая, чайные церемонии, глубокий эзотеризм, рассуждения о судьбах России и даже его несколько старческо-простецкая манера речи.
Отрывок из "ДПП НН":
[Отрывок из ДПП НН]
Так состоялось Степино знакомство с гадателем Простиславом, который был в клубе за главного консультанта и духовного учителя.
Внешне Простислав напоминал Кощея Бессмертного, переживающего кризис среднего возраста. Все в нем выдавало осведомителя ФСБ - восемь триграмм на засаленной шапочке, нефритовый дракон на впалой груди, расшитые фениксами штаны из синего шелка и три шара из дымчатого хрусталя, которые он с удивительной ловкостью крутил на ладони таким образом, что они катались по кругу, совсем не касаясь друг друга. Когда он взял в руки гитару и, отводя глаза, запел казацкую песню «Ой не вечер», Степа укрепился в своем подозрении. А когда Простислав предложил принять ЛСД, отпали последние сомнения.
(...)
Степа никогда не боялся людей этой ориентации, потому что не имел порочных привычек, на которых они могли бы сыграть. Наоборот, он старался чаще бывать в их обществе, чтобы власть как можно большим количеством глазенок видела, что ему нечего скрывать. Поэтому он продолжал встречаться с Простиславом, и между ними вскоре установилось что-то вроде дружбы, которая очень шла к Степиной привычке есть палочками.
У Простислава была самая большая в Москве коллекция буддийского порно, «стрэйт» и «гей». Оно отличалось от стандартного тем, что все действие происходило в горящем доме, который символизировал недолговечную земную юдоль. Метафора трогала Степу, однако в фильмах к ней подходили довольно формально: партнеры елозили друг по другу на фоне пылающего комода или созревшего для свалки дивана, дававшего вместо огня скудный серый дым. А то и вообще все ограничивалось групповухой на фоне коптящей промасленной простыни, растянутой на сушилке для белья. Степе как раз хотелось, чтобы духовности в этих фильмах было больше, а хлюпа меньше, но их создатели, видимо, стремились занять рыночную нишу самым экономным способом.
(...)
Простислав познакомил Степу с «Книгой Перемен». Степу не волновали эзотерические глубины этого текста, о которых Простислав постоянно толковал. Интересно было другое.
(...)
Правда, не все с Востоком обстояло так гладко, как хотелось бы. Один раз Степа приехал к Простиславу рано утром и попал на брифинг, который тот проводил для нескольких таинственных блондинов в штатском, похожих на капитана Лебедкина. Начал Простислав с вдохновенного монолога про Евразию, во время которого он то и дело заглядывал в книгу с надписью «Three who made a revolution» на обложке. Но даже если слова, которые он говорил, были чужими, чувство, которым звенел его голос, было личным и неподдельным:
- На великой Евразийской равнине почти нет препятствий для мороза, ветра и засухи, для марширующих армий и мигрирующих орд. Когда-то здесь простирались огромные азиатские царства - Иранское, Монгольское... Когда они ушли в прошлое, их место заняла Московия, которая расширялась несколько столетий, пока не стала огромнейшей в мире империей. Подобно приливу, она растекалась сквозь леса и бесконечные степи, кое-где заселенные отсталыми кочевниками. Встречая сопротивление, она останавливалась, как это делает прилив, чтобы набрать сил, и затем продолжала свое неостановимое наступление...
Степа подумал, что метафора чем-то напоминает историю ваучерно-залоговой приватизации.
- Только у далеких границ это плато упирается в горные барьеры, - продолжал Простислав. - Снежные вершины Кавказа, Памир, крыша мира (Степа представил себе огромного капитана Лебедкина из снега, гранита и льда), Алтай, Саяны и Становой хребет, которые формируют естественную границу Китая. Разве может народ, чей горизонт так же бесконечен, как Евразийская равнина, не быть великим и не мечтать о величии?
Простислав положил книгу на стол, взял чашечку с чаем и сделал глоток, чтобы смочить горло. Затем он повернулся к доске, взял мел и стал молча рисовать какие-то иероглифы (он то ли действительно знал китайский, то ли талантливо делал вид, что знает). Степе было приятно - в первый раз за долгое время кто-то вспомнил про величие русского народа. Но это чувство прожило в его душе недолго.
- На современных китайских картах, - заговорил Простислав, указывая на покрывающие доску знаки, - примыкающая к Поднебесной территория Сибири и Дальнего Востока, а также Россия в целом обозначаются тремя иероглифами:
- «двадцать»,
- «вспотеть, запыхаться»,
- «жулик, вор, нечестный коммерсант». Эти же три иероглифа служат для описания существующего в России политического строя. Правительство России обозначается в современном китайском языке четырьмя иероглифами:
- «временный, быстротечный»,
- «начальник»,
- «труба, нефтепровод»,
- «север». Сейчас в Китае дожидаются момента, когда временная администрация северной трубы снизит численность населения прилегающих территорий до пятидесяти миллионов человек, после чего великое учение о пути Дао придет наконец на бескрайние просторы Евразии в полном объеме...
(...)
Проблемы возникали не с существом, а с частностями. Некоторая странность проглядывала в том, что Простислав рассуждал о «временной администрации северной трубы» в лекции, которую читал персоналу этой временной администрации. Еще страннее ситуацию делало то, что он и сам явно относился к тому же ведомству. Но Степа давно догадывался, что в подобных парадоксах и заключена соль русской жизни.
(...)
Простислав успел попасть в передрягу. Его только что отпустили из больницы после отравления соединениями ртути - оно было таким серьезным, что он даже побывал в реанимации. Степа слышал, что от ртути умерли почти все китайские богдыханы, занимавшиеся поисками вечной жизни, потому что в даосские рецепты пилюль бессмертия входила киноварь. Из-за этого в недомогании Простислава чудилось что-то высокое, императорское, и Степе неловко было заводить разговор о своих проблемах.
***
Вообще мне после знакомства с даосизмом через Виногродского захотелось освоить и Книгу перемен. Думаю, скоро я до неё доберусь. Сейчас самое время, т.к. я через шаманизм поняла сам принцип гадания, что должно делать легко "освояемыми" любые мантические инструменты. Особенно после того как я увидела, сколько магии внутри самого даосизма.
***
Смотрю одно из многочисленных видео философа-даоса и китаеведа Бронислава Виногродского. Мало того, что он мудрейший человек и (пока) не вызывает во мне аллергии на гуру, так у него ещё замечательный дар часами поддерживать беседу, уплывая в далёкие но интересные умствования с любого вопроса. Я тоже чего-то, пока его слушала, уплыла мыслями в размышления о свободе воли. Даже построила мою внутреннюю пространственную модель, которая позволила бы потом словами сформулировать обусловленность свободы воли реальностью, в которой находится человек.
И тут собеседник Виногродского спрашивает: "Есть ли свобода воли, как вы считаете?"
Ну, и чтобы не оставлять этот вопрос подвисшим, мнение Виногродского на эту тему схоже с моим: свобода воли потенциально есть, но у большинства людей её нет, т.к. они пойманы простейшими вещественными взаимодействиями с миром - всем тем, что они любят и от чего бегут. Воля есть, а свободы нет.
***
Мой комментарий из философского сообщества (1 апреля 2017):
Как насчёт идеи, что свобода - это уравновешенность между внешним и внутренним?
Несвобода пройти сквозь стену - это не несвобода, а условие нашей собственной материальности.
Несвобода не ходить на нелюбимую работу - это не несвобода, а условие для текущего внутреннего состояния человека, когда частью выбранной им индивидуальности является социальный статус, счёт в банке, дом, трое детей и неверие в возможность иметь любимую работу.
Даже несвобода в порыве послать раздражающих людей на х** (то есть чувствуешь сильное желание послать и следуешь ему) - это не несвобода, а необходимое условие для текущего состояния психологии человека, при котором важной частью его индивидуальности является субличность, чья функция - вербально атаковать противника.
О гармонии внутреннего и внешнего
Предположим, в вас присутствует субличность, которая включается в те моменты, когда актуально послать кого-то на х**. Вы её приобрели себе для каких-то нужных целей. Например, как мирная опция выражения своего Очень Важного Мнения без применения физического насилия. Субличность, имеющая потребность донести своё Очень Важное Мнение до другого, и субличность вербальной агрессии являются выбранными вами же частями вашей индивидуальности, как и любовь к борщу, например. Это - ваше внутреннее.
Далее. При возникновении ситуации, когда в вашем поле появляется человек, достойный, чтобы его послали на х**, в вас происходят процессы, аналогичные тем, какие происходят, когда перед вами тарелка борща. Желание > реализация. Это логичный контакт внутреннего и внешнего. Взаимное притяжение бинеров.
Далее. Я для себя недавно сформулировала мнение, что по-настоящему свободен лишь тот человек, которому некого посылать на х**. Экстраполируя, по-настоящему свободен тот человек, который не испытывает желания съесть борщ.
Далее. Если всё то, что вызывает в нас желания, некую реакцию (внешнее), сократить как частности, то с необходимостью исчезнет и то внутреннее, что реагирует, пускаясь на удовлетворение этого желания. Не останется ничего. Бинеры исчезнут.
Следовательно, всё то внешнее, что кажется нам несвободой (неудержимая любовь к борщу, вербальная несдержанность, неспособность себя дисциплинировать, вечерний жор, нелюбимый муж, трое детей, кот и т.п.), ею не является, поскольку уравновешено каким-то процессом внутри нас. Как лево уравновешено правым, одна сторона медали - другой, любимое - любящим, ненавидимое - ненавидящим, внушающее страх - боящимся и т.п. Практически отражено, как в особом зеркале. Если хорошенько поискать, то можно найти соответствующее отражение внутри нас абсолютно любой вещи вовне, с которой мы входим в контакт.
Свободен в абсолютном смысле только не имеющий индивидуальности и тела, не воспринимающий и не думающий, не имеющий прошлого и планов на будущее. Либо же свободен всякий, кто осознал, что несвобода таковой не является, т.к. уравновешивается самим его существом, ибо им же и является.
И тут уже личный выбор каждого - считать себя свободой или несвободой и окружать себя соответствующим данным понятиям семантическим наполнением.
***
На моё знакомство с Брониславом Виногродским тоже случилась синхрония, и опять у Пелевина. Как раз в дни интенсивного просмотра видео с Виногродским я начала читать пелевинскую "Диалектику переходного периода из ниоткуда в никуда", и там есть один второстепенный персонаж по имени Простислав, ну просто один в один списанный с этого даоса. Списано много всего - внешность, китайские шарики в руках, фанатизм от Китая, чайные церемонии, глубокий эзотеризм, рассуждения о судьбах России и даже его несколько старческо-простецкая манера речи.
Отрывок из "ДПП НН":
[Отрывок из ДПП НН]
Так состоялось Степино знакомство с гадателем Простиславом, который был в клубе за главного консультанта и духовного учителя.
Внешне Простислав напоминал Кощея Бессмертного, переживающего кризис среднего возраста. Все в нем выдавало осведомителя ФСБ - восемь триграмм на засаленной шапочке, нефритовый дракон на впалой груди, расшитые фениксами штаны из синего шелка и три шара из дымчатого хрусталя, которые он с удивительной ловкостью крутил на ладони таким образом, что они катались по кругу, совсем не касаясь друг друга. Когда он взял в руки гитару и, отводя глаза, запел казацкую песню «Ой не вечер», Степа укрепился в своем подозрении. А когда Простислав предложил принять ЛСД, отпали последние сомнения.
(...)
Степа никогда не боялся людей этой ориентации, потому что не имел порочных привычек, на которых они могли бы сыграть. Наоборот, он старался чаще бывать в их обществе, чтобы власть как можно большим количеством глазенок видела, что ему нечего скрывать. Поэтому он продолжал встречаться с Простиславом, и между ними вскоре установилось что-то вроде дружбы, которая очень шла к Степиной привычке есть палочками.
У Простислава была самая большая в Москве коллекция буддийского порно, «стрэйт» и «гей». Оно отличалось от стандартного тем, что все действие происходило в горящем доме, который символизировал недолговечную земную юдоль. Метафора трогала Степу, однако в фильмах к ней подходили довольно формально: партнеры елозили друг по другу на фоне пылающего комода или созревшего для свалки дивана, дававшего вместо огня скудный серый дым. А то и вообще все ограничивалось групповухой на фоне коптящей промасленной простыни, растянутой на сушилке для белья. Степе как раз хотелось, чтобы духовности в этих фильмах было больше, а хлюпа меньше, но их создатели, видимо, стремились занять рыночную нишу самым экономным способом.
(...)
Простислав познакомил Степу с «Книгой Перемен». Степу не волновали эзотерические глубины этого текста, о которых Простислав постоянно толковал. Интересно было другое.
(...)
Правда, не все с Востоком обстояло так гладко, как хотелось бы. Один раз Степа приехал к Простиславу рано утром и попал на брифинг, который тот проводил для нескольких таинственных блондинов в штатском, похожих на капитана Лебедкина. Начал Простислав с вдохновенного монолога про Евразию, во время которого он то и дело заглядывал в книгу с надписью «Three who made a revolution» на обложке. Но даже если слова, которые он говорил, были чужими, чувство, которым звенел его голос, было личным и неподдельным:
- На великой Евразийской равнине почти нет препятствий для мороза, ветра и засухи, для марширующих армий и мигрирующих орд. Когда-то здесь простирались огромные азиатские царства - Иранское, Монгольское... Когда они ушли в прошлое, их место заняла Московия, которая расширялась несколько столетий, пока не стала огромнейшей в мире империей. Подобно приливу, она растекалась сквозь леса и бесконечные степи, кое-где заселенные отсталыми кочевниками. Встречая сопротивление, она останавливалась, как это делает прилив, чтобы набрать сил, и затем продолжала свое неостановимое наступление...
Степа подумал, что метафора чем-то напоминает историю ваучерно-залоговой приватизации.
- Только у далеких границ это плато упирается в горные барьеры, - продолжал Простислав. - Снежные вершины Кавказа, Памир, крыша мира (Степа представил себе огромного капитана Лебедкина из снега, гранита и льда), Алтай, Саяны и Становой хребет, которые формируют естественную границу Китая. Разве может народ, чей горизонт так же бесконечен, как Евразийская равнина, не быть великим и не мечтать о величии?
Простислав положил книгу на стол, взял чашечку с чаем и сделал глоток, чтобы смочить горло. Затем он повернулся к доске, взял мел и стал молча рисовать какие-то иероглифы (он то ли действительно знал китайский, то ли талантливо делал вид, что знает). Степе было приятно - в первый раз за долгое время кто-то вспомнил про величие русского народа. Но это чувство прожило в его душе недолго.
- На современных китайских картах, - заговорил Простислав, указывая на покрывающие доску знаки, - примыкающая к Поднебесной территория Сибири и Дальнего Востока, а также Россия в целом обозначаются тремя иероглифами:
- «двадцать»,
- «вспотеть, запыхаться»,
- «жулик, вор, нечестный коммерсант». Эти же три иероглифа служат для описания существующего в России политического строя. Правительство России обозначается в современном китайском языке четырьмя иероглифами:
- «временный, быстротечный»,
- «начальник»,
- «труба, нефтепровод»,
- «север». Сейчас в Китае дожидаются момента, когда временная администрация северной трубы снизит численность населения прилегающих территорий до пятидесяти миллионов человек, после чего великое учение о пути Дао придет наконец на бескрайние просторы Евразии в полном объеме...
(...)
Проблемы возникали не с существом, а с частностями. Некоторая странность проглядывала в том, что Простислав рассуждал о «временной администрации северной трубы» в лекции, которую читал персоналу этой временной администрации. Еще страннее ситуацию делало то, что он и сам явно относился к тому же ведомству. Но Степа давно догадывался, что в подобных парадоксах и заключена соль русской жизни.
(...)
Простислав успел попасть в передрягу. Его только что отпустили из больницы после отравления соединениями ртути - оно было таким серьезным, что он даже побывал в реанимации. Степа слышал, что от ртути умерли почти все китайские богдыханы, занимавшиеся поисками вечной жизни, потому что в даосские рецепты пилюль бессмертия входила киноварь. Из-за этого в недомогании Простислава чудилось что-то высокое, императорское, и Степе неловко было заводить разговор о своих проблемах.
***
Вообще мне после знакомства с даосизмом через Виногродского захотелось освоить и Книгу перемен. Думаю, скоро я до неё доберусь. Сейчас самое время, т.к. я через шаманизм поняла сам принцип гадания, что должно делать легко "освояемыми" любые мантические инструменты. Особенно после того как я увидела, сколько магии внутри самого даосизма.