Архипелаг АНШЛАГ
Весеннее апрельское солнышко ярко заливало строгий, аскетичный кабинет начальника колонии № 18. Сидящий напротив начальника заместитель по воспитательной работе невольно щурил свои грустные глаза.
- Ну какой спектакль в честь Дня Космонавтики? Они там, в Москве, что, все с ума посходили? - в третий раз простонал заместитель. - Вы же знаете наш контингент - почти сплошной блатняк! Они даже прогнозы погоды по телевизору смотрят только с сурдопереводом, думая, что это такая распальцовка по понятиям.
Подполковник Волков тяжело вздохнул, хотел было согласиться, но вовремя взглянул на портрет министра на стене и осёкся.
- Надо! - сурово сказал он и стукнул ладонью по листку с приказом. - А артистов у соседей попросим, их там много сидит.
- В творческой шарашке? - лицо майора озарилось. - Ну вы и голова, Николай Петрович!
.............
«Особое творческое объединение № 5» ФСИН России находилось недалеко, в районе села Болотное.
Основной задачей ОТО являлось использование заключённых специалистов для участия в съёмках аншлаговых патриотических фильмов. Если сборы такого фильма в прокате равнялись двум бюджетам - срок уменьшался на два года, если трём - на пять лет, а если фильм получал Оскара, Пальмовую ветвь или собирал пять бюджетов - следовало освобождение с полным восстановлением в правах, как искупивших талантом. За десять бюджетов награждали премией Ника и ужином в ресторане с министром культуры.
Если же фильм не окупался - следовал месячный карцер с одним плавленом сырком «Дружба» в день и водой.
Начальник шарашки полковник Мельпоменов встретил соседей радушно.
Хорошо поставленным голосом он пригласил гостей «отведать чайку-с», за столом обильно цитировал Станиславского и искромётно шутил. Потом выслушал просьбу коллег и задумчиво сказал:
- Я бы рад помочь, но почти весь контингент занят на съёмках. В бараках остались только отказники и беспредельщики, с ними трудно - все гении. Вот Андрон например. На днях его попросили снять блокбастер о Чапаеве, так он пошёл в отказ, привязал себя к кровати и потребовал свидания с женой, чтобы поесть «как дома». А мы, после его предыдущего «как дома» с десятью переменами блюд, полдня посуду мыли, а начальник оперчасти язык проглотил, когда посмотрел, как люди едят дома. Человек по инвалидности на пенсию ушёл, а ведь отличный был офицер, у него воры в законе рыдали как дети.
Полковник достал из стола бумагу и протянул её Волкову.
- Вот, выбирайте из тех, кто остался.
Подполковник и его зам стали изучать список.
- З\к Виторган Максим, - прочитал Волков. - Вроде молодой, может его на роль Гагарина?
- Нельзя, - вздохнул Мельпоменов. - Он у нас при конюшне, младшим конюхом. Большой любитель лошадей. Да и Невзоров, наш старший конюх, его ни за что не отпустит. Опять будет переживать катарсис и кричать, что у нас в каждом мешке овса по трупу комбайнёра. Начните лучше с выбора режиссёра, мой вас совет.
Волков опять уткнулся в список.
- Может з\к Райкин Константин? - неуверенно спросил он. - У него вроде театр свой.
Полковник Мельпоменов скорбно покачал головой.
- В лазарете. После того, как его доставили сюда, а театр сняли с финансирования, он стал демонстрировать активное психофизическое действие на сцене при преодолении препятствий на пути к сверхзадаче.
- Это как? - не понял Волков.
- Связал себе шнурки и теперь не может ходить. Не пойду, говорит, пока в мои мозолистые руки не вернут госфинансирование. А он такой, а он упрямый. Одна наша заключённая из женского барака, Рената, его за это ампутантом обозвала, уж очень ей это слово нравится. Константин обиделся, забурлил глубокими эмоциями и стал кричать, что этой бездарности повезло, что он не может ходить, а то бы он… В общем, у них так всегда.
- Твою ж мать… - уважительно покачал головой подполковник. - А я уже год не могу внучку в детский садик устроить, неудобно как-то просить, очереди жду.
- Они особые люди. Они ради нас жгут свои нервы на сцене, - пояснил Мельпоменов.
- Интересно тут у вас. Богема! - вздохнул зам по воспитательной работе. - А у нас одни урки.
- Ну, ваши урки ради денег тоже на всё готовы, - слегка осадил майора полковник и выразительно посмотрел на часы:
- Короче, предлагаю Звягинцева. Маститый режиссёр, с наградами, чертовски талантлив. Только водки ему не давайте, а то он на съёмках «Левиафана» здорово к ней пристрастился, когда пытался постичь душу простого россиянина. Что характерно, вся массовка из местных простых россиян всегда была трезвой, а непростой режиссёр с главными героями к концу каждого съёмочного дня уже лыка не вязали. Свободны, так же, з\к з\к Ярмольник, Фоменко, Ефремов, Ахеджакова, Макаревич и видный документалист, доктор и лектор Амнуэль. Только вы смирительную рубашку с него не снимайте, а то он вчера пытался съесть печень надзирателя и запить её кьянти.
- А Макаревич-то нам зачем? - удивился Волков.
- А музыкальное сопровождение? - в свою очередь удивился Мельпоменов. - С песенниками у нас дефицит, учтите. Есть ещё Меладзе Константин, но мы его отпустили на Евровидение в Киев под подписку, и за него ещё поручился полк «Азов», побратимы его новой жены. Так что берите, пока хоть это даю.
В кабинет ввели Звягинцева. Он снял шапку и отчеканил, что заключённый Звягинцев, из второго режиссёрского отряда прибыл.
Полковник предложил ему сесть, и только было отвернулся к гостям, как режиссёр схватил с его стола плоскую фляжку и жадно к ней припал.
- Вода! - укоризненно покачал головой полковник, отнимая фляжку.
- Простите, но вы, на мой взгляд, просто волчина, как бы это сказать образно, позорный! - обиделся даровитый режиссёр, брезгливо выплёвывая воду.
Затем он с интересом выслушал предложение Волкова, немного подумал и отчеканил:
- Сто лимонов. Ваш откат тридцать, вашему заму десять, мне сорок, а эту вашу шнягу ставим за двадцать. В роли Гагарина вижу Ярмольника. Королёв - Фоменко, он тоже в тачках разбирается. Кровавый гебист, запирающий испуганного Гагарина в ржавую ракету - Ефремов. Юная неполживая медсестра, выбегающая за оцепление с криком: «Прости нас, НАСА!» - Ахеджакова. Амнуэль за кулисами издаёт визг двигателей, ракета медленно поднимается, теряя всякие детали, так как у нас ничего не могут сделать нормально, и тут, апофеозом мучительной аллегорической драмы, из-за кулис звучит великолепный гимн Макаревича: «Мы все теперь в говне!» Занавес.
Полный аншлаг, все театры Бродвея стоят в очереди с ангажементами, гастроли по развитым демократическим странам, и главное - деньги, много денег! Ну как, по рукам?
Когда подполковнику Волкову, наконец, отпустили руки и вернули отобранный пистолет - талантливого режиссёра уже увели.
- Как вы с ними такими работаете? - потрясённо спросил подполковник, всё ещё тяжело дыша.
- Вот так, - хмуро ответил Мельпоменов. - Уже несколько раз просил перевести меня в «Чёрный дельфин», даже пусть с понижением. Хочется тишины, покоя среди простых и понятных маньяков, но не отпускают.
…………..
Спектакль в колонии всё-таки поставили. Обошлись своими заключёнными по бытовым статьям и персоналом.
Когда Петров, сиделец за мелкое хулиганство, сказал: «Поехали!» и махнул рукой, а вольнонаёмная повариха Надя крикнула вслед ракете: «Юра, возвращайся, я буду ждать тебя!» и упала на колени - зал разом встал и захлопал. Все женщины плакали, и даже старый вор карманник, мотавший свой шестой срок, тайком смахнул слезу.
Артистов вызывали на бис восемь раз, а зама по воспитательной работе, сыгравшего Королёва, трижды качали на руках, в благодарность за первый полёт человека в космос.
И даже прибывшая с вечерним этапом малява от авторитетного режиссёра в законе Сокурова: «Вечер в хату всем бродягам и рукопожатным режиссёрам! На косяки с этим спектаклем указать хочу. Несообразность либретто, штампы, фальшь, ходульность режиссуры и актерской игры, но самый серьёзный косяк - не раскрыта тема передачи Курил и Сахалина японцам!» - совершенно не омрачила общего праздничного настроения.
А через два дня в колонию № 18 пришли предложения о гастролях сразу от трёх столичных театров.
Green Tea