Rostochium urbs vandalica: славянский Росток от деревни Держислава до университета Маршалка. 2
Продолжение. Начало здесь.
II. Славянский город князя Прибислава.
Основание первой крепости Ростока, находившейся на носящем ныне название Петридамм (нем."дамба возле церкви Св. Петра") островке, археологи относят довольно неопределённо первую фазу - 8-9; а вторую - 11-12 веками. Впрочем, археологическое изучение её было слишком поверхностным для сколько нибудь точных выводов. Археолог Й. Херрманн, к примеру, указывал на то, нижние слои могли просто остаться неизученными, а сама крепость - существовать одновременно с ремесленным центром в Диркове. Чаще в качестве контролировавшей дирковское поселение княжеской крепости видят крепость в деревне Фрезендорф, находящейся в нескольких км восточнее. По всей видимости, эта Петридамская крепость и была первым Ростоком, разрушенным данами в 1161 году. Как сообщает Саксон Грамматик, перед этим город был "трусливо оставлен жителями", а вместе с городом было сожжено и некое, находившееся в нём, изображение божества. В настоящее время от этой крепости не осталось и следа.
Новую ростокскую крепость, на том месте, на котором она стоит и до сих пор, отстроил в 1171 году ободритский князь Прибислав. Как сообщает Гельмольд:
Прибислав же, оставив долголетние упорные восстания, понимая, что ему «трудно... идти против рожна», успокоился, довольный размерами выделенной ему части, отстраивал города Микилинбург, Илово и Росток и селил в их пределах славянские народы (Гельмольд, 2-14).
Умерший в 1177 году и бывший, таким образом, свидетелем постройки Ростока Гельмольд совершенно однозначно говорит об основании его Прибиславом и заселении изначально именно славянами. Интересно, как легко закрываются глаза на этот очевидный факт у современных "популяризаторов истории". В немецкой википедии, к примеру, можно прочитать совсем иную оценку исторических событий:
Nach der Gründung Rostocks als deutsche Kaufmannsstadt durch Kolonisten aus Westfalen und Niedersachsen (Stadtrechtsbestätigung für die Altstadt war 1218), lebten auch Slaven aus der Region innerhalb der Stadtmauern, die aber im sozialen Gefüge der Stadt unten angesiedelt waren.
"После основания Ростока как немецкого купеческого города колонистами из Вестфалии и Нижней Саксонии ( подтверждение городских прав для старого города состоялось в 1218 году), внутри городских стен жили также и славяне, которые однако принадлежали к нижшим социальным слоям города"
Странным кажется само приравнивание утверждение Любекского права к основанию города. Очевидно, что права могли быть дарованы только уже основанному городу. Об основании же города источник однозначно говорит о Прибиславе и славянском населении, и полусловом не упоминая ни "немецкого города", ни "вестфальских колонистов", которые безусловно были, но прибыли в уже существовавший город.
И всё же, вышеуказанную точку зрения на основание Ростока можно назвать и "официальной". Корни её восходят к знаменитогму мекленбургскому историку Фридриху Лишу, высказавшему в 1844 году предположение о "двух Ростоках" - славянском и немецком. Славянская крепость, отстроенная Прибиславом, находилась, по его мнению, на месте крепостных валов на острове Петридамм. Крепость же напротив неё, там, где сейчас и находится исторический Росток, по его предположению, была основана немцами в 1218 году. В доказательство своей конструкции он приводил то обстоятельство, что положение нового Ростока на возвышенности было не характерным для славян, которые, по его мнению, строили крепости лишь в болотистых местах. С 1844 года наука несколько продвинулась в изучении как славянских крепостей, так и археологии древнего Ростока, потому и эти выводы вполне можно подкорректировать.
В 1161 году датчане разрушили Ростокскую крепость, а через 10 лет, в 1171, Прибислав отстроил её заново и заселил славянами. Сам Прибислав погиб на рыцарском турнире в Люнебурге в 1178 году. Крепость Ростока перешла к его сыну Борвину, помимо прочего, основавшего и Доберанский монастырь, на том месте, где, по преданию, пролетающий лебедь одобрил его выбор на славянском языке, прокричав "добре!". Само имя Борвин было немецкой транскрипцией славянского имени Буривой ( в грамотах кроме встречаются формы Heinricus Buriwoi, Hinricus Burwy, Henricus Buruwi), христианским его именем было Генрих.
От 1190 года сохранилась грамота, написанная Буривоем Прибиславичем в Ростоке, из которой следует, что в городе в то время существовала церковь и важные рынки, от налогов на которых освобождались доберанские монахи. Таким образом, речь тут могла идти только о том, отстроенном Прибиславом, Ростоке, притом, что налицо было и быстрое развитие города за два десятка лет. В 1218 году Росток получает статус города по Любекскому праву. Очевидно, что город, права которого были подтверждены в 1218 году, должен был быть основан ранее этой даты. Этот Росток 1218 года принято считать новым, "немецким Ростоком", хотя остаётся совершенно не понятным, куда же должен был деться только что отстроеный и быстро развивавшийся всего 30 лет назад Росток Буривоя. Грамот о переносе города или каких-либо событиях, повлиявших на это, вроде уничтожения крепости Буривоя, также нет и потому нет, кажется, и никаких оснований для разделения Ростока до и после 1218 года. Напротив, само утверждение Любекских прав в городе как раз очень хорошо вписывается в общий исторический фон бурно развивавшегося города.
Потому более вероятной кажется следующая картина. Позднеславянская крепость в Петридамме могла быть тем Ростоком, который в 1161 году сожгли датчане. Прибислав же в 1171 отсроил новую крепость не на месте старой, а напротив, в районе наиболее древней части старого города - церкви Св. Петра. Изначально славянское население нового Ростока подтверждает и археология - как раз здесь сразу в трёх местах найдены следы ранне- и позднеславянских поселений (см. археологическую карту в начале поста). И именно в этой части города ещё два или три века будет сохраняться "славянский квартал", примыкавший к "старому рынку" - по всей видимости, тому самому, о котором и шла речь в грамоте Борвина 1190 года. Ворота, по которым в средневековом Ростоке с пристани на Варнове можно было прямым путем добраться к "Старому рынку" (Alter Markt) назывались "Славянскими воротами" (Wendentor), и до настоящего времени, к сожалению, не сохранились.
Городская стена Ростока в наши дни. На месте проёма в городской стене некогда находились "славянские ворота", через которые по "славянской улице" можно было попасть к церкви Св. Николая ( на заднем плане на фото) и старому рынку.
Славянская улица Ростока (Wendenstraße на указателе), ведущяя к месту бывших славянских ворот и городской пристани.
Исторические славянские и немецкие районы внутри и непосредственно за ростокской крепостью.
III. Чужие в собственном городе: исчезновеине славянства в Ростоке.
С момента постройки, новый Росток развивался стремительно, разрастаясь в южном и западном направлении. Ф. Лиш приводит старинное предание, сообщающее о постройке сыном Буривоя, Николаем, князем Кессинским, ещё одной крепости напротив старого города, находившего в районе церкви Св. Петра - то есть славянского района Ростока. Вот это новое поселение в районе церкви Св. Марии и "нового рынка" очевидно и было с изначально преобладавшим или полностью немецким населением, хотя и было также основано славянским князем. Вскоре обе части города были объединены одной городской стеной. К концу 13 - 14 веку, в объединённом и сильно расширившемся Ростоке, похоже, действительно уже вполне могла сложиться ситуация с преобладающим немецким населением. Славяне стали чужими в собственном городе, компактно проживая в славянском районе.
Однако, окружающие Росток в это время поселения, находившиеся за городской стреной и непосредственно к ней примыкавшие, по большей части должны были ещё оставаться славянскими, что отразилось в топонимике. К северо-западу от города находился район со славянским названием Брамов, за которым следовала деревня Смерделе. На Брамове впоследствии были найдены следы двух позднеславянских поселений и кладбища. В середине 13 века между Смерделе и Брамовом внук Прибислава, Генрих Борвин III, основал ещё одну крепость - Хундсбург, которую ему впрочем пришлось снести уже в 1266 году. Само название Смерделе (современное Schmarl) лингвисты со славянским "смердети" - "вонять", от которого по их мнению должно было образоваться личное имя Смердель, означающее ни что иное как "вонючка", а уже от этого Смерделя и всё поселение получило своё имя. Однако, проще кажется было бы связать название со славянским "смерд" - социальным слоем славянских крестян.
С названием Брамова разобраться также не просто. С одной стороны - словообразование на -ов указывает на изначально славянское происхождение топонима. "Брама" - в западнославянских языках означает "ворота". Само поселение, начинавшеся как раз за городскими стенами, могло бы в таком случае значить "поселение за брамой [городскими воротами]". Ворота, выходившие из города к Брамову, так и назывались "брамовскими воротами" (Bramower Tor). Мешают всему этому лишь некоторые лингвистические тонкости. Польское "брама" должно было звучать на полабском как "барма". Современные исследователи Э. Фостер и К. Виллих в 2007 году высказались в пользу немецкой этимологии Брамова от старо-нижне-нем. "барм"+ "ауе" - "т.е. eжевичные заросли". Другой лингвист Р. Траутманн, также затруднялся в этимологией Брамова, однако приводил и инетересную параллель - Браммервице - в Вагрии.
На самом деле пресловутый рефлекс TorT работал в языке полабских славян безукоризненно, кажется, только в случае "гарда", в других же случаях часто "давая сбой". Праславянское *дерво, к примеру, учитывая переход пр.сл. "е" - в полабское "а" и рефлекс TarT, тоже должно было бы дать в полабском близкую к латышской форму "дарво", но дало оно, как известно, "драве" (Drahwen у дравено-полабов). Вот и с Брамовом, похоже, та же история. Странная же история с тем, что поселение называлось по воротам Брамовом, когда сами ворота в свою очередь назылись по поселению Брамовскими, может иметь то объяснение, что выходившая к Брамову часть Ростока была немецкой. Именно между Брамовом и ростокском крепостью находилась небольшая немецкая деревня Немецов, о которой речь ещё будет идти ниже. Так что вполне возможно, ростокчане попросту, "не поняли друг друга")) Как будет показано ниже это не единственный пример не понимания друг дргуга жителями Ростока, отразившемся в абсурдных названиях. Тут же вся эта история приводится лишь как возможная точка, фиксирующая славянскую речь в окрестностях Ростока. Связанный с воротами славянский топоним Брамов мог возникнуть лишь после расширения крепости в северо-западном направлении, то есть, не ранее конца 12 - середины 13 века.
За крепостными стенами Ростока в северном направлении следовало три славянских деревни: Брамов, Смерделе и Клёны. Последняя упоминается в грамотах впервые в 1340 году. К этому, изначально славянскому поселению к середине 14 века севера должны были приселиться немецкие колонисты, потому как с тех пор упоминается уже две деревни: "Славянские Клёны" (Wendske Klene, в 1355 году) и "Немецкие Клёны" (Dudesschen Clene, в 1364 году). Эти названия дают следующую точку для фиксации славянского языка в пригородах Ростока - славянское население, не признаваемое немцами за своих и, очевидно, сохраняющее свой язык и самосознание, сохранялось здесь как минимум до конца 14 века.
Позже названия эти сменились на совершенно абсурдные с точки зрения немецкого языка. "Славянские Клёны" превратились в "Люттен Кляйн" (1380), а "Немецкие Клёны" - в "Гросс Кляйн". "Кляйн" по немецки значит "маленький", "люттен" - тоже "маленький", а "гросс" - "большой". Для не понимающих славянского "клён" немцев, новые названия деревень, а теперь - районов города - звучат как "Маленький маленький" и "Большой маленький". Потому возникновение названий вроде Люттен Клейн и Гросс Кляйн в конце 14 века можно объяснить только тем, что местное население в это время ещё вполне хорошо понимало, что Кляйн - это название клёна, а не немецкое "маленький". Иными словами есть все основания предполагать сохранение славянского населения и языка в это время.
Смена названий отражала хорошо известное, повсеместное в Мекленбурге и подтвержден не не только грамотами, но и археологией явление - немецкие колонисты зачастую заселялись в уже существующие славянские посления, выдавливая местное население на обочины и вынуждая занимать менее выгодные земли. Немецкие дворы в смешанных славянско-немецких поселениях как правило было больших размеров. Стремительный рост немецкой составляющей смешанных деревень, в конце 14 века начал приводить в пригородах Ростока к тому, что в самом городе произошло уже в 13-ом - постепенно славяне становились меньшинством и здесь.
Однако, в 14 веке Росток ещё был полностью окружён славянскими и частично уже смешанными славянско-немецкими поселениями. Кроме уже упомянутых Брамова, Смерделе и Клёна, в это же время рядом с ними существовала деревня Скотов ( 1319, современный район Schutow).
С юга-запада к городу примыкала деревня Бистов, название которой так же не совсем ясно. Лингвисты Э.Фостер и К.Виллих предлагают этимологию от личного имени Быслав, "поселение Быслава"
До 1325 года с юго-востока от городской стены, между славянским районом нового Ростока у церкви Св. Петра и старой, оставленной славянской крепостью в Петридамме, на берегу Варнова существовала деревня "Славянский Вик" ( Wendisch Wik). Славянские поселения по левую сторону Варнова не доходили до морского берега, заканчиваясь в Клёнах. До 13 века между этими славянскими поселениями и морским берегом должен был быть большой лес, память о котором сохранилась сейчас только в топонимике. Кроме самих Клёнов, "лесную этимологию" имеют и смежные с ним районы Лихтенхаген и Эльменхорст. Последнее название означает на немецком "ильмовый лес", а первое принадлежит к типу немецких названий на -хаген, связанных с поселениями, возникавшими на месте лесной вырубки. По всей видимости лес этот вырубался уже немцами, так как 2 из 3 находящихся за Клёнами топонимов немецкие, а третий смешанный, но именно северная, выходившая к лесу, часть Клёнов, была немецкой. Скорее всего заселение немцев в уже существовшую славянскую деревню Клёны было связано как раз с вырубкой лесов под пашни, осуществлявшуюся отсюда в северном и юго-восточном направлении (из "немецких Клёнов" в "Лихтенхаген", "Эльменхорст", "Эверсхаген").
Вся топонимика вокруг городских стен - славянская. Смешанные славянско-немецкие поселения возникали лишь на обочине плотно заселённого славянами места и отсюда распространялись, вместе с вырубкой лесов, подкрепляемой характерными немецкими названиями на -хаген, всё дальше и дальше от города. Основания для этого были простые - окрестности города к приходу немцев были заселены настолько плотно, что им попросту и приходилось селиться на обочине. То, что речь в случае окружающих Росток районов со славянскими названиями в 13-14 веках идёт именно о плотном славянском населении, а не просто перенятых немцами славянских названий наглядно показывает и ещё один ростокский топоним - Немецов. Совершенно очевидно, что поселение с таким названием могло возникнуть лишь в преимущественно славянской среде, где немцы были меньшинством и чем-то особенным. Иначе ны было бы никакого смысла подчёркивать деревню "Немецов" среди других немецких деревень. Заодно возникновение такого названия уже прямо подтверждает славяноязычие ростокских пригородов, а то и самого города, в 13 веке.
Несколько иначе дело обстояло по правую сторону Варнова. Тут славянские поселения не были связаны с городской крепостью, а тянулись вокруг залива до самого морского побережья, что хорошо прослеживается и археологически (см. карту в начале статьи). Кроме уже вышеупомянутого поселения Дерко, славянскую этимологию имеет примыкающий к нему с севера топоним Пеец, впервые упоминаемый в 1302 году как Печнице (Petznitze) и также вполне понятный на славянском и до сих пор.
Славянско-немецкую этимологию имеет и название находящегося севернее Печницы, уже у самого побережья, озера - Радельзее (Radelsee). До 14 века в Ростоке существовало и поселение с идентичным названием Раделе. Предлагаемая этимология от Радель - в свою очередь, сокращения от славянского личного имени Радомир. В 1380 году в Ростоке упоминалось и ещё одно "озеро Раделя" (Radelbeke), однако шла ли тут речь об одном и том же или двух разных озёрах, не ясно.
Возможно, на историю совместного проживания славян и немцев в Ростоке по правую сторону Варнова указывает и топоним Тоитенвинкель, впервые упоминаемый как Тёетендорф - "деревня Тёетен". Для него предлагается этимология от немецкого личного имени "Тод" - "смерть". Словом "тод" в местном немецком диалекте называли также злого духа женского рода, и использовали его как ругательство, обозначающее злую женщину. От этой малопривлекательной клички должно было просиходить личное имя основательницы деревни. Наверное, жившие теоретически в одно время, но по разные стороны Варнова, немка Тод и славянин Смердель - оба основатели деревень - составили бы весьма колоритную пару. Но дело, кажется могло быть и иначе. "Тёетен", не имеющего точного перевода в немецком именно в такой форме, в тоже время созвучно не только смерти-тод, но и самоназванию самих немцев - тоитен, т.е. тевтонцы (отсюда же Teuten, Teut-schen перешедшее в современное Deutschen). Здесь же можно упомянуть и другую исчезнувшую в конце 14 века деревню по соседству с Тоитенвинкелем - Любберсторф, что означает "деревня Люббер". В наиболее ранних упоминаниях в грамотах она записывалась через "д", а не "бб", потому исследователи воздовят её к старо-нем. "лиуд" - "люди". Однако, точно таким же словом называли людей и славяне, "людом" в частности называют себя и до сих пор последние из германских славян - лужицкие сербы. Потому, выбор в сторону именно немецкого "люда" тут кажется спорным. Возможно, в случае Тоитенвинкеля и Любберсторфа речь шла о ещё двух соседствовавших славянско-немецких деревнях, название одной и которых значило "немецкая деревня" (Тоитендорф), а другой "деревня людей", в том смысле, что одни были "своими" - просто людьми, а другие чужаками-тевтонцами.
Подозрительными относительно возможно славянского их происхождения кажутся и такие ростокские топонимы как Грибен-золь и Стольпераа. К сожалению, не удалось найти мнения специалистов по этому поводу - из-за своей незначительности они не входили в лингвистические исследования топонимики. Другие мекленбурские топонимы "Грибен" обычно выводят от славянского "гриб".
В целом же славянско-немецкий Росток 14 века по топонимике, археологии и упоминаниям в грамотах можно реконструировать следующим образом:
Красным указаны славянские топонимы и районы со славянским населением, чёрным - немецкие. У спорных и не подтверждённых топонимов стоит знак вопроса. Чёрная линия указывает границы современного Ростока.
1 - общие границы ростокской крепости к 13-14 векам
2 - крепость Прибислава у церкви Св. Петра (красный овал)
3 - крепость Николая у церкви Св. Марии (белый овал)
4 - заброшенная славянская крепость 12 века, предположительно разрушенный в 1161 году датчанами Росток (серый овал)
5 - Хундсбург, крепость Генриха Борвина III, внука Прибислава.
Как видно крепости в Ростоке возникли именно в местах концентрации славянского населения и были окружены славянскими же поселениями, в том числе и поздняя крепость Хундсбург. Немецкое население в 13-14 веках было сосредоточено в внутри крепостной стены и на окраинах плотно заселённых славянами предместий, что хорошо видно по топониму Немецов, единственному в непосредственной близости от крепостью и указывающему на немецкое меньшинство.
IV. Наследие вандалов.
В середине 13 века был создан "союз славянских городов" (Wendischer Städteverbund), куда кроме Киля, Любека, Висмара и Штральзунда входил также и Росток. Союз славянских городов был предшественником другого более известного впоследствии городского союза - Ганзы. "Славянские города" чеканили свои монеты - марки, витты и пфеннинги.
Монета Витт, отчеканенная в Славянском Городе Росток, 14 век, музей Ростока.
Однако, к 14 веку города эти были славянскими более по происхождению, по факту же каждом из них славяне стали уже меньшинством, знимавшим не более района или улицы города ( "славянские улицы" в это время были в Ростоке, Любеке и Ольденбурге-Старигарде). Намеренная политика oнемечивания приносила свои плоды. В 14 веке славянам отказывалось в городских правах, их запрещено было брать в городские ремесленные артели - для этого существовал специальный так называемый "вендский параграф". В некоторых местах на рынках взымался даже особый "славянский налог", платить который должны были только славяне. Как это сформулировал в том же 14 веке любекский градоначальник Тидеманн фон Гюстров, гражданские права с своём собственном городе славянам "сначала нужно было заслужить". Это же бедственное положение славян в восточном Мекленбурге и польском Поморье отмечал и Томас Канцов:
"Эти народы и земли по свидетельствам всех источников (немецких, польских, богемских, датских и других) от своего происхождения и до принятия христианства долгие долгие годы были полностью вендскими, как и сейчас ещё большая часть Задней Померании населена множеством вендов. Потому происхождение их мы не можем видеть иначе, как от вендского рода. И хотя сейчас само имя вендов и их род настолько презирается, что само слово венд или славянин (что одно и тоже) сделалось ругательством, мы же не станем стыдиться таким происхождением"
Впрочем, в его время славяне ещё были. В том же 16 веке славян сохранявших свой яык и обычаи в Мекленбурге описывал также и основоположник мекленбургской истории, Николай Маршалк, работавший в ростокском университете. В таком историческом контексте кажется вполне возможным сохранение славян в это время и в районе Ростока, хотя прямых указаний на это и нет. Так или иначе, в 16 веке население Ростока ещё отлично помнило о славянском прошлом города. Именно здесь уже упомянутым Маршалком были написаны "хроника мекленбургских правителей" и "хроника вандалов и герулов" - основанные на более ранних хрониках и преданиях своего времени трактаты по истории ободритов, велетов и прочих полабских славян, начиная с самых древних времён. Отождествление Маршалком мекленбургских славян с вандалами и герулами отнюдь не было "народной этимологией" - утверждать так может лишь совершенно не знакомый с немецкой исторической наукой 11-16 веков. Это отождествление основывалось на более древних источниках.
В 11 веке Адам Бременский первым из немецких историков сообщал, что "область славян, самая обширная провинция Германии, населена винулами, которых некогда называли вандалами". Причём крайне сложно будет объяснить его отождествление полабских славян с вандалами одной "народной этимологией" лишь по созвучаю "венды"-"вандалы". В другом месте он указывает, что проживавшее в районе Бранденбурга славянское племя гаволян ранее называли герулами, что созвучаем уже никак не объяснишь. Что бы не имел ввиду Адам, по всей видимости, какую-то мысль он всё же хотель донести этими оборотами.
В 12 веке тоже самое повторил и Гельмольд из Босау в своей "Славянской хронике". Мнение о тождестве вандалов и вендов, существовавшее у немцев уже с первых подробных описаний мекленбургских славян, не подвергалось в немецкой исторической науке сомнению на протяжении столетий. За 5 лет до "вандалов и герулов" Маршалка, в 1516 году, ректор Ростокского университета, Альберт Крантц, также посвятил целый труд истории балтийских славян, который он назвал "Вандалия". Разумеется, Крантц также не сомневался в тождестве этих народов.
В 1526 году в ростокском университете учился и ещё один выдающийся немецкий историк - уже упомянутый выше Томас Кантцов - также совершенно уверенно отождествлявший вандалов и вендов своей "Поморской хронике":
"Славяне и вандалы - одно и тоже, ведь часто случается так, что у народа или страны бывает больше одного имени. Также как и немцев называют различно германцами, тевтонцами и алеманами (выбирая то одно, то другое), также и в старых немецких, валийских и датских источниках называются венды или славяне, а в польских, русских, прусских и богемских - поморяне."
Использовавший для её написания большое количество латинских источников начиная от Тацита до Саксона Грамматика, Кантцов составил самое подробное описание истории балтийских славян своего времени, на десятках страниц описывая непрерывные войны руян и вендов с датчанами задолго до нашей эры (по "легендарной" части "деяний данов" Саксона), не забывая впрочем и о венде Фелетее в Австрии и руянском короле, славянине Одоакре, покорившем Рим.
Ростокский университет, в котором училось и работало немало немецких историков, описывавших славянское и вандальское прошлое своих земель.
портрет Николая Маршалка на университете Ростока.
В ростокском же университете был ректором и Давид Хитреус - именно он первым из немецких учёных высказал предположение о германском просихожении вандалов в конце 16 века.
Конечно, невозможно точно ответить на вопрос о том, кода исчезли последние славяне Ростока. Однако, думаю не далеко от истины будет связать эту дату с первыми сомнениями в славянстве вандалов. Хронологически конец 16-го - 17 века вполне для этого подходят, кроме того, это вполне символично. Начало самих толков о том, кто такие были славяне и кем они не были, можно воспринимать как свидетельство исчезновения точного о них представления.
Росток же продолжали называть "вандальски городом" даже не смотря на первые сомнения Хитреуса и в конце 16 века, как это наглядно показывет известная гравюра Франца Хогенберга.
Подпись сверху гласит: Rostochium urbs vandalica - Росток, город вандалов.