Несколько любопытных моментов из рюгенской и поморской истории и фольклора.
В мекленбургских, равно как и померанских и бранденбургских легендах и преданиях сюжет о волшебных колоколах занимает особое место. Об этом уже неоднократно упоминалось, но напомню вкратце, что речь идёт о неких волшебных колколах, звон которых можно услышать обычно в полдень Иванова дня (летнего солнцестояния), в тот самый момент, когда земля раскрывается и под ней можно увидеть древние величественные славянские города и замки ( другой вариант - города ушли под воду и звон колоколов доносится оттуда). В некоторых преданиях описывается даже похищение саксонцами колоколов из вендских городов в ходе немецких завоеваний славянских земель. Интересно тут, что в народном сознании эти волшебные колокола прочно связаны с «вендскими церквями» из древних вендских городов - другими словами со славянскими языческими храмами. Не лишним будет и отметить, что ареал наиболее широкого распространения легенд о колоколах примерно совпадает с территорией расселения именно северно-лехитских племён - Мекленбург, Померания, Бранденбург. Ровно в тех местах, где средневековые немецкие хроники описывают искусстно построенные славянские храмы с богатым убранством ( в отличии например от лужицких территорий, где ни археологически, ни из источников подобного неизвестно ).
Тем интереснее в этой связи становятся некоторые детали из средневековых процессов над «ведьмами» на Рюгене и в Поморье. Известный историк и исследователь рюгенского и померанского фольклора и этнографии Альфред Хаас, в статье о процессах над ведьмами в Поморье, помимо обычных осуждений за наведение порчи, заговоры, привороты и тому подобное, приводит и один крайне любопытный случай:
В 16-ом веке женщина была признана ведьмой и осуждена за то, что проводила коров под церковными колоколами. Она же, согласно приговору, собирала с этих церковных колоколов «жир» и обмазывала им ступни своего ребёнка, чтобы тот перестал плакать (1)
(1)A. Haas - Aberglaube und Zeichendeuterei in Pommern während des 16. Und 17. Jahhunderts. In: Pommerische Volkskunde, 1900.
Мне конечно могут возразить, что мол - 16-ый век, простые народные суеверия, развившиеся из христианской традиции почитания церковных колоколов и т.д. Однако, случай всё же несколько иной. Это ведь не этнографическая заметка, а судебный приговор. Тут прямое свидетельство, что церковь в 16-ом веке не только не считала такое культовое отношение к колоколам (даже церковным!) христианской традицией, она именно что с этим боролась. Людей за это сжигали, хотя, казалось бы, чего тут такого - колокола ведь для лечения использовались церковные. Уж не потому ли так ревностно церковники боролась с культовыми действиями с колоколами, что подобные обряды восходили к языческой ещё традиции?
Ещё одно любопытное свидетельство, возможно, каким-то образом действительно связанное со славянскими языческими традициями можно усмотреть в следующем предании, записанном Альфредом Хаасом в 19-ом веке на Рюгене.
Захоронение мёртвых у старых рюгенцев.
О древних вендах, которые раньше жили на Рюгене, рассказывают, что они хоронили своих мертвецов не по одному, а сразу по многу или хотя бы парами. Когда же у них умирал кто-то, в чьей семье или деревне не находилось в это же время второго покойника, тогда труп его подвешивали над очагом и коптили, так, что тело всё усыхало (мумифицировалось). И в таком виде тело сохранялось на протяжении недель и месяцев, а может и лет, пока не дожидались следующей смерти, приносившей первому покойнику сопровождающего.
Другие же говорят, что это не у вендов, а у жителей Рюгена каменного века, был такой обычай коптить покойников.
У хунских могил (дольменов) в честь покойников устраивалось трое поминок: на 30-й, 60-й и 100-й день после похорон. Родственники собирались на курганах и устраивали там праздничные трапезы, вкладывая покойникам их часть трапезы им в могилу. Верхняя плита дольмена всё это время оставалась лишь прислонена, и только после 100-го дня её окончательно устанавливали на каменной гробнице, так, чтобы снять её после этого было бы уже не просто.
A.Haas - Totenbestattung bei den alten Rügianern, In: Rügensche Sagen, Stettin 1920, S. 118.
С одной стороны - что могли помнить немецкие крестьяне в 19-ом веке о погребальных обычаях руян и уж тем более людях каменного века и не больше ли тут фантазий на фоне интенсивно начавшегося в то время изучения мегалитов и славянских древностей на Рюгене? А с другой, ведь захоронение парами или небольшими группами действительно, как установила впоследствии археология, было у руян вещью весьма обычной. В мумифицирование верится уже несколько сложнее, да и находок таких на Рюгене сделано не было. Только, прежде чем отвергать, не стоит ли задуматься, как мало мы на самом деле знаем и о древних традициях и обрядах. Если бы не несколько случайных находок, сделанных в прошедшем веке немецкими археологами, то, к примеру, и в трепанации у славян сейчас верилось бы не намного больше, чем в мумии. А представление о "ста днях после похорон" с другой стороны перекликается и с другим рюгенским преданием, согласно которому, великаны, похороненные в дольменах, раз в сто лет поднимаются из своих могил и смотрят, как выглядит мир (и для этой цели, для лучшего обзора, курганы и устраивали обычно на возвышенностях). В общем, информация к размышлению)
Ещё подумалось: у балтийских славян нередки примеры захоронений, указывающих одновременно и на курганную насыпь и на домовину. А ведь на самом деле дольмены очень близки к такому обычаю. По сути это тоже дома мертвых, куда покойникам вкладывали их вещи, еду в горшах, использовали на протяжении многих поколений, хороня там все новых и новых мертвецов аж до славянских времён. Такие же дома мёртвых с курганной насыпью, только, конечно, куда более более величественные и грандиозные, чем у славян в средневековье.
Ну и последнее предание в этой «сборной солянке». Хоть оно и тоже записано в Поморье, отнести его следует не к славянскому, а к германскому наследию. В тематику моего журнала наверное не совсем укладывается, но всё же не могу не привести - уж больно на его примере хорошо видно, как древние мифологические сюжеты могут спокойно дожить в народных преданиях и до 19 века.
Последняя битва.
В древности Германия была всего лишь маленьким княжеством. Тогда пастух Томас предсказал, что однажды Германия станет большой и величественной, такой, какая она сейчас. Но должно стать ещё лучше, и люди достигнут такого благосостояния, что будут привязывать коров золотыми цепями. И тогда наступит упадок. Вся немецкая держава станет не большего размера, чем крестьянин, имея четырёх лошадей, сможет объехать её за день.
В округе Деммина старики знают и каким образом придёт это несчастье. Король полуночи - говорят они - приедет по морю и вступит с немцами в страшную битву. Все немцы полягут в этом сражении, останется их только столько, сколько смогут уместится под кроной дуба.
Записано в Цабельдорфе, округ Рандов и Меесигере, округ Деммин.
Volkssagen aus Pommern und Rügen, Ulrich Jahn, Berlin 1889, Nr. 52 Volkssagen aus Pommern und Rügen, Ulrich Jahn, Berlin 1889, Nr. 52
Просто шикарно по-моему. 19-й век, дети повсеместно ходят в школу и изучают там историю и прочие науки, в каждой деревне стоит церковь, хотя христианство в этих землях успело пройти уже и через реформацию, с её кровавой борьбой даже с безобидными остатками языческих верований, а после этой борьбы и само благополучно сдать свои позиции в немецком обществе к указанному времени, в небе парят дирижабли... а в деревнях Мекленбурга тем временем немецкие старики как ни в чём ни бывало верят, что скоро грядет Рагнарёк. Причем практически в неизменённом с языческих времён виде - тут вам и Хель с кораблём мертвецов («король полуночи, приплывающий по морю»), и древнее пророчество, и все асы («немцы») вступающие в последнюю решающую битву, и последняя пара выживших людей, укрывшаяся под священным деревом!
Перед глазами так живо и предстаёт картина: несколько дряхлых немецких стариков на деревенской улице возле Деммина через два-три десятилетия после записи предания, сжимая в руках газету с известием о начале первой мировой, тревожно переговариваются: «началось!» И кто-то встревоженно вглядывается в хмурое балтийское небо - не съел ли ещё чудовищный волк солнце, а кто-то, не медля, уже разворачивается и, опираясь на трость и прихрамывая, отправляется к дому за мечом ружьём))