Рэпа Дордже Одсэр. Буддизм, Ислам и видимость
Оригинал взят у buddadharma1 в Рэпа Дордже Одсэр. Буддизм, Ислам и видимость.
Это изображение я сфотографировал на выставке индийского суфийского искусства под названием «Свет Суфиев: Мистические Искусства Ислама» (Light of the Sufis: The Mystical Arts of Islam), которая проходила в Бруклинском Музее Искусств (Brooklyn Museum of Art) с июня по сентябрь 2009 года.
Картинка изображает трёх суфиев-нищих и одного буддийского йогина (практикующего то, что, как я предполагаю, является йогой стадии завершения Ваджраяны, основываясь на его асане и использовании им пояса для медитации). Хотя выставка предоставила мало информации относительно сюжета изображения, в тот момент, когда я увидел дородного йогина, я уверился, что здесь случилось некоторого рода межрелигиозное взаимодействие.
Я привёз это изображение с собой в Индию для того, чтобы показать его Гьялцаб Ринпоче, поскольку он страстно интересовался историей, особенно относящейся к взаимодействию буддизма и ислама.
Статуя бодхисаттвы из Афганистана
В ответ на фотографию изображения, которую я принёс, Гьялцаб Ринпоче рассказал мне историю буддийского учителя, который был описан в историческом трактате, автором которого является Гендун Чопхел. Был однажды йогин (Ринпоче не назвал его имени), который странствовал по территории Афганистана и части того, что сейчас является Ираном, и спустя некоторое время начал учить. Согласно Ринпоче, этот чрезвычайно реализованный учитель заменил буддийские философские термины, такие как дхармакайя и природа ума, на аллах, когда он подумал об этом, как о средстве для привлечения слушателей. Воодушевлённость и глубина его учений были со временем признаны старейшим суфийским учителем, который назвал этого буддиста своим преемником. Когда старейший учитель умер, этот буддийский учитель взял на себя обучение суфийского братства, и когда он в свою очередь умер, в конечном счёте он был признан великим мусульманским святым. По-видимому, привязанность к буддийской Дхарме или исламской Дхарме не являлась проблемой для этого великого и ныне, к сожалению, относительно забытого учителя; игра видимости была средством для выражения чего-то находящегося за пределами любого особенного культурного ориентира.
Я вспоминаю историю Таранатхи и одного из его учителей по имени Буддхагуптанатха. Буддхагуптанатха (1514-1610?) был индийским буддийским йогином, который также был держателем и практиком некоторых индуистских йогических традиций. Таранатха со всей очевидностью обнаружил этот факт посреди процесса передачи серии посвящений, которые даровал Буддхагуптанатха. Эти посвящения сам Буддхагуптанатха получил от своего гуру, Шантигупты. Для Таранатхи, в особенности, была вызовом идея, что его учитель также практиковал индуизм. Почувствовав сектантскую реакцию своего ученика, Буддхагуптанатха расстроился и неожиданно покинул Тибет, не завершив передачу серии посвящений. Унизительно, что даже для учителя столь великого как Таранатха представление о том, что «чистый» буддизм смешан с индуизмом, было таким вызовом, что на некотором уровне его чувство различия победило лучшее в нём. По-видимому, как буддисты мы должны стараться позволить уйти «буддизму» в Дхарма-расслаблении в видимости так, как она приходит. Однако, возможно, это не является чем-то, что правильным буддистам следует пытаться делать? То есть, что, если мы просто позволим видимостям возникать и не будем слишком озабочены их сравнительными признаками?
Буддхагуптанатха
С точки зрения медитации я особенно очарован тем, как мы естественно впадаем обратно в привычки, основанные на понятии времени и определениях. Нам довольно удобно воспринимать мир с точки зрения отдельных и противоположных друг другу границ и понятий, и различных и противоречащих одна другой религий. Однако, когда мы действительно посмотрим, особенно на самих себя и способ, посредством которого мы взаимодействуем с вещами вокруг нас, то чувство разделённости не является столь определённым. Когда мы позволяем себе выскользнуть из динамики «меня»/«моего», «себя»/«другого», вещи смешиваются вместе таким образом, что, пожалуй, все различия становятся ненужными и, сверх того, неважными, или, по крайней мере, менее определёнными. Видимость просто есть, и не нуждается в обдумывании.
Теперь, может быть, наступило подходящее время для того, чтобы исследовать, как и почему мы так сильно реагируем на вещи, которые нас беспокоят. Вещи, которые вызывают страх, часто не воспринимаются в полной мере в качестве того, чем они являются в действительности.
Источник: https://ganachakra.com/2010/08/30/buddhism-islam-and-appearance/
Перевод с английского: Игорь Калиберда.
Это изображение я сфотографировал на выставке индийского суфийского искусства под названием «Свет Суфиев: Мистические Искусства Ислама» (Light of the Sufis: The Mystical Arts of Islam), которая проходила в Бруклинском Музее Искусств (Brooklyn Museum of Art) с июня по сентябрь 2009 года.
Картинка изображает трёх суфиев-нищих и одного буддийского йогина (практикующего то, что, как я предполагаю, является йогой стадии завершения Ваджраяны, основываясь на его асане и использовании им пояса для медитации). Хотя выставка предоставила мало информации относительно сюжета изображения, в тот момент, когда я увидел дородного йогина, я уверился, что здесь случилось некоторого рода межрелигиозное взаимодействие.
Я привёз это изображение с собой в Индию для того, чтобы показать его Гьялцаб Ринпоче, поскольку он страстно интересовался историей, особенно относящейся к взаимодействию буддизма и ислама.
Статуя бодхисаттвы из Афганистана
В ответ на фотографию изображения, которую я принёс, Гьялцаб Ринпоче рассказал мне историю буддийского учителя, который был описан в историческом трактате, автором которого является Гендун Чопхел. Был однажды йогин (Ринпоче не назвал его имени), который странствовал по территории Афганистана и части того, что сейчас является Ираном, и спустя некоторое время начал учить. Согласно Ринпоче, этот чрезвычайно реализованный учитель заменил буддийские философские термины, такие как дхармакайя и природа ума, на аллах, когда он подумал об этом, как о средстве для привлечения слушателей. Воодушевлённость и глубина его учений были со временем признаны старейшим суфийским учителем, который назвал этого буддиста своим преемником. Когда старейший учитель умер, этот буддийский учитель взял на себя обучение суфийского братства, и когда он в свою очередь умер, в конечном счёте он был признан великим мусульманским святым. По-видимому, привязанность к буддийской Дхарме или исламской Дхарме не являлась проблемой для этого великого и ныне, к сожалению, относительно забытого учителя; игра видимости была средством для выражения чего-то находящегося за пределами любого особенного культурного ориентира.
Я вспоминаю историю Таранатхи и одного из его учителей по имени Буддхагуптанатха. Буддхагуптанатха (1514-1610?) был индийским буддийским йогином, который также был держателем и практиком некоторых индуистских йогических традиций. Таранатха со всей очевидностью обнаружил этот факт посреди процесса передачи серии посвящений, которые даровал Буддхагуптанатха. Эти посвящения сам Буддхагуптанатха получил от своего гуру, Шантигупты. Для Таранатхи, в особенности, была вызовом идея, что его учитель также практиковал индуизм. Почувствовав сектантскую реакцию своего ученика, Буддхагуптанатха расстроился и неожиданно покинул Тибет, не завершив передачу серии посвящений. Унизительно, что даже для учителя столь великого как Таранатха представление о том, что «чистый» буддизм смешан с индуизмом, было таким вызовом, что на некотором уровне его чувство различия победило лучшее в нём. По-видимому, как буддисты мы должны стараться позволить уйти «буддизму» в Дхарма-расслаблении в видимости так, как она приходит. Однако, возможно, это не является чем-то, что правильным буддистам следует пытаться делать? То есть, что, если мы просто позволим видимостям возникать и не будем слишком озабочены их сравнительными признаками?
Буддхагуптанатха
С точки зрения медитации я особенно очарован тем, как мы естественно впадаем обратно в привычки, основанные на понятии времени и определениях. Нам довольно удобно воспринимать мир с точки зрения отдельных и противоположных друг другу границ и понятий, и различных и противоречащих одна другой религий. Однако, когда мы действительно посмотрим, особенно на самих себя и способ, посредством которого мы взаимодействуем с вещами вокруг нас, то чувство разделённости не является столь определённым. Когда мы позволяем себе выскользнуть из динамики «меня»/«моего», «себя»/«другого», вещи смешиваются вместе таким образом, что, пожалуй, все различия становятся ненужными и, сверх того, неважными, или, по крайней мере, менее определёнными. Видимость просто есть, и не нуждается в обдумывании.
Теперь, может быть, наступило подходящее время для того, чтобы исследовать, как и почему мы так сильно реагируем на вещи, которые нас беспокоят. Вещи, которые вызывают страх, часто не воспринимаются в полной мере в качестве того, чем они являются в действительности.
Источник: https://ganachakra.com/2010/08/30/buddhism-islam-and-appearance/
Перевод с английского: Игорь Калиберда.