Давно очень хотел привести этот рассказ Намкая Норбу Ринпоче. Когда я впервые его услышал лет восемь назад, очень почему-то меня очень тронул. Вот он:
Некоторые считают, что махасиддха значит «сумасшедший», «безумный», хотя на самом деле значение этого слова несколько иное, потому что махасиддхи - существа, находящиеся за пределами обычных ограничений. У них нет больше двойственного видения, как у нас. Они не в двойственности, для них все происходящее нормально. А с нашей точки зрения все различно. Если человек совершает что-то фантастическое, мы говорим: «О, он махасиддха!». Но если то, что он делает, не кажется нам невероятным, мы называем его сумасшедшим.
Когда я учился в колледже у себя на родине, я слышал рассказы об одном практикующем, которого тогда считали сумасшедшим. Однако спустя два-три года люди стали говорить, что он махасиддха. Он был обычным монахом традиции Сакьяпа, но нарушил какие-то правила, и его исключили из монастыря. Несмотря на это, он захотел остаться жить там, откуда виден монастырь, что указывало на некоторую привязанность.
Этот монах поселился там с подругой, из-за связи с которой его и исключили. Но жил он необычным образом. Он делал личный ретрит. Подруга его обслуживала и тоже практиковала; несколько домашних животных, которых она держала, позволяли им питаться молоком и простоквашей. Они жили там много лет. Ему очень нравилось делать практику Ваджрайогини в традиции Сакьяпа, в частности , одну, называемую царпа, это очень хорошая практика Ваджрайогини. Когда я получил эту практику, мне тоже очень нравилось ее делать! Он практиковал ее много лет и в один день сошел с ума. Все думали, что он сошел с ума. Он сказал своей подруге: «Ты можешь по-прежнему жить здесь или уйти и вести свою жизнь, но я не хочу оставаться в этом месте». Там, где он много лет провел в ретрите, находилась красивая статуя Ваджрайогини, и он выбросил ее в окно. Статуя была сделана из глины и лекарственных растений, и от удара она разбилась. После этого он убежал.
Он больше не встречался с подругой, и никто не знал, где он провел много лет. Это место называлось Налунг, точнее Налунг цампа. Цампа означает «ретрит» или «затворники». Впоследствии все стали называть этого практикующего Налунг Ньонпа - то есть «сумасшедший из Налунга». Я слышал эту историю, когда учился в колледже, - ее рассказал один ученик. А через два или три года все стали говорить о Налунг Ньонпа: «Это великий махасиддха».
Однажды мой дядя собрался встретиться с ним и спросил, не хочу ли я тоже поехать. Я получил позволение у своего учителя в колледже, и мы с дядей отправились к этому великому махасиддхе.
Мы много дней путешествовали на лошадях, шла зима, было холодно и очень тяжело; и наконец мы приехали в ту местность. Многие люди говорили: «Лучше бы вам не ходить туда, потому что этот махасиддха из Налунга (теперь его называли махасиддхой) живет на горе. Год назад его нашли несколько охотников; а до этого никто не знал, что он там поселился. Несколькими неделями раньше очень важный кагьюпинский тулку ходил к этому махасиддхе, и, когда он туда пришел, махасиддха стал бросать в него камнями, так что тому пришлось бежать. К тому же очень опасно и очень сложно добираться до вершины горы, потому что там нет нормальной дороги».
Тогда мы спросили: «Что же нам делать?». Оказалось, что в округе жило несколько родственников махасиддхи, и люди посоветовали поговорить с ними. Среди них был его брат, который мог подсказать нам, как действовать дальше, как попасть на гору, и мы с ним встретились. Мой дядя был очень известный лама, и многие приходили выразить ему свое почтение. Все эти люди утверждали: «Вы не сможете понять, что говорит этот махасиддха, из-за диалекта; невероятно трудно его понять, потому что он объясняется на очень сложном языке». Его брат сначала не хотел идти с нами, потому что очень боялся, но потом согласился показать дорогу почти до нужного места.
Мы шли очень медленно и каждый день проводили в пути много часов. Мой дядя был весьма тучным, он не мог долго идти, так что мы шли какое-то время, потом отдыхали, потом опять шли и так постоянно. После полудня, когда мы почти добрались, наш проводник сказал: «Сейчас вы подниметесь здесь наверх и оттуда увидите гору, на вершине которой живет мой брат». И ушел.
Мы не спеша, периодически отдыхая, дошли до места, которое он указал, и на вершине горы увидели не то чтобы дом, а просто камни, уложенные по кругу и накрытые сухим кустарником. Издалека мы заглянули внутрь и обнаружили, что кто-то там двигается и что-то говорит. Мы медленно подошли ближе. Нас предупреждали, что там есть очень опасные собаки, но они на нас не напали. Пока мы шли, махасиддха увидел нас через проем между камней и тут же лег спать, накрывшись большим одеялом. Мы продолжали потихоньку приближаться, а когда подошли к проему, немного подождали, и через некоторое время он слегка откинул одеяло и привстал, а потом вылез полностью и сел там, глядя на нас. Мне было очень страшно: у него были странные волосы, красные глаза, и он был очень темный, потому что жил в чрезвычайно ветреном месте на вершине горы.
Мы сидели там и смотрели, потому что ничего другого не оставалось. Через некоторое время мой дядя вошел внутрь через ближайший проем, несколько больший, и предложил махасиддхе немного сладких семян, которые принес с собой. Махасиддха взял несколько и потом отдал их обратно. Дядя все еще оставался там. У махасиддхи был ночной горшок с мочой, и он дал его дяде. Дядя вышел с горшком, и
наши монахи стали переливать эту мочу, чтобы увезти с собой. Затем дядя сказал мне: «Теперь ты входи!». Я вошел, у меня было печенье, чтобы угостить махасиддху. Он взял две или три штуки. Рядом с ним стояла чаша, куда он положил печенье, и когда я потихоньку заглянул в нее, то увидел много всего, даже несколько сигарет, не знаю, кто их поднес, но там было много всего. Не думаю, что все было съедобным, но он все туда складывал.
Потом он поглядел по сторонам и нашел небольшой кусочек шерсти, который, по-видимому, служил ему носовым платком, и дал его мне. Я еще немного посидел, и тогда он сказал: «Вам лучше идти», и смотрел очень странными глазами. Я испугался, вышел наружу и поглядел обратно через проем. Мой дядя снова
вошел внутрь, чтобы вернуть ночной горшок. Он поставил ее и встал возле входа. Махасиддха заговорил, произнося много слов, но мы ничего не понимали. Я слушал очень внимательно, и единственное, что я поняял: «Это большая гора». Потом среди всего прочего я расслышал что-то вроде: «На полпути есть большая часть книги». Он произнес много других вещей, но я уже не слушал; иногда он повторял: «Махамайя». Махамайя - это название тантры, но что именно он говорил о Махамайе, нам
не удавалось понять.
Проговорив четверть часа, он остановился, посмотрел своими странными глазами на дядю и, показывая куда-то пальцем, сказал: «Идите туда!». Мы поняли, что он велит идти в том направлении, но оставались на месте. Мы не знали, зачем нам идти туда. Он повторил, но мы по-прежнему не двигались, и тогда он стал настаивать: «Лучше бы вам пойти!». Мы испугались! Я сказал дяде: «Лучше пойдем!».
Медленно мы отправились обратно, но не в ту сторону, откуда пришли, потому что махасиддха указал нам совсем другое направление, и мы старались по возможности не отклоняться от него. Через некоторое время мы оказались на небольшой тропе, ведущей вниз, и, следуя по ней, пришли к скале и небольшому лесу; двигаться дальше было невозможно. Мы не знали, что делать. Поскольку дядя очень устал, было решено отдохнуть там немного.
После этого я двинулся вниз с другими монахами проверить путь, и там обнаружилась еще одна скала. Мы потихоньку спускались и тут услышали чей-то крик. Вернувшись к дяде, мы рассказали об этом. Дядя велел монахам быстро пойти вниз и узнать, в чем дело, а мы с ним медленно пошли следом. Оказалось, что там лежал охотник, который упал между камней и сломал ногу. Он не мог передвигаться. Мы спросили, где его семья, и послали нескольких молодых монахов за его родными. Мы с дядей продолжали медленный спуск, а тем временем найденные монахами родственники охотника пришли ему на помощь и отнесли домой. Вот такая история о том, как мы встречались с махасиддхой.
Запись на английский язык: Микела Мартелло
Перевод на русский: Анна Косолапова