(no subject)
До сих пор я не читал ни одной книги Набокова. Даже с трудом теперь могу вспомнить, почему все-таки решил прочитать. Самым главным было, наверное, вскользь оброненная фраза Анатолия Яковлевича (моего бывшего мастера в сценарной мастерской, от которого я ушел, но мнение которого очень уважал и, думаю, влиянию которого в тайне от самого себя подвергся в очень сильной степени). Сейчас вспоминаю о том, как у нас проходило мастерство, и понимаю, что он и Наталья Анатольевна (второй мастер) формировали наши воззрения на профессию каким-то очень причудливым и незаметным способом. Не могу понять, как так получилось, что мой вкус в кино и в литературе сложился во многом из того, о чем они упоминали мимоходом, делая лишь скупые комментарии, из того, на чем даже и не настаивали, но благодаря этому или еще чему-то, о чем не знаю, пробуждали интерес.
Как-то раз речь зашла о Набокове, и АЯ рассказал о том, как впервые прочитал "Дар", и что потом, в сравнении с этой книгой, прочие произведения Набокова казались ему бледными. Теперь я добрался до этой книги.
"В течение всей весны продолжая тренировочный режим, он питался Пушкиным, вдыхал Пушкина, - у пушкинского читателя увеличиваются легкие в объеме".
"- Теперь мы сделаем так. Я у них завтра все равно буду утром, так в полодиннадцатого, я очень точна, и вы туда, значит, приходите.
- Одну минуточку, - сказал Федор Константинович (для которого встать в десять было то же, что другому встать в пять, - одну минуточку. Я завтра, кажется... Может быть, лучше будет, если я вам..."
"Есть, однако, всегда опасность, что из космического или умозрительного одна буква выпадет; этой опасности Чернышевский не избежал".
Как-то раз речь зашла о Набокове, и АЯ рассказал о том, как впервые прочитал "Дар", и что потом, в сравнении с этой книгой, прочие произведения Набокова казались ему бледными. Теперь я добрался до этой книги.
"В течение всей весны продолжая тренировочный режим, он питался Пушкиным, вдыхал Пушкина, - у пушкинского читателя увеличиваются легкие в объеме".
"- Теперь мы сделаем так. Я у них завтра все равно буду утром, так в полодиннадцатого, я очень точна, и вы туда, значит, приходите.
- Одну минуточку, - сказал Федор Константинович (для которого встать в десять было то же, что другому встать в пять, - одну минуточку. Я завтра, кажется... Может быть, лучше будет, если я вам..."
"Есть, однако, всегда опасность, что из космического или умозрительного одна буква выпадет; этой опасности Чернышевский не избежал".