(no subject)
Откопал книжку с латвийскими сказками Карлиса Скалбе, революционера, правда потом одумавшегося. Сказки больше для взрослых, очень философские некоторые. Рекомендую.
ЛЕС ДУШ ЧЕЛОВЕЧЬИХ
Мать несла с поля охапку травы. Рядом с ней семенил маленький мальчик. Над облезлым козырьком его старенького картуза торчали цветы. Когда, споткнувшись о древесный корень, мальчик ушибал пальцы на ногах, он, словно в поисках ласки, прижимался головой к материнской юбке, и не ветхом рядне оставались непрошеные слезинки. И от одного прикосновения к одежде матери ему снова становилось легко.
Они шли через красивый лес. Там росли белые березы, пятнистые осины, стройные ели и темный можжевельник. Под кустами хоронились мелкие цветочки, в ветвях распевали птицы. В лесу том росло одно дерево, и была у него колдовская сила, - стоит к нему прикоснуться, как превратишься в дерево. Из ног прорастают корни, из рук - ветви. Никто не знал, где именно росло это дерево, и поэтому не мог уберечься от его чар. Иному оно попадалось сразу около дороги; другой натыкался на него в чаще леса. Бывало, им оказывался цветущий куст, к которому подходила нарвать цветов девушка или пастух. Седовласые старцы превращались в березы, юные девицы - в цветущую черемуху, а кому случалось пройти мимо лесной яблони с поникшими ветвями, то вспоминал свою покойную мать. Так и разрастался из года в год этот лес душ человечьих. Маленькие дети становились в нем розовыми кустами, а про старый дуб, что на горе, поговаривали, будто был он когда-то королем. Случилось это так: поехал король на охоту и заблудился в лесу. Сколько егеря ни трубили, король не откликался. Лишь на другой день нашли около старого дуба королевского коня. Он терся лбом ок ору, рыл корытами землю, и никакими силами нельзя было увести его от дуба.
Но в лесу не было печально. Путник слышал радостный шелест листьев, пели пастухи, трубил рог охотника. Никто не думал, что с ним может стрястись та же беда. И о том, кто здесь пропадал, вскоре забывали.
*
Мать до вечера гнула спину на межах и под кустами, чтобы нарвать для своей коровы сочной травы. Она ползала на четвереньках, прислушиваясь, не идет ли где хозяин, припадала к земле и вздрагивала от каждого крика птицы. Теперь на ее лице был покой, но вконец усталая и измученная, она еле тащила тяжкую ношу.
Словно предчувствуя недоброе, мать не хотела идти через лес, но настал вечер, и она была уже не в силах сделать большой крюк, чтобы попасть домой, минуя лесную дорогу. Она еле передвигала ноги, и жук, гревшийся на песке на тропинке, без труда успел убраться с ее пути. Споткнувшись о корявый корень березы, она упала и, заохав, ухватилась за длинные свисающие ветки. Руки, державшие ношу, бессильно разжались, и душистый ворох цветов и травы рассыпался у ее ног. Она поднялась и, будто ища опору, прислонилась к белому стволу березы. В тот же миг она ощутила, как начала врастать в дерево.
- Мама, мама! - закричал малыш, и мать обессилевшими руками, по которым, как стебельки увядших цветов, тянулись темные жилы, привлекла к себе мальчугана.
- Мама, пойдем! - сказал мальчик, надеясь спастись от злых чар, но у матери вместо ног уже был гладкий белый березовый комель.
Малыш испуганно заглянул в лицо матери. Оно выражало усталость и страдание. Он раскрыл свой ольховый туесок и высыпал на жесткую морщинистую ладонь несколько алых земляничек. Она поднесла руку ко рту, но упала, и ягоды высыпались на землю.
- Пить! - промолвила она пересохшими губами.
Мальчик побежал в лощину к роднику, зачерпнул картузом воды, и на обратном пути на окропила ему ноги. Поднявшись на цыпочки, он протянул матери свою маленькую ладонь, наполненную влагой. Но губы ее дрожали, и капельки пролились на землю.
Вперив в пространство угасающий взор, она произнесла:
- Говорят, у медведя есть волшебный топор, которым можно отсечь у дерева чары. Только ты, сынок, не ходи за этим топором. Прошу тебя, сыночек, не ходи.
Но мальчик кинулся в лесную чащу разыскивать медвежью берлогу.
- Куда бежишь, отчего сердитый такой? - спросила его знакомым голосом птичка на ветке. Бегу к медведю, за волшебным топором, - ответил мальчик.
- Что ты! Не ходи, медведь теб съест! - крикнула птичка и захлопнула крыльями.
Но мальчик, не оглядываясь, побежал дальше. Сучья ветки нещадно хлестали его по глазам. Он забрел в самую чащу, и там было темно, как ночью.
Медведь сидел перед своей берлогой, и лишь глаза его блестели в темноте.
- Машенька, дай мне топор, отсечь у дерева чары. Мама моя вросла в дерево!
Нет, мальчуган, нету у меня этого топора, - ответил медведь. - Слыхал я, будто был такой топор у солнца. Но оно отдало его грому, а гром со зла запустил им однажды в дуб. Запустил и забыл, в который, и никто теперь не знает, где остался топор.
В отчаянии мальчик побежал обратно к матери.
Он вцепился в ствол березы и заплакал.
- Мама, обними меня, обними, - рыдал он.
- Не могу я тебя обнять. У меня больше нет рук, у меня только ветви, - еле слышно ответила ему мать.
Он прижался щекой к ее груди, еще выступавшей из дерева, и слушал, бьется ли ее сердце.
- Ты любишь меня, мама? - спрашивал мальчик, крепко обняв ее, не замечая, что обнимает лишь ствол березы.
- Я больше не могу любить. Теперь у меня не сердце, а сердцевина дерева, - прошептала мать, и мальчик, закричав от горя, свалился на ворох увядающей травы.
Когда он поднял кверху заплаканные глаза, черты матери уже исчезли. Тихо колыша ветвями, над ним стояла старая печальная береза.
*
Когда на следующий день мальчик пришел в лес отыскивать следы матери, он не нашел березы. Там росло много деревьев, похожих одно на другое. Он искал ее всюду, но так и не узнал, в котором из деревьев скрыта его мать.
Он подходил то к одному, то к другому дереву и гладил рукой их шершавую кору. Потом упал на колени и помолился всему лесу.
ЛЕС ДУШ ЧЕЛОВЕЧЬИХ
Мать несла с поля охапку травы. Рядом с ней семенил маленький мальчик. Над облезлым козырьком его старенького картуза торчали цветы. Когда, споткнувшись о древесный корень, мальчик ушибал пальцы на ногах, он, словно в поисках ласки, прижимался головой к материнской юбке, и не ветхом рядне оставались непрошеные слезинки. И от одного прикосновения к одежде матери ему снова становилось легко.
Они шли через красивый лес. Там росли белые березы, пятнистые осины, стройные ели и темный можжевельник. Под кустами хоронились мелкие цветочки, в ветвях распевали птицы. В лесу том росло одно дерево, и была у него колдовская сила, - стоит к нему прикоснуться, как превратишься в дерево. Из ног прорастают корни, из рук - ветви. Никто не знал, где именно росло это дерево, и поэтому не мог уберечься от его чар. Иному оно попадалось сразу около дороги; другой натыкался на него в чаще леса. Бывало, им оказывался цветущий куст, к которому подходила нарвать цветов девушка или пастух. Седовласые старцы превращались в березы, юные девицы - в цветущую черемуху, а кому случалось пройти мимо лесной яблони с поникшими ветвями, то вспоминал свою покойную мать. Так и разрастался из года в год этот лес душ человечьих. Маленькие дети становились в нем розовыми кустами, а про старый дуб, что на горе, поговаривали, будто был он когда-то королем. Случилось это так: поехал король на охоту и заблудился в лесу. Сколько егеря ни трубили, король не откликался. Лишь на другой день нашли около старого дуба королевского коня. Он терся лбом ок ору, рыл корытами землю, и никакими силами нельзя было увести его от дуба.
Но в лесу не было печально. Путник слышал радостный шелест листьев, пели пастухи, трубил рог охотника. Никто не думал, что с ним может стрястись та же беда. И о том, кто здесь пропадал, вскоре забывали.
*
Мать до вечера гнула спину на межах и под кустами, чтобы нарвать для своей коровы сочной травы. Она ползала на четвереньках, прислушиваясь, не идет ли где хозяин, припадала к земле и вздрагивала от каждого крика птицы. Теперь на ее лице был покой, но вконец усталая и измученная, она еле тащила тяжкую ношу.
Словно предчувствуя недоброе, мать не хотела идти через лес, но настал вечер, и она была уже не в силах сделать большой крюк, чтобы попасть домой, минуя лесную дорогу. Она еле передвигала ноги, и жук, гревшийся на песке на тропинке, без труда успел убраться с ее пути. Споткнувшись о корявый корень березы, она упала и, заохав, ухватилась за длинные свисающие ветки. Руки, державшие ношу, бессильно разжались, и душистый ворох цветов и травы рассыпался у ее ног. Она поднялась и, будто ища опору, прислонилась к белому стволу березы. В тот же миг она ощутила, как начала врастать в дерево.
- Мама, мама! - закричал малыш, и мать обессилевшими руками, по которым, как стебельки увядших цветов, тянулись темные жилы, привлекла к себе мальчугана.
- Мама, пойдем! - сказал мальчик, надеясь спастись от злых чар, но у матери вместо ног уже был гладкий белый березовый комель.
Малыш испуганно заглянул в лицо матери. Оно выражало усталость и страдание. Он раскрыл свой ольховый туесок и высыпал на жесткую морщинистую ладонь несколько алых земляничек. Она поднесла руку ко рту, но упала, и ягоды высыпались на землю.
- Пить! - промолвила она пересохшими губами.
Мальчик побежал в лощину к роднику, зачерпнул картузом воды, и на обратном пути на окропила ему ноги. Поднявшись на цыпочки, он протянул матери свою маленькую ладонь, наполненную влагой. Но губы ее дрожали, и капельки пролились на землю.
Вперив в пространство угасающий взор, она произнесла:
- Говорят, у медведя есть волшебный топор, которым можно отсечь у дерева чары. Только ты, сынок, не ходи за этим топором. Прошу тебя, сыночек, не ходи.
Но мальчик кинулся в лесную чащу разыскивать медвежью берлогу.
- Куда бежишь, отчего сердитый такой? - спросила его знакомым голосом птичка на ветке. Бегу к медведю, за волшебным топором, - ответил мальчик.
- Что ты! Не ходи, медведь теб съест! - крикнула птичка и захлопнула крыльями.
Но мальчик, не оглядываясь, побежал дальше. Сучья ветки нещадно хлестали его по глазам. Он забрел в самую чащу, и там было темно, как ночью.
Медведь сидел перед своей берлогой, и лишь глаза его блестели в темноте.
- Машенька, дай мне топор, отсечь у дерева чары. Мама моя вросла в дерево!
Нет, мальчуган, нету у меня этого топора, - ответил медведь. - Слыхал я, будто был такой топор у солнца. Но оно отдало его грому, а гром со зла запустил им однажды в дуб. Запустил и забыл, в который, и никто теперь не знает, где остался топор.
В отчаянии мальчик побежал обратно к матери.
Он вцепился в ствол березы и заплакал.
- Мама, обними меня, обними, - рыдал он.
- Не могу я тебя обнять. У меня больше нет рук, у меня только ветви, - еле слышно ответила ему мать.
Он прижался щекой к ее груди, еще выступавшей из дерева, и слушал, бьется ли ее сердце.
- Ты любишь меня, мама? - спрашивал мальчик, крепко обняв ее, не замечая, что обнимает лишь ствол березы.
- Я больше не могу любить. Теперь у меня не сердце, а сердцевина дерева, - прошептала мать, и мальчик, закричав от горя, свалился на ворох увядающей травы.
Когда он поднял кверху заплаканные глаза, черты матери уже исчезли. Тихо колыша ветвями, над ним стояла старая печальная береза.
*
Когда на следующий день мальчик пришел в лес отыскивать следы матери, он не нашел березы. Там росло много деревьев, похожих одно на другое. Он искал ее всюду, но так и не узнал, в котором из деревьев скрыта его мать.
Он подходил то к одному, то к другому дереву и гладил рукой их шершавую кору. Потом упал на колени и помолился всему лесу.