"Мне ещё хочется много чего сделать"
Brunch.lv
16 февраля 2015 года
Автор: Евгения ШАФРАНЕК
Фото: Вячеслав ШИШЛОВ
Ефим Шифрин: "Мне нельзя оглядываться назад!"
Ефим Шифрин известен не только как юморист, который со сцены постоянно звонил своей Люсе, но и как актёр театра и кино, а также создатель "Шифрин-театра".
На днях он побывал в Риге с моноспектаклем, а мы с командой "LTV7" поймали его за кулисами буквально перед финальным прогоном.
ЖЕНЯ: Ефим, здравствуйте! Очень рады видеть Вас в Риге!
ЕФИМ: Привет! Спасибо! Paldies!
ЖЕНЯ: Первый же вопрос. Вас всегда воспринимали как юмориста, а потом Вы сменили амплуа и стали актёром театра и кино. Не трудно ли было перевоспитать зрителя?
ЕФИМ: Я его не перевоспитывал. Он потихоньку согласился с тем, что я имею право попробовать что-то ешё. Для меня-то исполнилась детская мечта быть артистом в том понимании, в котором я его себе представлял. И так сделать, и эдак сделать, и сплясать, и спеть, и сыграть…
Но к тому времени, когда зритель уже привык к моей эстрадной маске, да, ему пришлось, бедному, ( смеётся ) соглашаться и с тем, что я работаю в театре и на телевидении.
ЖЕНЯ: Несмотря на большую занятость, Вы сами признавались, что с упоением читаете. Что читаете?
ЕФИМ: Всё читаю! Вот художественную литературу, то, что сейчас называет "fiction", почти не читаю. Что-то не идёт.
Мне сейчас хочется восполнить пробелы в своём образовании, и я занимаюсь тем, что знакомлюсь с миром заново. Кажется, я никогда не учился в школе, что я очень мало знаю, не понимаю, как устроено мироздание… И вот эти вещи мне очень интересны.
Читаю очень много образовательной и научно-популярной литературы. Читаю книги о тех, кто сделал свою жизнь успешной - великих людях прошлого. Это мемуарная литература, записки, дневники.
ЖЕНЯ: Вы только что сказали, что есть белые пятна в образовании. О каких недополученных знаниях сожалеете?
ЕФИМ: Я чистейший гуманитарий! Без примесей, так сказать. Несмотря на то, что все мои дядья и папа очень любили точные науки, а дядья-то вообще были преподавателями физики и математики! Один из них, кстати, преподавал здесь в Булдури, у него много учеников, и надеюсь, что в Латвии его ещё помнят.
А я вот такая "белая ворона", мягко говоря. Никогда не любил точные науки и понял, что вместе с точными науками не усвоил какие-то важные знания о мире.
Математика зацепила за собой физику, физика - геометрию… Вот этим всем я мало интересовался и теперь понимаю: если родители хотят воспитать ребёнка, который ясно мыслит, точно рассуждает и имеет базу знаний о мире, лучше его немного выправлять и хотя бы пытаться заставить знакомиться с точными науки. А уж с естественными обязательно!
ЖЕНЯ: В какие уголки своей души никогда не пустите журналистов?
ЕФИМ: Да мне с каждым днём их пускать вообще никуда не хочется! ( смеётся )
ЖЕНЯ: Спасибо, Ефим, мы тоже Вас любим!
ЕФИМ: Да уж! ( смеётся ) Но дело в том, что мне больше нечего рассказывать о себе. Когда-то казалось, что интервью составляют важную часть моего представления о себе: вот если я не скажу, чего хочу, так они никогда об этом и не узнают!
А потом, с годами, понял, что счёт надо предъявлять работами. Вот сделал - показал, и что об этом рассуждать? Но поскольку общение с журналистами вменено в мою профессию, оно является таким ритуалом, обязательной частью и частью, конечно, рекламной кампании, то я, конечо, душка! Прямо вот как встречу журналиста, так и делаю вид, что рад!
ЖЕНЯ: Да, но о семье своей не будете рассказывать…
ЕФИМ: А знаете, мне как-то неинтересно рассказывать чужим людям о себе и пускать туда, где нарушается мой жизненный уют. Ведь чего им туда лезть? Особенно с камерами!
Знаете, как в Москве иногда встретишь на пороге прессу, скажешь: "Присаживайтесь, пожалуйста!", а объектив камеры уже лезет куда-то в спальню, скользит по квартире. А там, может быть, не прибрано!
Я не думаю, что публичный человек - это обязательный ежедневный отчёт перед незнакомыми людьми, что и как устроено в моей жизни. Я вообще понятие "публичные люди" с трудом понимаю. Что значит "публичный человек"? Если моя работа публичная, это не значит, что публичной становится моя жизнь.
Да, я каждый день выхожу на сцену. Да, я каждый день просвечиваюсь рентгентом тысяч глаз. Ну а дальше-то что им делать? Вот я, например, ничего не знаю про своего участкового врача. Хотя считаю, что для пациентов, которые его окружают, он публичный человек. Он же открыт для общения, перед ним можно раздеться. Ему можно показать прыщик на заветном месте. А дальше-то почему я должен знать про него? Мне главное, чтобы он не пил, сдавал анализы и всё.
Вот точно так же артисты. И когда говорят: "Ну как же! Вы же публичный!" - так публичной является только моя работа, а почему моя жизнь должна быть публичной? Вот это я не понимаю. На самом деле, не понимаю!
ЖЕНЯ: Вы участвовали в этом замечательно цирковом шоу и сказали, что цирк для Вас - несбывшаяся радость…
ЕФИМ: Вот уже сбывшаяся! Я с радостью пришёл в цирк, когда мне был уже 51 год!
ЖЕНЯ: А хотели прийти раньше?
ЕФИМ: Там, где цирк включает элементы моей профессии, скажем, клоунаду, я вслед за Феллини повторяю, что хорошая, качественная клоунада - это высшее достижение в этой профессии, высший знак мастерства.
Феллини снял целый фильм о клоунах, и меня в своё время заразил своей фанатической любовью к цирку!
Многие не любят цирк, считая, что это приземлённое и простое искусство. Но мне кажется, что так рассуждают те, кто никогда не переступал порог манежа. Если бы они знали, какой пот и какие трудности таятся за этими "фьють", этой видимой легкостью, они и думали бы по-другому, и считали по-другому.
ЖЕНЯ: А что, на Ваш взгляд, происходит с современной культурой? Не кажется, что она становится более низкопробной?
ЕФИМ: Слушайте, ну сколько живу, столько и слышу, что культура низкопробная и низкопробная… А куда уж низкопробней? Это уже что должно быть?
Мне кажется, что в таких рассуждениях частью русскоязычной публики движет такой советский инерционный мотив: мол, всё, что касается не принятых для обсуждения в СССР тем - ниже пояса.
Но пошлость возникает тогда, когда это примитивно, банально, скучно, когда это отмечено печатью плохого вкуса и сделано по-актёрски неважно.
А если об ЭТОМ, о чём мы даже не говорим… Об ЭТОМ - представляете, какой я советский человек и как во мне это живо? Если об ЭТОМ говорить ярко, остро, смешно, если за этим следует какой-то карнавальный фон безудержного веселья, то почему нет?
Если на сцене нельзя, то где же можно? А античная культура? А Рабле? А их куда девать? Это для советского человека юмор заканчивался там, где начиналось "про детей" или "любовь плотскую". Но можно же соблюдать все границы вкуса и представления о прекрасном, балансировать на этом.
Нет запретных тем, кроме тех, которые унижают человека. Инвалидность, сексуальный выбор, цвет кожи, национальность… Вот когда об этом говорят пошло и грубо - сразу тюх! Как раньше говорили: "Вон из професии!" Если же уважать человека, как уважать и его представление о юморе ( а оно может быть разным ), то ничего плохого.
ЖЕНЯ: Жалеете о чём-то, что не успели сделать в жизни?
ЕФИМ: Да ничего я не успел сделать! ( смеётся ) Я Вас перебиваю, но что я успел?! Ничего не успел, просто очень много работал. Там был, здесь был. Очень много выходил на сцену, почти ежедневно, я не люблю выходные.
Теперь я уже понимаю, что много чего и не сделаю. Но я - как жена Лота: мне нельзя оглядываться назад. Страшно станет! Везде что-то попробовал. В кино попробовал, в телеспектаклях попробовал, в чтении поэзии… Пытался учиться всему основательно, а теперь, когда научился, вдруг понял, что уже взрослый. А мне ещё хочется много чего сделать.
ЖЕНЯ: Большое спасибо за встречу! Она вышла очень короткой. К счастью для Вас и к сожалению для нас!
ЕФИМ: ( смеётся ) И Вам спасибо! Пока!
Click to viewЕвгения ШАФРАНЕК
Brunch.lv