Звери и Люди. Продолжение истории про семью Жабиньских.
начало см. здесь: https://naiwen.livejournal.com/1780153.html
Взрывающийся навоз
Оккупанты не имели сколько-нибудь определенных планов относительно использования огромной (40 гектаров) территории зоопарка. Поначалу там была организована ферма для откорма свиней. Эту идею продвигал сам Жабиньский. Он считал, что благодаря этому ему удастся поддерживать в хорошем состоянии клетки и всю инфраструктуру зоопарка, которую он с таким трудом создал на протяжении многих лет. К несчастью после двух месяцев вспыхнула эпидемия, свиньи подохли и предприятие было прекращено. В 1941 году один немецкий бизнесмен организовал на территории предприятие по выращиванию лекарственных трав. Однако и этот интерес быстро угас. Наконец, вплоть до самого Варшавского восстания, на прежних вольерах и газонах появились огородные участки, которые были поделены между варшавянами. Население, страдающее от голода, могло там выращивать картошку и прочие овощи.
Официально во время оккупации Ян Жабиньский был руководителем очередных предприятий, размещенных на территории зоопарка, а потом работал также в Педагогическом музее. Однако значительно сильнее увлекала его конспиративная деятельность. Уже в октябре 1939 года он стал членов Тайной Военной Организации - диверсионной сети в тылу, которой руководил известный майор Ян Мазуркевич по прозвищу «Радослав»; эта организация впоследствии соединились с АК. Жабиньский был назначен специалистом по «усовершенствованию средств борьбы». Ему обычно перед акциями поручали исследования пригодности технических средств, таких как электрические детонаторы, взрывные и химические материалы. Все эти небезопасные материалы он прятал и хранил на территории зоопарка, в своей вилле и поблизости. Детонаторы и прочие детали для изготовления бомб он хранил на чердаке своего дома, в консервных банках из-под продуктов питания. Для прочих "товаро«" имел иные укрытия. Об одном из таких укрытий вспоминала Антонина Жабиньская:
«В так называемой амбулатории, сарайчике возле нашей виллы, где перед войной изолировались больные животные, стояла огромная бочка навоза, который когда-то нам привез один из молодых ученых из Зоологического музея. Время от времени Ян предупреждал меня, что кто-то просит нас одолжить немного навоза для удобрения своего огорода… Я тотчас брала ключ и преспокойно, свободна от всяких подозрений, выдавала просителям желаемое. Сегодня я знаю, что бочка была заполнена трихлоридом железа. Трихлорид железа, разведенных в воде, заливали во вкладыши вагонных осей. Во время езды поезда вследствие трения происходило возгорание оси и затем пожар во всем вагоне».
В закоулках зоопарка не раз под угрозой ареста находили убежище конспираторы-саботажники, которых разыскивали немцы. Один из них просидел запертый в клетке для фазанов в течение трех недель, пока ему не сделали новые фальшивые документы.
Кроме деятельности в вооруженном подполье бывший директор зоопарка занимался также иной небезопасной активностью - читал лекции по физиологии в подпольном университете. И как будто и этого было мало, Жабиньские создали в своем доме один из наиважнейших пунктов упомянутого вначале «потайного города».
Вилла под безумной звездой
Политика III Рейха в отношении евреев была для Жабиньских варварством родом из темных эпох. Поэтому с самого начала оккупации они рисковали жизнью, помогая своим близким и далеким неарийским друзьям.
- Я имел моральные обязательства по отношению к евреям, - говорил в одном из своих послевоенных выступлений Ян Жабиньский. - Мой отец был закоренелым атеистом и по этому поводу в 1905 году записал меня в гимназию Кречмара, которая в то время была единственной варшавской школой, в которой не преподавали религию (вопреки сопротивлению моей матери, пламенной католички). Восемьдесят процентов учеников составляли там евреи, и именно там я завязал дружбу с людьми, которые впоследствии стали выдающимися деятелями науки и искусства.
Близкие отношения с еврейской общиной не позволили Жабиньским остаться равнодушными к их страданиям. Поначалу они оказывали помощь спонтанно, попросту помогали знакомых, а затем действовали в рядах Совета Помощи Евреям (прославшившегося под названием «Жегота»).
После превращения зоопарка в огороды Ян Жабиньский постарался раздобыть специальный пропуск в гетто под видом работника «служб поддержания городских зеленых насаждений». Это позволяло ему свободно навещать еврейских друзей, чтобы поддерживать их морально, приносить еду или передавать вести и записки с арийской стороны. Особенно прочные отношения связывали его с семьей известного энтомолога доктора Шимона Таненбаума. Когда ученый умер от истощения осенью 1941 года, Жабиньский решил вывести из гетто его жену Элеонору. Несмотря на то, что использовали многократно проверенный путь, беглецы все же не избежали опасной ситуации.
- Едва мы миновали ту проклятую калитку, которая вела внутрь гетто, как я увидела двух немецких полицейских, стоящих напротив ворот. Я перепугалась, - так рассказывала потом Элеонора Таненбаум Антонине Жабиньской. - Хотела шепнуть пану Жабиньскому «Бежим!» Бежим как можно дальше и дальше, пока нас не задержали! Однако он, как назло, словно не видел, что со мной происходит, остановился и наклонился, чтобы поднять оброненный кем-то (возможно этими полицейскими) окурок. Затем спокойно взял меня под руку и неспешным шагом направился в сторону Вольской. Это мгновение показалось мне веком…
Однако все счастливо закончилось. Пани Таненбаум переселилась сначала в виллу Жабиньских, а затем была переправлена в иную «малину» (тайное укрытие). Удалось ей пережить войну.
Дом пани Антонины и пана Яна становился одним из многочисленных пунктов переброски для беглецов из гетто. Неарийские гости оставались здесь как правило несколько дней, их скрывали в доме, в одной из клеток или хозяйственных построек, а затем переправляли в укрытия, более пригодные для длительного проживания.
Жабиньские полагали, что их вилла и ее окрестности не вызывает подозрений у оккупантов. Почему? Снова обратимся к книге «Звери и люди»:
«Наш дом был виден, как на ладони, лишь слегка заслоненный зарослями кустарников. Он имел огромные венецианские окна без занавесок и лишь с наступлением сумерек, в соответствии с распоряжением о затемнении города, мы их заслоняли черной бумагой. На первый взгляд, любой прохожий мог наблюдать жизнь обитателей семейной виллы. И именно на это мы рассчитывали. Для немецкой псхики было вещью совершенно неправдоподобной, чтобы какая-либо конспирация могла совершаться в месте, насколько выставленном на всеобщее обозрение. Не потому ли они не давали себе труда, чтобы слишком сильно следить за нами?»
Несмотря на это, были предприняты ряд мер предосторожности. Крайне ограниченный круг уважаемых людей, специальный подбор служащих только из числа знакомых семей, старательно организованные еврейским гостям укрытия и убежища. Важным элементом системы безопасности, придуманной Жабиньскими, был сигнал, который пани Антонина играла на фортепиано, когда поблизости дома появлялись немцы, подозрительные личности или попросту незнакомые гости. Этим сигналом была мелодия из арии «Отправляйся на Крит» из оперетты Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена». Заслышав этот знак, тайные жильцы виллы прятались на чердаке, в бане, в стенном шкафу либо пробирались наружу подземным туннелем, ведущим из подвала в огороды.
Благодаря таким действия «вилла под безумной звездой» (ибо так называли дом Жабиньских его секретные жильцы) оставалась безопасным убежищем для евреев и подпольщиков вплоть до начала Варшавского восстания.
Дольше всего гостеприимством Жабиньских пользовалась известный скульптор Магдалена Грос, старая довоенная знакомая, которую они ласково называли «Скворец». В доме Жабиньских она появилась еще в 1940 году. Правда, у нее были «арийские» фальшивые документы, но она опасалась, что кто-то может ее узнать и донести. Магдалена скрывалась в вилле вплоть до 1943 года, но потом о ее присутствии узнали работники зоопарка. Тогда ее переправили в убежище семьи Рендзеров в другом конце города. Там она дождалась окончания войны.
Другим постояльцем Жабиньских был юрист Мауриций Павел Френкель. В гетто с ним случился нервный срыв и он попытался покончить с собой, однако яд, который он сумел достать, не подействовал. После этого он рискнул и предпринял попытку бегства. Ему повезло. В «вилле под безумной звездой» он полностью выздоровел и встретил свою любовь - пани Грос, на которой вскоре женился.
Часто посещала, а порой и ночевала в директорском доме также Рахель Ауэрбах. Перед войной она была известной писательницей и журналисткой. В гетто начала сотрудничать с «Жеготой». В доме Жабиньский первый раз появилась весной 1943 года, когда она перешла на арийскую сторону в роли связной «Жеготы». Ауэрбах пережила войну и эмигрировала в Израиль. Там она работала в институте Яд Вашем, составляя летопись Варшавского гетто.
Среди евреев, спасенных Жабиньскими, - кроме уже упомянутых - можно отметить также: Регину и Самуэля Кенигсвейнов с детьми, Евгению Силкес, Марцелия Леви-Лебковского с семьей, Марысю Ашер, Иоанна Крамштык, супругов Келлер с ребенком, Ирену Майзель, адвоката Леви, Киншербаума и доктора Анзельм.
Регина Кенигсвейн была дочерью пана Соболя, который до войны был поставщиком овощей и фруктов в варшавский зоопарк и с которым семья Жабиньских поддерживала дружеские отношения. Директор зоопарка и его жена Антонина даже были приглашены на свадьбу Регины. Поэтому не отказали ей в гостеприимстве, когда осенью 1943 года Регина появилась у них в доме вместе со своим мужем Самуэлем и двумя детьми. За спиной семьи уже был тяжелый опыт выживания. Они приняли участие в восстании в гетто и чудом вышли оттуда живыми. Человек, у которого они первоначально скрывались, отказал им в дальнейшем помощи, как только у них закончились деньги. Тогда они решились искать спасения в «доме под безумной звездой». Жабиньские, как вспоминала Регина после войны, приветствовали их водкой и супом. Кенигсвейнов укрывали в доме на втором этаже и в вольере для фазанов, а через пару недель их переправили в другое убежище. Они благополучно дожили до конца войны. К несчастью, уже в 1946 году Самуэль умер от сердечного приступа. Регина с детьми эмигрировала в Израиль.
Ян Жабиньский в последние годы жизни
Праведники
Начало варшавского восстания и вступление советской армии в район Праги вынудило Антонину Жабиньскую с детьми уехать из дома на территории зоопарка. Они переселились к знакомым в деревню. Тем временем Ян под псевдонимом «Франтишек» сражался в восстании. Он отличился в битвах в Средместье, за что получил второй в своей жизни наградной военный Крест. После капитуляции столицы оказался в немецком плену. На родину Ян вернулся в 1946 году.
После войны Жабиньские участвовали в восстановлении варшавского зоопарка. Ян снова получил должность директора, однако не выдержал на этом посту слишком долго, не ужившись с новыми властями. В 1951 году коммунисты вынудили его уволиться. Впоследствии он занимался популяризацией зоологии. За цикл бесед о животных на Польском Радио был награжден «Золотым Микрофоном».
В 1965 году институт Яд Вашем в знак признания заслуг Жабиньских в годы войны присвоил им медали и звания Праведников Народов Мира.
Взрывающийся навоз
Оккупанты не имели сколько-нибудь определенных планов относительно использования огромной (40 гектаров) территории зоопарка. Поначалу там была организована ферма для откорма свиней. Эту идею продвигал сам Жабиньский. Он считал, что благодаря этому ему удастся поддерживать в хорошем состоянии клетки и всю инфраструктуру зоопарка, которую он с таким трудом создал на протяжении многих лет. К несчастью после двух месяцев вспыхнула эпидемия, свиньи подохли и предприятие было прекращено. В 1941 году один немецкий бизнесмен организовал на территории предприятие по выращиванию лекарственных трав. Однако и этот интерес быстро угас. Наконец, вплоть до самого Варшавского восстания, на прежних вольерах и газонах появились огородные участки, которые были поделены между варшавянами. Население, страдающее от голода, могло там выращивать картошку и прочие овощи.
Официально во время оккупации Ян Жабиньский был руководителем очередных предприятий, размещенных на территории зоопарка, а потом работал также в Педагогическом музее. Однако значительно сильнее увлекала его конспиративная деятельность. Уже в октябре 1939 года он стал членов Тайной Военной Организации - диверсионной сети в тылу, которой руководил известный майор Ян Мазуркевич по прозвищу «Радослав»; эта организация впоследствии соединились с АК. Жабиньский был назначен специалистом по «усовершенствованию средств борьбы». Ему обычно перед акциями поручали исследования пригодности технических средств, таких как электрические детонаторы, взрывные и химические материалы. Все эти небезопасные материалы он прятал и хранил на территории зоопарка, в своей вилле и поблизости. Детонаторы и прочие детали для изготовления бомб он хранил на чердаке своего дома, в консервных банках из-под продуктов питания. Для прочих "товаро«" имел иные укрытия. Об одном из таких укрытий вспоминала Антонина Жабиньская:
«В так называемой амбулатории, сарайчике возле нашей виллы, где перед войной изолировались больные животные, стояла огромная бочка навоза, который когда-то нам привез один из молодых ученых из Зоологического музея. Время от времени Ян предупреждал меня, что кто-то просит нас одолжить немного навоза для удобрения своего огорода… Я тотчас брала ключ и преспокойно, свободна от всяких подозрений, выдавала просителям желаемое. Сегодня я знаю, что бочка была заполнена трихлоридом железа. Трихлорид железа, разведенных в воде, заливали во вкладыши вагонных осей. Во время езды поезда вследствие трения происходило возгорание оси и затем пожар во всем вагоне».
В закоулках зоопарка не раз под угрозой ареста находили убежище конспираторы-саботажники, которых разыскивали немцы. Один из них просидел запертый в клетке для фазанов в течение трех недель, пока ему не сделали новые фальшивые документы.
Кроме деятельности в вооруженном подполье бывший директор зоопарка занимался также иной небезопасной активностью - читал лекции по физиологии в подпольном университете. И как будто и этого было мало, Жабиньские создали в своем доме один из наиважнейших пунктов упомянутого вначале «потайного города».
Вилла под безумной звездой
Политика III Рейха в отношении евреев была для Жабиньских варварством родом из темных эпох. Поэтому с самого начала оккупации они рисковали жизнью, помогая своим близким и далеким неарийским друзьям.
- Я имел моральные обязательства по отношению к евреям, - говорил в одном из своих послевоенных выступлений Ян Жабиньский. - Мой отец был закоренелым атеистом и по этому поводу в 1905 году записал меня в гимназию Кречмара, которая в то время была единственной варшавской школой, в которой не преподавали религию (вопреки сопротивлению моей матери, пламенной католички). Восемьдесят процентов учеников составляли там евреи, и именно там я завязал дружбу с людьми, которые впоследствии стали выдающимися деятелями науки и искусства.
Близкие отношения с еврейской общиной не позволили Жабиньским остаться равнодушными к их страданиям. Поначалу они оказывали помощь спонтанно, попросту помогали знакомых, а затем действовали в рядах Совета Помощи Евреям (прославшившегося под названием «Жегота»).
После превращения зоопарка в огороды Ян Жабиньский постарался раздобыть специальный пропуск в гетто под видом работника «служб поддержания городских зеленых насаждений». Это позволяло ему свободно навещать еврейских друзей, чтобы поддерживать их морально, приносить еду или передавать вести и записки с арийской стороны. Особенно прочные отношения связывали его с семьей известного энтомолога доктора Шимона Таненбаума. Когда ученый умер от истощения осенью 1941 года, Жабиньский решил вывести из гетто его жену Элеонору. Несмотря на то, что использовали многократно проверенный путь, беглецы все же не избежали опасной ситуации.
- Едва мы миновали ту проклятую калитку, которая вела внутрь гетто, как я увидела двух немецких полицейских, стоящих напротив ворот. Я перепугалась, - так рассказывала потом Элеонора Таненбаум Антонине Жабиньской. - Хотела шепнуть пану Жабиньскому «Бежим!» Бежим как можно дальше и дальше, пока нас не задержали! Однако он, как назло, словно не видел, что со мной происходит, остановился и наклонился, чтобы поднять оброненный кем-то (возможно этими полицейскими) окурок. Затем спокойно взял меня под руку и неспешным шагом направился в сторону Вольской. Это мгновение показалось мне веком…
Однако все счастливо закончилось. Пани Таненбаум переселилась сначала в виллу Жабиньских, а затем была переправлена в иную «малину» (тайное укрытие). Удалось ей пережить войну.
Дом пани Антонины и пана Яна становился одним из многочисленных пунктов переброски для беглецов из гетто. Неарийские гости оставались здесь как правило несколько дней, их скрывали в доме, в одной из клеток или хозяйственных построек, а затем переправляли в укрытия, более пригодные для длительного проживания.
Жабиньские полагали, что их вилла и ее окрестности не вызывает подозрений у оккупантов. Почему? Снова обратимся к книге «Звери и люди»:
«Наш дом был виден, как на ладони, лишь слегка заслоненный зарослями кустарников. Он имел огромные венецианские окна без занавесок и лишь с наступлением сумерек, в соответствии с распоряжением о затемнении города, мы их заслоняли черной бумагой. На первый взгляд, любой прохожий мог наблюдать жизнь обитателей семейной виллы. И именно на это мы рассчитывали. Для немецкой псхики было вещью совершенно неправдоподобной, чтобы какая-либо конспирация могла совершаться в месте, насколько выставленном на всеобщее обозрение. Не потому ли они не давали себе труда, чтобы слишком сильно следить за нами?»
Несмотря на это, были предприняты ряд мер предосторожности. Крайне ограниченный круг уважаемых людей, специальный подбор служащих только из числа знакомых семей, старательно организованные еврейским гостям укрытия и убежища. Важным элементом системы безопасности, придуманной Жабиньскими, был сигнал, который пани Антонина играла на фортепиано, когда поблизости дома появлялись немцы, подозрительные личности или попросту незнакомые гости. Этим сигналом была мелодия из арии «Отправляйся на Крит» из оперетты Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена». Заслышав этот знак, тайные жильцы виллы прятались на чердаке, в бане, в стенном шкафу либо пробирались наружу подземным туннелем, ведущим из подвала в огороды.
Благодаря таким действия «вилла под безумной звездой» (ибо так называли дом Жабиньских его секретные жильцы) оставалась безопасным убежищем для евреев и подпольщиков вплоть до начала Варшавского восстания.
Дольше всего гостеприимством Жабиньских пользовалась известный скульптор Магдалена Грос, старая довоенная знакомая, которую они ласково называли «Скворец». В доме Жабиньских она появилась еще в 1940 году. Правда, у нее были «арийские» фальшивые документы, но она опасалась, что кто-то может ее узнать и донести. Магдалена скрывалась в вилле вплоть до 1943 года, но потом о ее присутствии узнали работники зоопарка. Тогда ее переправили в убежище семьи Рендзеров в другом конце города. Там она дождалась окончания войны.
Другим постояльцем Жабиньских был юрист Мауриций Павел Френкель. В гетто с ним случился нервный срыв и он попытался покончить с собой, однако яд, который он сумел достать, не подействовал. После этого он рискнул и предпринял попытку бегства. Ему повезло. В «вилле под безумной звездой» он полностью выздоровел и встретил свою любовь - пани Грос, на которой вскоре женился.
Часто посещала, а порой и ночевала в директорском доме также Рахель Ауэрбах. Перед войной она была известной писательницей и журналисткой. В гетто начала сотрудничать с «Жеготой». В доме Жабиньский первый раз появилась весной 1943 года, когда она перешла на арийскую сторону в роли связной «Жеготы». Ауэрбах пережила войну и эмигрировала в Израиль. Там она работала в институте Яд Вашем, составляя летопись Варшавского гетто.
Среди евреев, спасенных Жабиньскими, - кроме уже упомянутых - можно отметить также: Регину и Самуэля Кенигсвейнов с детьми, Евгению Силкес, Марцелия Леви-Лебковского с семьей, Марысю Ашер, Иоанна Крамштык, супругов Келлер с ребенком, Ирену Майзель, адвоката Леви, Киншербаума и доктора Анзельм.
Регина Кенигсвейн была дочерью пана Соболя, который до войны был поставщиком овощей и фруктов в варшавский зоопарк и с которым семья Жабиньских поддерживала дружеские отношения. Директор зоопарка и его жена Антонина даже были приглашены на свадьбу Регины. Поэтому не отказали ей в гостеприимстве, когда осенью 1943 года Регина появилась у них в доме вместе со своим мужем Самуэлем и двумя детьми. За спиной семьи уже был тяжелый опыт выживания. Они приняли участие в восстании в гетто и чудом вышли оттуда живыми. Человек, у которого они первоначально скрывались, отказал им в дальнейшем помощи, как только у них закончились деньги. Тогда они решились искать спасения в «доме под безумной звездой». Жабиньские, как вспоминала Регина после войны, приветствовали их водкой и супом. Кенигсвейнов укрывали в доме на втором этаже и в вольере для фазанов, а через пару недель их переправили в другое убежище. Они благополучно дожили до конца войны. К несчастью, уже в 1946 году Самуэль умер от сердечного приступа. Регина с детьми эмигрировала в Израиль.
Ян Жабиньский в последние годы жизни
Праведники
Начало варшавского восстания и вступление советской армии в район Праги вынудило Антонину Жабиньскую с детьми уехать из дома на территории зоопарка. Они переселились к знакомым в деревню. Тем временем Ян под псевдонимом «Франтишек» сражался в восстании. Он отличился в битвах в Средместье, за что получил второй в своей жизни наградной военный Крест. После капитуляции столицы оказался в немецком плену. На родину Ян вернулся в 1946 году.
После войны Жабиньские участвовали в восстановлении варшавского зоопарка. Ян снова получил должность директора, однако не выдержал на этом посту слишком долго, не ужившись с новыми властями. В 1951 году коммунисты вынудили его уволиться. Впоследствии он занимался популяризацией зоологии. За цикл бесед о животных на Польском Радио был награжден «Золотым Микрофоном».
В 1965 году институт Яд Вашем в знак признания заслуг Жабиньских в годы войны присвоил им медали и звания Праведников Народов Мира.