История Алексея Веденяпина и Алоизия Песляка (окончание)...
Я хочу закончить историю Алоизия Песляка, а то я что-то никак не допишу этот цикл.
Начало:
http://naiwen.livejournal.com/1239910.html
http://naiwen.livejournal.com/1240744.html
http://naiwen.livejournal.com/1241921.html
Мы закончили на смерти Алексея Веденяпина - его же друга, Алоизия, оставили еще в тот момент, когда он в 1826 году расстался с Алексеем (и потом все время переписывался с ним) и продолжал службу в ссылке в Оренбургском корпусе.
Алексей спас своего друга от отчаяния и самоубийства, но Алоизию еще долго не удавалось вырваться из солдатской службы. Около 1828 года уже известный нам Виткевич, находившийся в соседнем гарнизоне, предложил Алоизию организовать побег. Со слов Песляка, Виткевич собирался бежать «через Среднюю Азию в английские колонии вместе со мною, причем я должен был следовать за ним в виде глухонемого, по незнанию восточных языков. Для исполнения этого плана, в киргизской степи были выставлены лошади; я был посвящен в план бегства, но не согласился на него и убедил Виткевича оставить это намерение, а с терпением дожидаться лучшей участи».
Некоторое улучшение в положении ссыльных на Оренбургской линии произошло благодаря вмешательству ученого, путешественника Гумбольдта (тоже уже известного нам по истории Виткевича). Гумбольдт был тронут, найдя в этой глуши образованных ссыльных, поразился лингвистистическим способностям Виткевича, а также естественнонаучным интересам Песляка («…он, расспросив меня подробно о занятиях естественными науками и о составлении ботанических, минералогических и энтомологических коллекций, не мало удивился…») - после чего в Петербурге ходатайствовал об облегчении участи этих и других ссыльных. По ходатайству Гумбольдта, действительно, Виткевич, Песляк и некоторые другие вскоре были произведены в унтер-офицеры.
Однако выслужить офицерское звание Алоизию еще долго не удавалось. Однажды случился пожар в доме местного протоиерея Андреева, и Песляк, рискуя жизнью, спас из огня священника и его семью, хотя «руки и лицо мое сильно обгорели и страдания от боли обжогов были едва выносимы». По просьбе спасенного священника, Сухтелен, тогдашний военный губернатор Оренбургского края, представил Алоизия «за проявленный героический поступок» к производству в офицеры - однако тут случилось сразу два обстоятельства. Во-первых, Сухтелен вскоре умер и не довел дело до конца. Во-вторых, в Царстве Польском в конце 1830 года вспыхнуло восстание - что естественным образом отразилось (не в лучшую сторону) на положении сссыльных. Опять началось ужесточение режима, придирки и на долгое время надежда на выслугу была потеряна.
… Благодетелем Песляка (как и благодетелем Виткевича) стал назначенный вскоре после Сухтелена генерал-губернатор В.Перовский. После пяти лет унтер-офицерской службы Песляк был, наконец-то, произведен в офицеры. В мае 1839 года Песляк принял участие в Хивинском походе, организованным Перовским для попытки завоевания части Средней Азии. Вот как вспоминал Алоизий о своем участии в походе Перовского:
«Перед выступлением, все войска были собраны за рекою Уралом, близ Оренбурга, составлено каре, отслужен молебен и прочтен всем высочайший приказ, которым экспедиционный начальник генерал-адъютант граф Перовский уполномочивался жаловать собственной властью чинами до майора включительно и наказывать смертью.
… Близ Эмбенской крепости, по причине жестоких буранов и морозов, не дозволявших нам продолжать поход, мы принуждены были стоять в бездействии почти целый месяц и все это время продолжались холода на столько жестокие, что часовые замерзали на своих постах и буквально обращались в глыбы льда.
Взятых проводниками при верблюдах киргиз было с нами до 1,000 человек; многие из них в это жестокое и трудное время замерзли, а отсталые, страшась холода и подобной же участи, не хотели продолжать путь, так что вынуждены были для примера двух из них расстрелять. При исполнении этой казни, бунтовщики-киргизы оказали необыкновенный азиатский фанатизм и такое присутствие духа и фаталистическое отношение к жизни, что не дали даже привязать себя к роковому столбу, не позволили завязать глаз и до последней минуты с ожесточением продолжали уговаривать своих товарищей не повиноваться русским. По расстрелянии зачинщиков, остальные киргизы смирились и пришли в повиновение.
Предположено было срыть и очистить Ак-Булакскую крепость, где в это время находились поручики - Ездаков и Ерофеев с ротой, 50 человеками оренбургских казаков и одним легким орудием им велено было выпроводить больных из Ак-Булака в Эмбенскую крепость. При самом выходе из крепостных ворот, их внезапно окружили верховые хивинцы в количестве до 7,000 человек.
Команда не успела еще стянуться и постоить каре, как 40 верблюдов, навьюченных провиантом, один рядовой и поручик ездоков были схвачены… рядовой пал жертвой геройского самоотвержения: трудно было бы изобразить перенесенные им неистовства хивинцев, долго мучивших и, наконец, изжаривших его на медленном огне.
Поручик Ерофеев, свидетель этой варварской сцены, совершавшейся на его глазах, до того был поражен ужасом, что не в состоянии был командовать, почему обязанность эту приняли на себя рядовые из ссыльных Бельчинский и Павловский и сформировав кое-как каре, прогнали хивинцев, отбив обратно захваченных ими верблюдов. Урон наш оказался незначительный.
За свой подвиг рядовые Бельчинский и Павловский произведены в офицеры, поручик Ерофеев в чин капитана и пожалован орденом св. Владимира с бантом (а его-то за что? - РД), а рядовые в казаки, в числе 23 человек, награждены георгиевскими крестами…»
Поход Перовского оказался неудачным. Из-за крайне тяжелых условий началась массовая цинга, падеж лошадей, войску пришлось повернуть назад. Во время похода Алоизий Песляк командовал ротой и в какой-то момент получил приказ забрать 187 больных цингой солдат из одной крепости и доставить их в другую, «употребив на переход 16 дней на расстоянии 160 верст». «Прошло много лет со времени этого поручения, но воспоминание об этом переходе так свежо и отчетливо в моей памяти, что и до сих пор замирает сердце от ужаса. Стоны, вопли умирающих и больных, томящихся в предсмертных муках раздаются еще в моих ушах. Быть свидетелем и видеть невыносимые страдания людей, не имея никакой возможности помочь - ужасно! Но натура человеческая привыкает ко всему. С ужасом и тоскою должно было равнодушно смотреть, как страдальцы, беспомощные больные томились и умирали, умоляя раздирающим сердце голосом о помощи, или прощались с нами и с своими отсутствующими семействами. Не было никакой возможности ни пособить им, ни облегчить их страдания. Чтобы не потерять в снеговой пустыне и остальных живых и здоровых людей, оставалось одно спасение - ускорить на сколько возможно переход. Буран закрывал все - мы не видели друг друга; вой волков, степных лисиц, стопы верблюдов, крики часовых, говор живых людей, смешанный с предсмертными стонами умирающих - возмущали, раздирали душу. Сцены эти продолжались 9 суток, в течение которых я ускоренным маршем прибыл с больными в Эмбенскую крепость; из 180 человек их осталось в живых только трое; из роты моей потерявшихся или замерзших в пути - погибло 17 человек, 14 казаков и 3 артиллериста. Конечно, за такой подвиг и самовольное сокращение маршрута, я должен был подвергнуться расстрелянию, каковые примеры уже были, но особенное снисхождение ко мне дивизионного начальника, генерал-лейтенанта Толмачева… спасло меня. Он вполне понял, что мое самовольное сокращение маршрута было единственным способом спасения от смерти остальных живых и здоровых. Я был оправдан».
За участие в походе Песляк был награжден орденом Станислава 3-й степени, 70 рублями экспедиционных денег и «монаршим благоволением». После этого он еще несколько раз принимал участие в различных мероприятиях Перовского - однако уже в основном с научными целями, занимаясь сбором и описанием естественнонаучных коллекций, минералов, растений, составляя географические карты и др. Вскоре, однако, он решил жениться: его женой стала Аполлинария Павловна Лукина, дочка помещика Бирского уезда Уфимской губернии, получившая в приданое от отца сельцо Алексеевку и 28 ревизских душ крестьян. В 1841 году Песляк, ссылаясь на расстроенное службой здоровье, добился выхода в отставку и поселился с женой и детьми в Алексеевке, активно занявшись хозяйством. Однако все это время он, как и Алексей Веденяпин, продолжал оставаться под полицейским надзором. Несмотря на это, он оказался толковым и деятельным хозяином - не только привел в порядок небольшую усадьбу, но и вскоре занялся открытием сельских школ для детей местных татар, башкир и черемисов (марийцев), среди которых пользовался большим уважением. В течение нескольких лет исполнял обязанности городничего в городе Бирске. В семье Песляков родилось трое детей - Николай, Владимир и Ольга.
«В то же время я был неожиданно обрадован и тронут до глубины души известием о незабвенном друге моем Алексее Веденяпине… один из сыновей Веденяпина, бывший в Оренбургской губернии для пользования кумысом, на возвратном пути в С.-Петербург, желал видеться со мной, но желание его не сбылось - он нашел только моего сына в уфимской гимназии и обнял его вместо меня, как друга…»
Прошло еще несколько лет - и Алоизий Песляк стал активным деятелем крестьянской реформы в своем районе. В 1861 году он был назначен мировым посредником и, по-видимому, очень ответственно относился к своим непростым обязанностям. «При переходном состоянии крестьян удельных, государственных и башкир, случались частые затруднения, но, живя много лет между народом, я успел узнать и вникнуть в его характер настолько, что преодолевал все затруднения. Выкупные платежи, подати, недоимки, натуральные повинности и улучшение на сколько возможно крестьянского быта - шло удачно; меня утешало в особенности то, что я видел от многих из этих грубых людей искреннюю к себе признательность. Во многих удельных и временно-обязанных селениях я открыл школы для мальчиков и девочек и дал им прочное основание».
Служба Песляка, однако, оказалась недолгой. Восстание 63-го года (вызвавшее волну подозрительности в отношении «лиц польского происхождения»), выстрел Каракозова и наступившая вслед за тем волна реакции и сворачивание активных реформ ударили и по немолоду уже Алоизию Песляку. «Безвыездно живя в Бирском уезде 23 года, я имел друзей, но и врагов себе нажил: обязанность мирового посредника давала мне возможность и случаи преследовать низость, лихоимство и грязные поступки…» В 1867 году по доносу недоброжелателей он был уволен с должности мирового посредника с прекращением одновременно выплаты пенсии. Это был удар, от которого бывший старый ссыльный уже не оправился - к этому присоединились хозяйственные (пожар в имении, уничтоживший дом и мельницу с запасом хлеба) и семейные неурядицы. На старости Алоизий Песляк остался практически без средств к существованию - и вскоре умер, оставив после себя различные записки, коллекции минералов и др. Старший сын Песляка, Николай, унаследовавший имение, сделал неплохую карьеру - к 1896 году он имел чин действительного статского советника и занимал должность председателя окружного суда. Однако в октябре 1903 года он был убит (причины неизвестны, то есть мне неизвестны - РД). Внук, Борис, накануне революции избирался депутатов от дворян уезда, дальнейшая его судьба тоже неизвестна.
Интересно, что уже в наши дни ссыльного Алоизия Песляка и его семью вспомнили в Башкортостане. Старшеклассники местной школы, занимающиеся краеведением под руководством увлеченных учителей, написали исследовательскую работу об истории Алоизия Песляка, его семьи и их родовой усадьбы Алексеевка. Работа получила премию на конкурсе школьных краеведческих работ, а бывшую деревню, в которой когда-то жил Алоизий Песляк с семьей, посетила польская делегация.
«Дорога до бывшего имения старинного дворянского польского рода Песляка не заняла много времени. Место, на котором было расположено сельцо, красивое. Сейчас здесь остался только заброшенный барский сад, расположенный недалеко от имения. Поприветствовать гостей пришли жители близлежащих деревень, учащиеся из деревни Раевки, сёл Чураево и Баймурзино.
Жители района с уважением относятся к памяти своих предков, чтят их память. Со словами приветствия и признательности выступил перед собравшимися консул по делам Полонии консульского отдела посольства Республики Польша в РФ пан Рафал Косиба. Он отметил, что это событие, сегодняшняя встреча стали хорошим началом в отношениях между жителями Башкортостана, села Чураево и Польской Республики. От имени старейших жителей выступил уроженец деревни Раевка С. Я. Кугубаев. Он привёл некоторые факты из жизни семьи Песляков, которые он когда-то слышал от односельчан…
- Именно здесь, на этом месте, где установлен памятный знак, стояла усадьба Песляков (затем их дом был перевезён в Раевку для строительства школы). Сюда Алоизий Песляк переехал в 1841 году и сразу же начал обустраивать и облагораживать имение. Так вырос большой сад, впоследствие получивший название в народе как «Барский сад». Он до сих пор остаётся любимым местом сельчан, особенно когда здесь цветут сирень и акации». (см.подробнее здесь: http://mishred.ru/society/962-na-proshloy-nedele-v-sele-churaevo-vstrechali-gostey-iz-dalekoy-polshi.html)
Вот такой памятный знак установлен на месте бывшей усадьбы Песляков.
Вот, собственно, и вся история. И все, что я хотела рассказать о судьбах рядовых участников тайных обществ, вот этой периферии, о которой принято говорить с некоторым пренебрежением. Хотелось показать, что эти случайные люди на самом деле были не совсем уж случайными, и что в этих судьбах по итогам тоже оказывался и свет, и смысл, и что представлять их в качестве «юных романтиков, не нашедших смысла в жизни», было бы совершенно неправильным. Попросту говоря, это не те типажи, не те судьбы и не те мотивации.
Начало:
http://naiwen.livejournal.com/1239910.html
http://naiwen.livejournal.com/1240744.html
http://naiwen.livejournal.com/1241921.html
Мы закончили на смерти Алексея Веденяпина - его же друга, Алоизия, оставили еще в тот момент, когда он в 1826 году расстался с Алексеем (и потом все время переписывался с ним) и продолжал службу в ссылке в Оренбургском корпусе.
Алексей спас своего друга от отчаяния и самоубийства, но Алоизию еще долго не удавалось вырваться из солдатской службы. Около 1828 года уже известный нам Виткевич, находившийся в соседнем гарнизоне, предложил Алоизию организовать побег. Со слов Песляка, Виткевич собирался бежать «через Среднюю Азию в английские колонии вместе со мною, причем я должен был следовать за ним в виде глухонемого, по незнанию восточных языков. Для исполнения этого плана, в киргизской степи были выставлены лошади; я был посвящен в план бегства, но не согласился на него и убедил Виткевича оставить это намерение, а с терпением дожидаться лучшей участи».
Некоторое улучшение в положении ссыльных на Оренбургской линии произошло благодаря вмешательству ученого, путешественника Гумбольдта (тоже уже известного нам по истории Виткевича). Гумбольдт был тронут, найдя в этой глуши образованных ссыльных, поразился лингвистистическим способностям Виткевича, а также естественнонаучным интересам Песляка («…он, расспросив меня подробно о занятиях естественными науками и о составлении ботанических, минералогических и энтомологических коллекций, не мало удивился…») - после чего в Петербурге ходатайствовал об облегчении участи этих и других ссыльных. По ходатайству Гумбольдта, действительно, Виткевич, Песляк и некоторые другие вскоре были произведены в унтер-офицеры.
Однако выслужить офицерское звание Алоизию еще долго не удавалось. Однажды случился пожар в доме местного протоиерея Андреева, и Песляк, рискуя жизнью, спас из огня священника и его семью, хотя «руки и лицо мое сильно обгорели и страдания от боли обжогов были едва выносимы». По просьбе спасенного священника, Сухтелен, тогдашний военный губернатор Оренбургского края, представил Алоизия «за проявленный героический поступок» к производству в офицеры - однако тут случилось сразу два обстоятельства. Во-первых, Сухтелен вскоре умер и не довел дело до конца. Во-вторых, в Царстве Польском в конце 1830 года вспыхнуло восстание - что естественным образом отразилось (не в лучшую сторону) на положении сссыльных. Опять началось ужесточение режима, придирки и на долгое время надежда на выслугу была потеряна.
… Благодетелем Песляка (как и благодетелем Виткевича) стал назначенный вскоре после Сухтелена генерал-губернатор В.Перовский. После пяти лет унтер-офицерской службы Песляк был, наконец-то, произведен в офицеры. В мае 1839 года Песляк принял участие в Хивинском походе, организованным Перовским для попытки завоевания части Средней Азии. Вот как вспоминал Алоизий о своем участии в походе Перовского:
«Перед выступлением, все войска были собраны за рекою Уралом, близ Оренбурга, составлено каре, отслужен молебен и прочтен всем высочайший приказ, которым экспедиционный начальник генерал-адъютант граф Перовский уполномочивался жаловать собственной властью чинами до майора включительно и наказывать смертью.
… Близ Эмбенской крепости, по причине жестоких буранов и морозов, не дозволявших нам продолжать поход, мы принуждены были стоять в бездействии почти целый месяц и все это время продолжались холода на столько жестокие, что часовые замерзали на своих постах и буквально обращались в глыбы льда.
Взятых проводниками при верблюдах киргиз было с нами до 1,000 человек; многие из них в это жестокое и трудное время замерзли, а отсталые, страшась холода и подобной же участи, не хотели продолжать путь, так что вынуждены были для примера двух из них расстрелять. При исполнении этой казни, бунтовщики-киргизы оказали необыкновенный азиатский фанатизм и такое присутствие духа и фаталистическое отношение к жизни, что не дали даже привязать себя к роковому столбу, не позволили завязать глаз и до последней минуты с ожесточением продолжали уговаривать своих товарищей не повиноваться русским. По расстрелянии зачинщиков, остальные киргизы смирились и пришли в повиновение.
Предположено было срыть и очистить Ак-Булакскую крепость, где в это время находились поручики - Ездаков и Ерофеев с ротой, 50 человеками оренбургских казаков и одним легким орудием им велено было выпроводить больных из Ак-Булака в Эмбенскую крепость. При самом выходе из крепостных ворот, их внезапно окружили верховые хивинцы в количестве до 7,000 человек.
Команда не успела еще стянуться и постоить каре, как 40 верблюдов, навьюченных провиантом, один рядовой и поручик ездоков были схвачены… рядовой пал жертвой геройского самоотвержения: трудно было бы изобразить перенесенные им неистовства хивинцев, долго мучивших и, наконец, изжаривших его на медленном огне.
Поручик Ерофеев, свидетель этой варварской сцены, совершавшейся на его глазах, до того был поражен ужасом, что не в состоянии был командовать, почему обязанность эту приняли на себя рядовые из ссыльных Бельчинский и Павловский и сформировав кое-как каре, прогнали хивинцев, отбив обратно захваченных ими верблюдов. Урон наш оказался незначительный.
За свой подвиг рядовые Бельчинский и Павловский произведены в офицеры, поручик Ерофеев в чин капитана и пожалован орденом св. Владимира с бантом (а его-то за что? - РД), а рядовые в казаки, в числе 23 человек, награждены георгиевскими крестами…»
Поход Перовского оказался неудачным. Из-за крайне тяжелых условий началась массовая цинга, падеж лошадей, войску пришлось повернуть назад. Во время похода Алоизий Песляк командовал ротой и в какой-то момент получил приказ забрать 187 больных цингой солдат из одной крепости и доставить их в другую, «употребив на переход 16 дней на расстоянии 160 верст». «Прошло много лет со времени этого поручения, но воспоминание об этом переходе так свежо и отчетливо в моей памяти, что и до сих пор замирает сердце от ужаса. Стоны, вопли умирающих и больных, томящихся в предсмертных муках раздаются еще в моих ушах. Быть свидетелем и видеть невыносимые страдания людей, не имея никакой возможности помочь - ужасно! Но натура человеческая привыкает ко всему. С ужасом и тоскою должно было равнодушно смотреть, как страдальцы, беспомощные больные томились и умирали, умоляя раздирающим сердце голосом о помощи, или прощались с нами и с своими отсутствующими семействами. Не было никакой возможности ни пособить им, ни облегчить их страдания. Чтобы не потерять в снеговой пустыне и остальных живых и здоровых людей, оставалось одно спасение - ускорить на сколько возможно переход. Буран закрывал все - мы не видели друг друга; вой волков, степных лисиц, стопы верблюдов, крики часовых, говор живых людей, смешанный с предсмертными стонами умирающих - возмущали, раздирали душу. Сцены эти продолжались 9 суток, в течение которых я ускоренным маршем прибыл с больными в Эмбенскую крепость; из 180 человек их осталось в живых только трое; из роты моей потерявшихся или замерзших в пути - погибло 17 человек, 14 казаков и 3 артиллериста. Конечно, за такой подвиг и самовольное сокращение маршрута, я должен был подвергнуться расстрелянию, каковые примеры уже были, но особенное снисхождение ко мне дивизионного начальника, генерал-лейтенанта Толмачева… спасло меня. Он вполне понял, что мое самовольное сокращение маршрута было единственным способом спасения от смерти остальных живых и здоровых. Я был оправдан».
За участие в походе Песляк был награжден орденом Станислава 3-й степени, 70 рублями экспедиционных денег и «монаршим благоволением». После этого он еще несколько раз принимал участие в различных мероприятиях Перовского - однако уже в основном с научными целями, занимаясь сбором и описанием естественнонаучных коллекций, минералов, растений, составляя географические карты и др. Вскоре, однако, он решил жениться: его женой стала Аполлинария Павловна Лукина, дочка помещика Бирского уезда Уфимской губернии, получившая в приданое от отца сельцо Алексеевку и 28 ревизских душ крестьян. В 1841 году Песляк, ссылаясь на расстроенное службой здоровье, добился выхода в отставку и поселился с женой и детьми в Алексеевке, активно занявшись хозяйством. Однако все это время он, как и Алексей Веденяпин, продолжал оставаться под полицейским надзором. Несмотря на это, он оказался толковым и деятельным хозяином - не только привел в порядок небольшую усадьбу, но и вскоре занялся открытием сельских школ для детей местных татар, башкир и черемисов (марийцев), среди которых пользовался большим уважением. В течение нескольких лет исполнял обязанности городничего в городе Бирске. В семье Песляков родилось трое детей - Николай, Владимир и Ольга.
«В то же время я был неожиданно обрадован и тронут до глубины души известием о незабвенном друге моем Алексее Веденяпине… один из сыновей Веденяпина, бывший в Оренбургской губернии для пользования кумысом, на возвратном пути в С.-Петербург, желал видеться со мной, но желание его не сбылось - он нашел только моего сына в уфимской гимназии и обнял его вместо меня, как друга…»
Прошло еще несколько лет - и Алоизий Песляк стал активным деятелем крестьянской реформы в своем районе. В 1861 году он был назначен мировым посредником и, по-видимому, очень ответственно относился к своим непростым обязанностям. «При переходном состоянии крестьян удельных, государственных и башкир, случались частые затруднения, но, живя много лет между народом, я успел узнать и вникнуть в его характер настолько, что преодолевал все затруднения. Выкупные платежи, подати, недоимки, натуральные повинности и улучшение на сколько возможно крестьянского быта - шло удачно; меня утешало в особенности то, что я видел от многих из этих грубых людей искреннюю к себе признательность. Во многих удельных и временно-обязанных селениях я открыл школы для мальчиков и девочек и дал им прочное основание».
Служба Песляка, однако, оказалась недолгой. Восстание 63-го года (вызвавшее волну подозрительности в отношении «лиц польского происхождения»), выстрел Каракозова и наступившая вслед за тем волна реакции и сворачивание активных реформ ударили и по немолоду уже Алоизию Песляку. «Безвыездно живя в Бирском уезде 23 года, я имел друзей, но и врагов себе нажил: обязанность мирового посредника давала мне возможность и случаи преследовать низость, лихоимство и грязные поступки…» В 1867 году по доносу недоброжелателей он был уволен с должности мирового посредника с прекращением одновременно выплаты пенсии. Это был удар, от которого бывший старый ссыльный уже не оправился - к этому присоединились хозяйственные (пожар в имении, уничтоживший дом и мельницу с запасом хлеба) и семейные неурядицы. На старости Алоизий Песляк остался практически без средств к существованию - и вскоре умер, оставив после себя различные записки, коллекции минералов и др. Старший сын Песляка, Николай, унаследовавший имение, сделал неплохую карьеру - к 1896 году он имел чин действительного статского советника и занимал должность председателя окружного суда. Однако в октябре 1903 года он был убит (причины неизвестны, то есть мне неизвестны - РД). Внук, Борис, накануне революции избирался депутатов от дворян уезда, дальнейшая его судьба тоже неизвестна.
Интересно, что уже в наши дни ссыльного Алоизия Песляка и его семью вспомнили в Башкортостане. Старшеклассники местной школы, занимающиеся краеведением под руководством увлеченных учителей, написали исследовательскую работу об истории Алоизия Песляка, его семьи и их родовой усадьбы Алексеевка. Работа получила премию на конкурсе школьных краеведческих работ, а бывшую деревню, в которой когда-то жил Алоизий Песляк с семьей, посетила польская делегация.
«Дорога до бывшего имения старинного дворянского польского рода Песляка не заняла много времени. Место, на котором было расположено сельцо, красивое. Сейчас здесь остался только заброшенный барский сад, расположенный недалеко от имения. Поприветствовать гостей пришли жители близлежащих деревень, учащиеся из деревни Раевки, сёл Чураево и Баймурзино.
Жители района с уважением относятся к памяти своих предков, чтят их память. Со словами приветствия и признательности выступил перед собравшимися консул по делам Полонии консульского отдела посольства Республики Польша в РФ пан Рафал Косиба. Он отметил, что это событие, сегодняшняя встреча стали хорошим началом в отношениях между жителями Башкортостана, села Чураево и Польской Республики. От имени старейших жителей выступил уроженец деревни Раевка С. Я. Кугубаев. Он привёл некоторые факты из жизни семьи Песляков, которые он когда-то слышал от односельчан…
- Именно здесь, на этом месте, где установлен памятный знак, стояла усадьба Песляков (затем их дом был перевезён в Раевку для строительства школы). Сюда Алоизий Песляк переехал в 1841 году и сразу же начал обустраивать и облагораживать имение. Так вырос большой сад, впоследствие получивший название в народе как «Барский сад». Он до сих пор остаётся любимым местом сельчан, особенно когда здесь цветут сирень и акации». (см.подробнее здесь: http://mishred.ru/society/962-na-proshloy-nedele-v-sele-churaevo-vstrechali-gostey-iz-dalekoy-polshi.html)
Вот такой памятный знак установлен на месте бывшей усадьбы Песляков.
Вот, собственно, и вся история. И все, что я хотела рассказать о судьбах рядовых участников тайных обществ, вот этой периферии, о которой принято говорить с некоторым пренебрежением. Хотелось показать, что эти случайные люди на самом деле были не совсем уж случайными, и что в этих судьбах по итогам тоже оказывался и свет, и смысл, и что представлять их в качестве «юных романтиков, не нашедших смысла в жизни», было бы совершенно неправильным. Попросту говоря, это не те типажи, не те судьбы и не те мотивации.