Последнее направление
- А лицо на нем было позавчерашнее, представляете себе?
- Не представляю, доктор. Извините. Не дано.
Профессор Алоизий Митрандиллович Прообразженский вздохнул, снял ноги в резиновых сапогах со своего стола, почесал голову и задумался. Как же я его понимаю! Я - сложный случай в его практике. На полке уютно тикали перевёрнутые часы в виде черепа человека, сбоку загадочно шевелились запасные белые халаты (опять ужей наложили медбратья), под халатами мирно покоились банки с соленьями и, кажется, мухоморами в собственном соку. Явно фудоманы приходили с дарами, как данайцы.
- Видите ли, голубчик, тут такая закавыка. С прошлого вашего визита ко мне случился ряд изменений в законодательстве и амбулаторной практике, поэтому…
- Я всё понимаю, профессор, вы не стесняйтесь, говорите как есть. И действуйте, как надо. Я аморально готов.
- Прекрасно! Аморальность - наше всё.
[...читать и плакать...]Профессор снял вторые ноги в цветастых сапогах со своего стола и осторожно поинтересовался:
- Еду любите? Маринады, карбонады, эскапады, эскалоты? Бургеры? Кабачки??? Профитроли?
- Редко такое ем. Сами знаете почему. Магазины сейчас стали…
- Ближе к народу, знаю.
- Ну… Мне не очень нравится практика нанимать в продавцы приверженцев экзооголодания. А в кассиры - эксэксэксгибиционистов.
- Ну, милый мой, зато это теперь очень креативное пространство.
- Да уж.
Профессор внезапно встал на голову, халат сполз ему на лицо и дальнейшее я мог слышать только фрагментами:
- Быр-быр-быр… трахсивазин! Тых-пых-шмяк… Матрёна много соли кладёт в заварку! Апчхи! А вдруг вы всё же имеете девиант в психосоматике?
- Увы. Не имею. Но вы проверьте. Вы же сегодня профессор. Вчера вот вы были диктатором, а сегодня - нет.
Владелец кабинета принял нормальное положение в пространстве, выхватил из стола папку с анкетами и стал меня опрашивать. Я отвечал лениво и скупо, ибо такое уже было много раз.
- Снятся ли вам сны с убийствами окружающих топором?
- Нет. Только с убийством всех своим обаянием.
- Если вы читаете книгу, то вам хочется сжечь автора на костре за орфографические ошибки?
- Нет. Но отправить на десять лет в орфографические лагеря с переписыванием от руки классиков - хочется.
- Вы боитесь темноты, потому что там прячутся врачи-стоматологи?
- Не боюсь. У меня есть фонарик. Практически - луч света в тёмном царстве.
- Если бы вы проснулись Жанной Д’Арк, вы бы пошли на Париж?
- Я бы пошёл из Парижа куда-нибудь в Караганду. Там, говорят, спокойнее. И никаких Лямпийских заигрышей.
И так далее, и тому подобное.
К концу анкетирования профессор сначала неэротично разделся до водолазного костюма с надписью поперёк надувных грудей «тебе понравится», затем облачился в костюм Наполеона, с той только разницей, что на голову была водружена не треуголка, а шапочка из фольги. С рожками для приёма сигнала вай-фая. Перформанс меня не впечалил, видел бы профессор моих соседок снизу. Вот там обаяние и шарм. Они любят одеваться «в опытных пираний» и кусать всех проходящих за ноги. Кусачками. И запасными вставными челюстями. Поэтому в нашем дворе все носят металлические испанские сапожки. Невинная старушечья шалость, скажете вы. Да. Согласен. Потому что старички у нас предпочитают охоту на озверевшие газеты и ножно-гранатное домино. А это… Куда более травмоопасно.
Профессор сдался. Погладил себя своей рукой по своей правой руке, затем по своей левой, потом по трём запасным, набитым ватой и приклеенным к стулу. Удобные руки! Можно вместо подушек подкладывать. Вот всё же есть в сумасшествии какой-то особый, но непонятный мне шарм. Ага.
- Алессендро, я лежу перед сложным выбором. Я не могу отпустить вас на улицу, потому что вы наносите своей нормальностью непоправимый ущерб нашему безумному миру.
- Угу.
- Поэтому я вынужден отправить вас в специальный город на Волге. Нормульяновск. Там таких собирают. Между прочим, очень скучное место - ни тебе огненных маньяков, ни тебе групповых дизайнеров, ни тебе оскароносных извращенцев нетфликсовой направленности. Тоска.
- Ага.
- Спускайтесь вниз сами, в наш подсознательный этаж, там будет машина с нормальцами, она довезёт вас до линии метро Адекватности и…
- Я в курсе, герр профессор, спасибо.
- Понятно, что вы в курсе, это мне приходится принимать галопрездодол, чтобы не броситься на вас с ушными поцелуями, потому что вы такой няшка-няшка, а я одинокая мизигинная бабочка в медицинском халате, забывшая слова любви и нежности к этому безумному миру страсти и стяжательства! Кар! Хрум!
И профессор сосредоточённо захрустел препаратами прямо в упаковках, которые сам себе ошибочно приписал в прошлый мой визит.
Я вышел из бронированного кабинета (разумное решение), аккуратно обошёл шок-о-ладковые мины-ловушки (дети шалят), увернулся от призывного бронелифчика младшей медсестры (потомственная нимфоманка), поднырнул под гильотинную стойку регистрации (там опять варили глинтвейн из аминазинной мази, затейники, мать их за ногу!) и нырнул в тоннель абсессивности (обычный тоннель, пуленепробиваемый).
Увы, но в мире сумасшествия мне - нормальцу - было не место. Я являлся тут показательной язвой, знаком несостоятельности, признаком аутентичности и… просто собой. Поэтому меня и выслали. Вернее - высылают прямо сейчас туда, где таких не лечат, но содержат.
А знаете - почему нас не лечат? Потому что нет смысла. Вот совсем. Ибо нормальность - это самая страшная болезнь нашего мира. Неизлечимая.
