Книги об институтской жизни девушек прошлого века.
У нас в городе когда-то давно был институт благородных девиц. Я об этом давно знала, но недавно эта тема меня особенно заинтересовала. Чему там учили, как, кого? Почитала статьи - малоинформативно, только общие сведения: всего в России было 30 таких институтов, в некоторых девушки жили постоянно, в других приходили и уходили, никаких подробностей о быте и обычаях. Поэтому я взялась за художественную литературу.
Первой прочла книгу Лидии Чарской "Институтки".
Не могу сказать, что мне сильно понравилось. Книга детская, чересчур миленькая в первой половине и слишком зверская в конце. Главные героини обожают друг дружку, отлично учатся и ведут себя почти безупречно. Продолжение читать не стала.
Вторая книга оказалась гораздо лучше - "Институтки" Надежды Лухмановой. Очень интересно, много забавных ситуаций, много бытовых подробностей, интересные и живые героини. Из книги можно узнать совершенно разные стороны жизни девушек - учеба, еда, отношения с учителями, знания о мире, отношение к религии.
Например, им задали написать сочинение "Восход солнца":
"Восход солнца
Я никогда не видела восхода солнца; в институте мы всегда в это время спим, а потому, когда меня отпустили летом домой на неделю, я обратилась вечером к своей maman: «Maman, позвольте мне завтра утром глядеть восход солнца - мне надо писать на эту тему сочинение». Maman посмотрела на меня с удивлением. «Ты напиши лучше „Закат солнца“, дружок, закат - это у нас бывает каждый вечер на пуанте Елагина острова, и я могу свезти тебя посмотреть. Но восход… я, право, не знаю, где его смотрят. Надо спросить papa!» Я обратилась к papa , но он сказал мне, что при восходе солнца в Петербурге даже собак ловят арканами, чтобы они так рано не бегали, а порядочные люди все спят. Вот почему я не видела восхода; я поехала смотреть закат, для которого maman себе и мне купила новые шляпки. Мы приехали на Елагин, в прекрасную аллею, и сели на мысике, открытом к морю. Там много скамеек, у maman оказались знакомые, все они обратили на меня внимание, и потому мне было очень стыдно. Я все время глядела вперед, вдалеке были какие-то точки и черточки; maman сказала, что это Кронштадт. Когда мы приехали, то солнце уже почти сидело, то есть было очень низко, как раз между далекими, неясными очертаниями и Петербургом; оно садилось прямо в воду, все глубже и глубже и наконец нырнуло совсем, а вода стала такая красивая, золотая и красная. Я заметила много лодок, которые плыли в сторону солнца, вероятно, они хотели видеть, куда именно оно село. Когда мы ехали назад, maman сказала мне: «Восход солнца - это совершенно одно и то же, только теперь оно шло сверху вниз, а утром оно идет снизу вверх, я думаю, ты можешь описать это…»
Удивительно, не правда ли? Девушка шестнадцати лет никогда не видела восход солнца!
Или решили они погадать, а как - не знают. Пошли к горничной:
- Вы что, милая барышня, гадать, что ли, хотите?
- Да, Паша, я хотела бы погадать, мы все хотели бы, да не умеем.
- Вот что, барышня, я об гаданиях много знаю, слыхала от подружек, да только ведь гадание - вещь страшная, неровен час и не отчураешься. Вот так-то одна гадала, пошла в овин…
- А что такое овин, Паша?
- Не знаете? Ничему-то вас, барышня, не учат! Вот институт покидаете, на волю выходите, а несмышленыш вы, как дите малое, только что каля-баля по-французски да трень-брень на рояле…
Паша даже вздохнула. Вздохнула и Надя Франк - а ведь правда, кроме нотаций, выговоров и уроков, никто, никто за все семь лет не говорил с ними; ни одной беседы вот такой, простой, дружеской, как с этой рыжей Пашей, не было у нее никогда ни с кем из взрослых. Никто не думал хоть немножко разъяснить массу смутных вопросов, догадок, зарождавшихся в душе. Напротив, на каждый смелый вопрос был один ответ: - «Ayez honte de demander des choses pareilles. Taisez-vous, mademoiselle, ou vous serez punie! (Стыдитесь спрашивать о подобных вещах. Замолчите, мадемуазель, не то будете наказаны (франц.)»
Поэтому неудивительна ситуация с кошками на летних каникулах. Летом девушек выпускали гулять во внутреннем дворе института, куда по такому случаю сбегались все окрестные кошки и клянчали еду. Девушки разбирали всех кошек, каждой давали имя, у каждой кошки было две-три "хозяйки", которые кормили кошечку, украшали бантиками.
"Пол животного определялся весьма оригинально.
- Душка, пусть у нас будет кот, мы назовем его Napol'eon и наденем ему желтую ленту!
- Ну, хорошо, - кричала другая, - а у нас будет m-me Roland, ей надо розовую ленту.
- А моя, душки, будет молодая девушка, я назову ее m-lle Mars, была такая знаменитая артистка, я ей надену бледно-зеленую ленточку.
Хозяйки приносили своим кошкам от обеда говядину в кармане, покупали молоко и, налив его в большой лист лопуха, сзывали гостей. Кошки, подняв хвосты, бежали со всех концов сада, и девочки были в восторге.
- Душки, какой у Наполеона маленький ротик и язык совсем розовый, а носик, носик, ах, какая прелесть!
- Якимова, позволь поцеловать мне твою Леди?
- Ах, пожалуйста, не целуй, ведь я не трогаю твоего Людовика!"
Интересно и про экзамены, про подготовку к ним:
"Весь последний год старший класс «тренировали» как скаковых лошадей, тут была одна конечная цель - выпускной экзамен. Экзамены эти были не так важны для девочек, уходивших навсегда из институтских стен, как для учителей, преподавательская деятельность которых оценивалась именно этими испытаниями. Девочек старшего класса в последнем году делили на три категории; их, как золотой песок, фильтровали и просеивали, составляя отборную группу солисток, на которых и обращалось все внимание; затем хор, с которым занимались тоже, так как они годились для определенных вопросов, чтобы усилить общее впечатление, и, наконец, статисток, вроде Салоповой, Грушецкой, которые уже никуда не годились и фамилии которых каким-то фокусом даже не всегда попадали в экзаменационные списки. Все искусство инспектора, вся ловкость классных дам, вся опытность преподавателей сводились к тому, чтобы ни один из самых язвительных «чужих» не нашел возможным определить настоящую степень невежества выпускных девочек".
"Мучениками последних экзаменов являлись: учитель рисования, которому надо было приготовить собственноручно тридцать недурных картин акварелью и карандашом и дать подписать каждой ученице свою фамилию, и учительница рукоделия, которая ночи просиживала за «институтскими» работами - роскошными капотами, чепчиками и другими «ouvrages fins» (тонкими работами), которыми восхищались все зрители…"
Еще пара моментов:
"Назаровой, Бог весть почему, пришла фантазия упросить истопника Ефрема принести ей с чердака несколько голубиных яиц. Ефрем, угрюмый бородатый солдат, соблазненный четвертаком и ласковым голосом маленькой барышни, принес ей штук пять нежных голубоватых яичек.
- А вон энто, - указал он на одно с большим темным пятном на боку, - как есть живое, коли вы, барышня, его теперь в теплую паклю обернете да куда в теплое место положите, из него завтра к утречку, а может, еще и сегодня ночкой махонький голубеночек вылезет.
- Вылезет? - с восторгом спросила Назарова.
- Отчего же не вылезти, - философствовал Ефрем, - вылезет и подохнет.
- Подохнет? - девочка всплеснула руками.
- А как же не подохнуть! Вы, к примеру, не птица, а барышня, под крыло вы его не посадите и из клювика, так сказать, кормить не будете.
- Так зачем же вы, Ефрем, такое яйцо мне принесли?
- А мне что же, играться, что ли, с ними было? Цугнул голубей да и выгреб в шапку все, что там было… А за четвертак покорнейше благодарим. - И Ефрем, хладнокровно оставив сконфуженную, почти испуганную девочку, пошел вниз; а Назарова побрела из коридора в спальню, обдумывая рандеву[92] с Ефремом; по дороге она все время грела дыханием яйцо с черным пятном".
Стоит добавить, что голубенка они все-таки выкормили)
"- М-lle Королева, не стыдно ли вам стоять раздетой при мужчине?
Девочка взвизгнула и присела между кроватями.
- Где мужчина? Какой мужчина? - кричали другие, осматриваясь кругом.
- Да разве вы не видите, что топят печи!
- Так ведь это солдат, m-lle, - отвечала Пышка, вылезая и спокойно продолжая шнуроваться. Солдата, прислуживавшего в коридоре и при печах, ни одна девочка не признавала за мужчину и никогда его не стеснялась".
Третьей книгой должна была стать "Воспоминания институтской жизни" Софьи Хвощинской, но я ее начала и бросила - слишком скучно.
Может, посоветуете что-нибудь на эту тему?
Первой прочла книгу Лидии Чарской "Институтки".
Не могу сказать, что мне сильно понравилось. Книга детская, чересчур миленькая в первой половине и слишком зверская в конце. Главные героини обожают друг дружку, отлично учатся и ведут себя почти безупречно. Продолжение читать не стала.
Вторая книга оказалась гораздо лучше - "Институтки" Надежды Лухмановой. Очень интересно, много забавных ситуаций, много бытовых подробностей, интересные и живые героини. Из книги можно узнать совершенно разные стороны жизни девушек - учеба, еда, отношения с учителями, знания о мире, отношение к религии.
Например, им задали написать сочинение "Восход солнца":
"Восход солнца
Я никогда не видела восхода солнца; в институте мы всегда в это время спим, а потому, когда меня отпустили летом домой на неделю, я обратилась вечером к своей maman: «Maman, позвольте мне завтра утром глядеть восход солнца - мне надо писать на эту тему сочинение». Maman посмотрела на меня с удивлением. «Ты напиши лучше „Закат солнца“, дружок, закат - это у нас бывает каждый вечер на пуанте Елагина острова, и я могу свезти тебя посмотреть. Но восход… я, право, не знаю, где его смотрят. Надо спросить papa!» Я обратилась к papa , но он сказал мне, что при восходе солнца в Петербурге даже собак ловят арканами, чтобы они так рано не бегали, а порядочные люди все спят. Вот почему я не видела восхода; я поехала смотреть закат, для которого maman себе и мне купила новые шляпки. Мы приехали на Елагин, в прекрасную аллею, и сели на мысике, открытом к морю. Там много скамеек, у maman оказались знакомые, все они обратили на меня внимание, и потому мне было очень стыдно. Я все время глядела вперед, вдалеке были какие-то точки и черточки; maman сказала, что это Кронштадт. Когда мы приехали, то солнце уже почти сидело, то есть было очень низко, как раз между далекими, неясными очертаниями и Петербургом; оно садилось прямо в воду, все глубже и глубже и наконец нырнуло совсем, а вода стала такая красивая, золотая и красная. Я заметила много лодок, которые плыли в сторону солнца, вероятно, они хотели видеть, куда именно оно село. Когда мы ехали назад, maman сказала мне: «Восход солнца - это совершенно одно и то же, только теперь оно шло сверху вниз, а утром оно идет снизу вверх, я думаю, ты можешь описать это…»
Удивительно, не правда ли? Девушка шестнадцати лет никогда не видела восход солнца!
Или решили они погадать, а как - не знают. Пошли к горничной:
- Вы что, милая барышня, гадать, что ли, хотите?
- Да, Паша, я хотела бы погадать, мы все хотели бы, да не умеем.
- Вот что, барышня, я об гаданиях много знаю, слыхала от подружек, да только ведь гадание - вещь страшная, неровен час и не отчураешься. Вот так-то одна гадала, пошла в овин…
- А что такое овин, Паша?
- Не знаете? Ничему-то вас, барышня, не учат! Вот институт покидаете, на волю выходите, а несмышленыш вы, как дите малое, только что каля-баля по-французски да трень-брень на рояле…
Паша даже вздохнула. Вздохнула и Надя Франк - а ведь правда, кроме нотаций, выговоров и уроков, никто, никто за все семь лет не говорил с ними; ни одной беседы вот такой, простой, дружеской, как с этой рыжей Пашей, не было у нее никогда ни с кем из взрослых. Никто не думал хоть немножко разъяснить массу смутных вопросов, догадок, зарождавшихся в душе. Напротив, на каждый смелый вопрос был один ответ: - «Ayez honte de demander des choses pareilles. Taisez-vous, mademoiselle, ou vous serez punie! (Стыдитесь спрашивать о подобных вещах. Замолчите, мадемуазель, не то будете наказаны (франц.)»
Поэтому неудивительна ситуация с кошками на летних каникулах. Летом девушек выпускали гулять во внутреннем дворе института, куда по такому случаю сбегались все окрестные кошки и клянчали еду. Девушки разбирали всех кошек, каждой давали имя, у каждой кошки было две-три "хозяйки", которые кормили кошечку, украшали бантиками.
"Пол животного определялся весьма оригинально.
- Душка, пусть у нас будет кот, мы назовем его Napol'eon и наденем ему желтую ленту!
- Ну, хорошо, - кричала другая, - а у нас будет m-me Roland, ей надо розовую ленту.
- А моя, душки, будет молодая девушка, я назову ее m-lle Mars, была такая знаменитая артистка, я ей надену бледно-зеленую ленточку.
Хозяйки приносили своим кошкам от обеда говядину в кармане, покупали молоко и, налив его в большой лист лопуха, сзывали гостей. Кошки, подняв хвосты, бежали со всех концов сада, и девочки были в восторге.
- Душки, какой у Наполеона маленький ротик и язык совсем розовый, а носик, носик, ах, какая прелесть!
- Якимова, позволь поцеловать мне твою Леди?
- Ах, пожалуйста, не целуй, ведь я не трогаю твоего Людовика!"
Интересно и про экзамены, про подготовку к ним:
"Весь последний год старший класс «тренировали» как скаковых лошадей, тут была одна конечная цель - выпускной экзамен. Экзамены эти были не так важны для девочек, уходивших навсегда из институтских стен, как для учителей, преподавательская деятельность которых оценивалась именно этими испытаниями. Девочек старшего класса в последнем году делили на три категории; их, как золотой песок, фильтровали и просеивали, составляя отборную группу солисток, на которых и обращалось все внимание; затем хор, с которым занимались тоже, так как они годились для определенных вопросов, чтобы усилить общее впечатление, и, наконец, статисток, вроде Салоповой, Грушецкой, которые уже никуда не годились и фамилии которых каким-то фокусом даже не всегда попадали в экзаменационные списки. Все искусство инспектора, вся ловкость классных дам, вся опытность преподавателей сводились к тому, чтобы ни один из самых язвительных «чужих» не нашел возможным определить настоящую степень невежества выпускных девочек".
"Мучениками последних экзаменов являлись: учитель рисования, которому надо было приготовить собственноручно тридцать недурных картин акварелью и карандашом и дать подписать каждой ученице свою фамилию, и учительница рукоделия, которая ночи просиживала за «институтскими» работами - роскошными капотами, чепчиками и другими «ouvrages fins» (тонкими работами), которыми восхищались все зрители…"
Еще пара моментов:
"Назаровой, Бог весть почему, пришла фантазия упросить истопника Ефрема принести ей с чердака несколько голубиных яиц. Ефрем, угрюмый бородатый солдат, соблазненный четвертаком и ласковым голосом маленькой барышни, принес ей штук пять нежных голубоватых яичек.
- А вон энто, - указал он на одно с большим темным пятном на боку, - как есть живое, коли вы, барышня, его теперь в теплую паклю обернете да куда в теплое место положите, из него завтра к утречку, а может, еще и сегодня ночкой махонький голубеночек вылезет.
- Вылезет? - с восторгом спросила Назарова.
- Отчего же не вылезти, - философствовал Ефрем, - вылезет и подохнет.
- Подохнет? - девочка всплеснула руками.
- А как же не подохнуть! Вы, к примеру, не птица, а барышня, под крыло вы его не посадите и из клювика, так сказать, кормить не будете.
- Так зачем же вы, Ефрем, такое яйцо мне принесли?
- А мне что же, играться, что ли, с ними было? Цугнул голубей да и выгреб в шапку все, что там было… А за четвертак покорнейше благодарим. - И Ефрем, хладнокровно оставив сконфуженную, почти испуганную девочку, пошел вниз; а Назарова побрела из коридора в спальню, обдумывая рандеву[92] с Ефремом; по дороге она все время грела дыханием яйцо с черным пятном".
Стоит добавить, что голубенка они все-таки выкормили)
"- М-lle Королева, не стыдно ли вам стоять раздетой при мужчине?
Девочка взвизгнула и присела между кроватями.
- Где мужчина? Какой мужчина? - кричали другие, осматриваясь кругом.
- Да разве вы не видите, что топят печи!
- Так ведь это солдат, m-lle, - отвечала Пышка, вылезая и спокойно продолжая шнуроваться. Солдата, прислуживавшего в коридоре и при печах, ни одна девочка не признавала за мужчину и никогда его не стеснялась".
Третьей книгой должна была стать "Воспоминания институтской жизни" Софьи Хвощинской, но я ее начала и бросила - слишком скучно.
Может, посоветуете что-нибудь на эту тему?