Читаю
воспоминания обычного человека, прошедшего всю войну и чудом уцелевшего:
“Представить это отчаяние невозможно, и поймет его лишь тот, кто сам на себе испытал необходимость просто встать и идти умирать. Не кто-нибудь другой, а именно ты, и не когда-нибудь, а сейчас, сию минуту, ты должен идти в огонь, где в лучшем случае тебя легко ранит, а в худшем - либо оторвет челюсть, либо разворотит живот, либо выбьет глаза, либо снесет череп. Именно тебе, хотя тебе так хочется жить! […] Ты должен быть готов умереть не только сейчас, но и постоянно. Сегодня тебе повезло, смерть прошла мимо. Но завтра опять надо атаковать. Опять надо умирать, и не геройски, а без помпы, без оркестра и речей, в грязи, в смраде. И смерти твоей никто не заметит: ляжешь в большой штабель трупов у железной дороги и сгниешь, забытый всеми в липкой жиже погостьинских болот.”
Когда я думаю о войне, у меня в голове не укладывается именно это. Не абстрактные миллионы погибших и миллионы, потерявшие близких, а каждый отдельный человек - пытаюсь примерить его судьбу на себя и не могу. Что раз - и мертв. Или раз - и твои близкие люди уходят туда, где их скорее всего убьют. И это твоя единственная жизнь, другой не будет. И это не исключение, а правило… Вспоминается последняя фраза героини Гурченко из “Пяти вечеров”: “Только бы не было войны…”.