Нью-Йорк, Нью-Йорк, и все остальное
Я помню тот момент, когда я закурила в первый раз. Мне было девятнадцать лет, и я, студентка второго курса филфака, впервые в жизни отправилась за границу одна. Мне предстояло все лето работать на базе отдыха в Нью-Хэмпшире, и свой самый первый американский день я провела в отеле Нью-Йорка, в группе таких же русских студентов. Я не спала всю ночь, бродя по этажам отеля, выходя на заправку и таращась на шоссе которое, казалось, вело прямиком в мое светлое будущее. Бродя по ночному нью-йоркскому отелю, я познакомилась с русским студентом, который на следующий день ехал в тот же штат, что и я. Я обрадовалась попутчику, и на автобус мы сели вместе, мгновенно подружившись. Когда автобус сделал остановку для дозаправки, мы вышли размять ноги, и Вадим достал из кармана пачку сигарет «Парламент». Я закурила с ним. Курить было приятно и волнительно, как будто я наконец-то вступала в настоящий, взрослый мир.
Потом, живя и работая на базе отдыха посреди нью-хэмпширского леса, на берегу озера Сквам (как раз там, где когда-то снимался фильм с Джейн Фондой «На золотом пруду»), я покуривала время от времени, в минуты особых волнений. За общежитием, где жили студенты, прямо в лесу, стоял деревянный стол со скамейками, крепившимися к нему металлическими балками и железными болтами. На этих скамейках можно было скрыться от переживаний, которых было в избытке, и выкурить сигарету, пока вокруг бродили одомашненные еноты и толстобокие белки. Белки явно смотрели на нас, курильщиков, с неодобрением. Я смотрела с неодобрением на толстых белок и обещала себе меньше есть. Мне было приятно думать, что сигареты каким-то образом связаны с худощавостью (мне казалось, что все курильщики - стройные), и будут залогом того, что я не разъемся на американских гамбургерах.
Говорят, ты не начинаешь курить по-настоящему, пока не покупаешь свою первую пачку. Я купила свои сигареты лишь под конец лета, в обстановке любовной драмы. Героем моей разделенной любви был американский мальчик на пару лет меня постарше, с золотой гривой волос и длинными мускулистыми ногами. Вообще, что-то в нем было от лошади, но любовь на такие вещи смотрит сквозь копыта... то есть пальцы. Мы проводили последние две недели вместе перед тем, как я должна была вернуться в Россию, и страшно, мучительно поссорились. Я побежала в ближайший супермаркет и купила пачку красных «Мальбро», хотя купить мне хотелось цианистого калия. Когда я вернулась домой, с растерзанным сердцем и пачкой сигарет в руке, мальчик безмятежно спал. В ту ночь я решила, что не буду курить во что бы то ни стало, открыла пачку и каждую сигарету разломала на маленькие кусочки. Мне хотелось умереть, и лучшим способом для этого, по моим тогдашним сведениям, было наглотаться таблеток. Из таблеток у меня был только активированный уголь. Я выпила штук двадцать и легла спать. Уголь основательно прочистил мой желудок и оттянул неминуемую гибель от любви на неопределенный срок. Я также чувствовала гордость оттого, что не закурила. Мой раскаившийся друг похвалил меня за мой поступок, покорно заметая ошметки табака в совочек.
Курить по-настоящему я начала уже по возвращению домой. Зима была ранней, отношения с американской любовью были разорваны после двух месяцев попыток поддерживать их на расстоянии. Зимняя Казань, изучение унылой английской фонетики... моя жизнь была смертельно тосклива, и сигареты делали ее немного разнообразнее. У меня появился друг, мужчина, старше меня и умнее, с кем мы общались нежно и исключительно платонически. С ним я могла достать пачку сигарет и закурить, совсем как взрослая. Что я курила в тот период? Думаю, мой мозг стер название марки из чувства самосохранения. То были грустные дни. Друг подарил мне тяжелую серебристую зажигалку Zippo, сказав, что она придаст мне брутальности. Я все еще жила с родителями, и по вечерам закрывалась в своей комнате, вставала на подоконник и курила в форточку, морозя нос и рискуя быть пойманной. Занимательно то, что, куря, я также не забывала каждое утро выходить на пробежку. Моя курящая коллега рассказала мне тогда, что в школе они с подружками поступали примерно так же: отправлялись на пробежку в парк, делали перекур под сосенками, а потом бежали обратно бодрой трусцой.
Многие, с кем я разговаривала и разговариваю о курении, начали курить за компанию, чтобы быть как все. Мое курение всегда было для меня точкой опоры, чем-то, за что я могла ухватиться - все остальное менялось слишком быстро, ускользало из поля зрения и казалось ненастоящим. Я переехала жить сначала в Москву, потом в испанскую Малагу, и год курила синие сигареты «Фортуна», крепкий, честный, пролетарский табак. Моим местом для курения было кухонное окно, выходившее во внутренний колодец дома. Я курила и смотрела на сушащееся белье соседей, слушая пылкие домашние ссоры, доносившиеся из окон, вдыхая ароматы готовящихся ужинов и обедов. В Испании курили многие, но, как оказалось, траву курили даже чаще, чем сигареты. Я ни разу не пробовала курить траву или гашиш сама - сигареты оставались моей единственной любовью. Может быть, помог и подробный рассказ моего знакомого о том, каким именно образом кусочки гашиша извлекаются из желудка (для непонятливых: в процессе участвует туалет дешевой гостиницы и слабительное).
Вернувшись в Россию и в журналистику, я открыла для себя чудеса сигаретного общения. Курили все вокруг, и если ты курила тоже, то все казалось легче: взять интервью у директора водочного завода или у мужика из далекой деревни, обсудить с коллегами темы материалов, поболтать за жизнь. Когда я писала тексты, я выкуривала полпачки сигарет - мне казалось, это способствует творчеству. Я начала курить ментоловый «Вог», иногда, когда мой знакомый подвозил меня до работы на своей машине, я курила его «Кэмел». Иногда, в дни, когда мы сдавали номер и я засиживалась на работе за полночь, у меня заканчивались мои сигареты, и я стреляла их у своего редактора сбивающий с ног своей крепостью «Галуаз».
Последствия активного курения не заставили себя ждать. Я начала чаще кашлять, и любая простуда оборачивалась кошмаром: даже с больным горлом я не могла перестать курить, в результате чего горло опухало еще больше, а кашель не проходил неделями. Я постоянно жевала «Орбит», чтобы отбить неприятный вкус, остававшийся во рту после каждой выкуренной сигареты. Курение, как мне казалось, снимало стресс, но приносило постоянное ощущение усталости. У меня было пониженное давление, и сигареты понижали его еще больше. Я стала замечать, как понемножку от курения тускнеют кожа и волосы, желтеют зубы. Все это были такие микроизменения, что никому, кроме меня, они заметны не были, но я-то все видела и внутренне содрогалась. Я знала, что с годами эффекты будут заметнее и неизбежнее. Но противный (и довольно упорный) голос внутри меня говорил, что на волосы можно наложить маску, зубы отбелить, и вообще, в Америке 60-х все звезды дико курили, и жили долго и счастливо, а красоту все равно к старости не сохранишь. Когда тебе за семьдесят, акая разница, желтые у тебя зубы или нет. Если ты старый, не все ли тебе равно? (я поняла, что не все равно, увидев американских пенсионеров, живущих полной, насыщенной жизнью не только в семьдесят, но и в девяносто лет).
Привычка курить во многом структурирует твою жизнь, диктует многие поступки, которые не-курильщикам непонятны. В аэропорту ты мечешься в поисках комнаты для курения, стремясь набрать нужную дозу никотина перед долгим перелетом. Другая забота курильщика - купить именно ту марку сигарет, которую он(а) курит всегда. Если этой марки нет, можно, конечно, купить что-то еще, но какое это разочарование! А гостиничные номера? Мне, журналисту, много приходилось видеть этих номеров, от роскошных, европейских, в пятизвездочных гостиницах, до деревянных сараев где-нибудь на краю света. Везде моим первым вопросом было: можно ли курить в номере? Даже отношения с людьми складываются по принципу: «А вы курите?» Если ответ был положительным, с человеком было легче общаться. Потому что даже с самым непохожим на тебя индивидом можно было разделить что-то общее: сигареты. Моя подруга-курильщица бодро называла их «раковые палочки», что не мешало ей выкуривать по две пачки в день. Дело в том, что пока ты куришь, все эти угрозы на пачках, страшные истории о раке легких, и прочие запугивания никакого значения для тебя не имеют. Ну, разве что немного раздражают. Ведь ты и так знаешь, что курить вредно, и ты принимаешь это, зачем же лишний раз об этом кричать?
Для того, чтобы бросить курить, мне понадобилось заодно бросить все - страну, работу, мужчину, всю свою предыдущую жизнь, и начать все заново. Конечно, мотивом перемен в моей жизни стали не сигареты, но я хитро решила воспользоваться случаем. Я уехала в Америку, и в день, когда мой самолет приземлился в аэропорту штата Орегон, я официально стала некурящим человеком. Как говорят американцы, я бросила курить cold turkey - сразу, без всяких там ступений и уменьшения дозы и пластырей и прочих радостей. На тот момент я уже точно знала, что хочу бросить. У каждого курильщика рано или поздно этот момент наступает, только вот не каждый готов им воспользоваться. Я сама пыталась бросить несколько раз, и каждый раз возвращалась к привычной уже пачке в день. Периоды моего некурения длились от недели до пары месяцев, и эти периоды были невыносимыми как для меня, так и для окружающих. Впрочем, то же самое происходило с моими курящими знакомыми. Помню такой диалог с коллегой, который можно назвать классикой жанра: «Почему Вася ведет себя, как козел в последнее время?» «Он бросает курить!» «А, понятно. Уж лучше бы он курил». И дальше коллеги несчастного Васи начинают предлагать ему сходить на перекур, «забывая», что тот бросил, и каждый раз удивляясь сему поступку. «Как, ты не куришь? А, ну ладно тогда. Ты молодец, конечно. Вероятно, ты проживешь вечно, ведя такой замечательно здоровый образ жизни. Мы к тому времени все умрем в тяжелых мучениях. Может быть, ты еще и... ПИТЬ бросил?». Под конец Вася начинал себя чувствовать уже совсем окончательным козлом, и в результате покорно присоединялся к сотоварищам в курилке или подворотне здания, как повезет.
К моему удивлению, не курить в Америке оказалось на удивление легко. Во-первых, сигареты стоили в районе десяти долларов за пачку. Во-вторых, курение было запрещено почти во всех общественных местах. И, наконец, я почти не видела курильщиков, и если кто-то и курил на виду у всех, американцы испепеляли курящего взглядами, как будто человек зажимал в зубах не сигарету, а, например, фаллоиммитатор (кстати, к последнему в Америке наверняка отнеслись бы с бОльшим уважением). Разумеется, помогло и то, что тогда я жила не в мегаполисе вроде Чикаго или Нью-Йорка, где курение немного приемлемо хоть как-то, а в небольшом городке на прогрессивном, “зеленом”, экологически сознательном Западном побережье. Даже легкий запах сигарет, затаившийся в волосах или одежде курильщика, заставлял людей смотреть на него с ужасом, как на убийцу невинных животных. Я не представляла себе, каково было курильщикам в таких условиях, и искренне им сочувствовала. Но с другой стороны я понимала, насколько легче подобное отношение делает мою жизнь, жизнь челвека, только что бросившего курить. Как-то я разговорилась со знакомым американцем на тему курения, и спросила, как его соотечественники относятся к курящим. “Нормально относятся, - политкорректно начал знакомый. - Но если человек курит, он теряет некую долю уважения со стороны нормальных людей”. Так и сказал - “нормальных”.
Я не курю уже больше трех лет. После того, как я преодолела свою никотиновую зависимость, я не растолстела, не стала козлом (вернее, козой, стервой, невростеником и прочими чудесными людьми и животными), и не подсела на что-то более тяжелое взамен. Не курить - это такое чудесное чувство, которое понимает только бывший курильщик. Когда ты бросаешь курить, ты вроде как получаешь дополнительный повод гордиться собой и радоваться жизни. Правда, иногда мне снится, как я курю. Но эти сны, наверное, все-таки не совсем о курении. Они -о вещах и людях, которые были когда-то в моей жизни, и которые стали частью моего прошлого, заодно с сигаретами, полночными барами, дедлайнами, написанными и ненаписанными текстами, и пустыми отелями в Красноярске или в Гаване. Это сны ностальгии, и они полны скорее светлой грусти, чем ужаса и раскаяния. Но вот что правда: горло у меня совершенно не болит, и кашлять я перестала. А зубы стали белыми сами по себе. Все это не так романтично, как курение. С другой стороны, романтика - понятие относительное. Ведь кто-то думает о романтике, когда при них упоминают курение травы. А я думаю о туалете в дешевом отеле.