"Самая прекрасная форма чувственности"

[val000]

От nmkravchenko
(Наталия Кравченко)


Первое, что вспоминается при упоминании имени этого поэта - знаменитая строчка: «Я, гений Игорь Северянин...»

Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!

От Баязета к Порт-Артуру
Черту упорную провел.
Я покорил литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!

Эта строчка «Я гений», воспринятая вне контекста стихотворения и целой книги, ставшая своеобразной визитной карточкой поэта, во многом определила и основной тон отношения широкой публики к Игорю Северянину - этакую ироничную улыбку превосходства. Появился даже термин такой - «северянинщина» как некий апогей самомнения и самовосхваления. Однако в этом чуть ироничном самопризнании поэта - не только хвастовство (которого он отнюдь не был лишён), но и действительно внутреннее ощущение, выраженное им прямо и без обиняков: Северянин знал, что он талантлив и не считал нужным это скрывать. Н. Гумилёв позже в рецензии на первый сборник Северянина писал, что тот привлёк его своей непосредственностью, тем, что «первым из всех поэтов настоял на праве быть искренним до вульгарности».

Мой стих серебряно-брильянтовый
Живителен, как кислород.
"О гениальный! О талантливый!" -
Мне возгремит хвалу народ.
И станет пить ликёр гранатовый
За мой ликующий восход.

И всё же какая-то полудетская наивность и непосредственность этих стихов оправдывала грех самодовольства и безвкусия. Бриллиантик таланта бросал свой отблеск на дешёвую бижутерию.

Изысканна, как жительница Вены,
В венгерке дамской, в платье bleugendarme,
Испрыскав на себя флакон вервэны,
Идет она, - и в ней особый шарм.

К ней цужат золотые караваны
Поклонников с издельями всех фирм…
Лишь донжуаны, чьи карманы рваны,
Берут ее глазами из-за ширм…

Изящница, очаровалка, венка,
Пред кем и герцогиня - деревенка,
В ней что-то есть особое совсем!
Изысканка, утонченка, гурманка,
С весталковой душой эротоманка,-
Как у нее выходит: “Жду вас в семь…”!

«Король поэтов» - этого звания удостоился в 1918 году в Политехническом музее Москвы сын владимирского мещанина и питерской дворянки Игорь Северянин. Такой славы не знал ни один из когда-либо живущих поэтов. Ошеломляли сами названия его книг: «Громокипящий кубок», «Ананасы в шампанском», «Мороженое из сирени». Его имя было олицетворением всего «эстетного», «изячного» и скандального. Перехлёсты Северянина давали повод называть его позёром, пошляком и шарлатаном. Но суть его поэзии была не в этом...

«Романтизм, идеализация, самая прекрасная форма чувственности, сравнимая с рукопожатием - слишком долгим и поцелуем - слишком лёгким, - вот что такое Игорь Северянин», - восторженно писала в своих «Записных книжках» Марина Цветаева. Страсть к изысканности, к роскошным метафорам, все эти его гитаны, грациозы, триолеты - может быть, оттого, что сам он был безнадёжно беден, жил в убогой коммуналке и ему мечталась прекрасная сказка, которая когда-нибудь украсит его жизнь...

Мы живём будто в сне неразгаданном
на одной из удобной планет.
Много есть, чего в жизни не надо нам,
а того, чего хочется - нет...

Он как бы компенсировал своими нестерпимо красивыми строчками серость и скуку однообразных будней, щедро угощая публику пряной экзотикой своих поэз с их неизменными графинями, будуарами, коктейлями, файв-о-клоками и прочими атрибутами великосветской жизни, столь соблазнительными для мещанского вкуса.

В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом -
Вы такая эстетная, Вы такая изящная...
Но кого же в любовники? и найдется ли пара Вам?
Ножки пледом закутайте дорогим, ягуаровым,
И, садясь комфортабельно в ландолете бензиновом,
Жизнь доверьте Вы мальчику в макинтоше резиновом...

Ананасно-шампанская публика не воспринимала тонкой иронии этих северянинских строк, иронии изображения этого бензиново-резинового рая, восторженно принимая всё за чистую монету. Северянин потом всю жизнь открещивался от этого «идеала» и писал в стихах о самом себе:

Он тем хорош, что он совсем не то,
что думает о нём толпа пустая,
стихов принципиально не читая,
раз нет в них ананасов и авто.

Он пытается уверить, что он совсем не то, за что себя выдаёт (это роль, маска), - не певец ликёров и кремов де виолетт, а нечто большее. Думается, если бы суть его творчества в самом деле исчерпывалась только будуарно-ресторанным характером поэзии, то вряд ли так высоко оценили бы его в разное время Мандельштам, Горький, Маяковский, Гумилёв, Ахматова, Цветаева, Блок, А. Толстой. Блок подарит Северянину свою книгу «Ночные часы» с надписью: «Игорю Северянину, поэту с открытой душой».

Конечно, как поэт Северянин - далеко не самый мудрый, не самый глубокий, не самый художественный. Однако не только за это можно любить поэта и получать удовольствие от чтения его стихов. Есть милые вещицы и безделушки, которые созданы для того, чтобы приносить радость, создавать атмосферу праздника, дарить уют и душевный комфорт. Именно такие чувства остаются у нас после поэз Северянина. Возможно, именно этим умением - превращать серое в светлое, тревожное в беспечное, привычное в торжественное - он и нравился всем. Во всяком случае, очень многим. И своим современникам, и ныне живущим.

Сверкните, мысли! Рассмейтесь, грёзы!
Пускайся, Муза, в экстазный пляс!
И что нам - призрак! И что - угрозы!
Искусство с нами, и Бог за нас...

Нам всегда не хватает праздника, чтобы почувствовать себя в полной мере счастливыми. И потому мы так любим тех, кто дарит его нам - пусть даже одну только его иллюзию.

Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла - в башне замка - Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж...

Марина Цветаева была в восторге от этих строк и записывала в дневнике: «Обаяние Игоря Северянина так же непоправимо, как обаяние цыганских романсов. Это танго в поэзии. Пленительный мотив. Неотразимый соблазн. Это что-то такое, с чем нельзя бороться и, конечно, - не надо!»

Было все очень просто, было все очень мило
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.

Это был один Северянин - эстрадный, светский, богемный, манерный, которого знали все. А был ещё другой - грустный, простой и милый. Поэт пронзительной человечности, о котором знали немногие.

Я служу тебе, моя Единая,
Любви и преданности молебен,
И мной, кем спета песнь лебединая,
Не утрачен тон, который хвалебен.

Мне хочется сказать тебе, моя девочка,
Что любовь моя не знает изменений,
Что и на заутрени жизни, и на всенощной
Я люблю тебя, как умеет любить только гений!

Легендарные ананасы в шампанском порой заслоняют нам того, негромкого, но подлинного Северянина.

В парке плакала девочка: «Посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломлена лапочка, -
Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю…»
И отец призадумался, потрясенный минутою,
И простил все грядущие и капризы, и шалости
Милой маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.

Здесь всё так наивно, сентиментально, почти пародийно, но трогательно тем, что проникнуто правдой авторских переживаний. У Северянина много таких стихов, написанных без претенциозных измышлений, языком простым, ясным, искренне взволнованным. И там где поэт не прячется под маской намеренной экстравагантности, где говорит о своих истинных тревогах, волнениях и печалях и от будуарных надуманных иллюзий уходит в мир простых человеческих чувств - там мы видим подлинное лицо Северянина.

Не старость ли это, - не знаю, не знаю, -
Быть может, усталость - души седина,
Но тянет меня к отдаленному краю,
Где ласковей воздух и ярче волна.

Мне хочется теплого и голубого,
Тропических фруктов и крупных цветов,
И звончатой песни, и звучного слова,
И грез без предела, и чувств без оков.

Я Север люблю, я сроднился с тоскою
Его миловидных полей и озер.
Но что-то творится со мною такое,
Но что-то такое завидел мой взор,

Что нет мне покоя, что нет мне забвенья
На родине тихой, и тянет меня
Мое пробудившееся вдохновенье
К сиянью иного - нездешнего - дня!

У Северянина есть цикл сонетов «Медальоны», где каждое стихотворение - это портрет в миниатюре какого-то поэта. Есть там и строки, посвящённые им самому себе:

Фокстрот, кинематограф и лото -
вот, вот, куда людская мчится стая!
А между тем душа его простая,
как день весны. Но это знает кто?

Главная мысль таких его стихов: мир, достойный любви, должен быть прост. Прост и ласков. Прост и мил. Как песня. Как душистый горошек. Как сердце поэта. Истина всегда проста.

Весенний день горяч и золот,-
Весь город солнцем ослеплен!
Я снова - я: я снова молод!
Я снова весел и влюблен!

Душа поет и рвется в поле,
Я всех чужих зову на "ты"...
Какой простор! Какая воля!
Какие песни и цветы!

Скорей бы - в бричке по ухабам!
Скорей бы - в юные луга!
Смотреть в лицо румяным бабам,
Как друга, целовать врага!

Шумите, вешние дубравы!
Расти, трава! Цвети, сирень!
Виновных нет: все люди правы
В такой благословенный день!

Уникальная драма Северянина - драма души, жаждущей всемирного братания и общего рая, и одновременно чувствующей, что это несбыточно. Отсюда - ирония, и прежде всего - ирония над собой.

Ведь все-таки я ироник
С лиризмом порой больным...
Смешное семейных хроник
Не может не быть смешным...

* Оригинальный пост

Содержание