val000
in
nad_suetoi
Функция, бытие и воля. Часть Вторая.
От larkin_donkey
(В продолжение беннеттовских тем из серии "Драматической вселенной", перевод Андрея Коклина)
( Часть Первая)
2. Бытие.
Гораздо труднее говорить о следующем аспекте - о том, чем вещи являются. Есть два пути для подхода к этому. В одном из них мы говорим: «Это то», в другом: «Это не то». Второй из них - это как раз тот подход, которому мы обычно следуем. Он относительно прост и прямолинеен, всё что от нас требуется здесь - давать описания, помогающие нам отслеживать различия, как-то: между человеком и животным, человеком и ангелом, человеком и группой людей, между человеком и его рукой или ногой, etc. Все эти вещи говорят нам о том, чем человек не является. Для того же, чтобы понять, что есть человек, требуется обращение к прямому восприятию или интуиции.
Предположим, пытаясь ответить на этот вопрос, мы говорим, что человек - существо, способное думать, что он обладает определённой продолжительностью жизни и т.п. Здесь мы лишь вновь возвращаемся в мировой процесс и продолжаем говорить о человеке в функциональных терминах. Наши описания и определения вещей говорят нам или о том, что эти вещи делают, или чем они различаются. Но если мы запретим говорить себе таким образом, что же тогда останется от нас? Каким образом мы сможем ответить на вопрос о том «Что есть человек?»
Думаю, в конце концов, мы найдём себя отвечающими на этот вопрос так: «Я понимаю что такое человек; но если вы просите меня дать определение, это как раз то, чего я не могу сделать». И да, это будет правильный ответ. Если мы действительно внимательны и честны, нам придётся согласиться с тем, что реально мы не знаем, что такое человек. Мы можем говорить только о его действиях, внешних качествах, либо поведении.
И в то же время, само слово «человек» имеет явный смысл и означает нечто вполне определённое для нас. Человек так близок и так нам знаком. Мы и сами, вроде бы, должны быть людьми, но нас почему-то не покидает странное, смутное и неловкое чувство, что сами мы как раз людьми не являемся. Мы пытаемся трансформировать это странное чувство в некое осознание того, что же такое есть человек, но в результате всё это сводится лишь к осознанию самого факта: «Я есть человек».
Сама эта непознаваемость есть специфическое качество человека. То же самое воспринимается нами и в отношении деревьев. Если мы любим деревья - как обычно это бывает - мы не можем считать их чем-то абстрактным, чуждым, не интересующим нас. «Дерево есть дерево» - сама эта фраза говорит нам гораздо больше и отличается по смыслу от слов вроде: «Дерево есть растение, вырастающее до значительной высоты, производящее такие-то и такие-то действия в атмосфере и т.д.»... Нам не нужно знать свойства деревьев, изучаемые химиками, ботаниками, плотниками или лесопромышленниками, чтобы уметь распознать дерево в качестве дерева. Как раз осознание дерева деревом и есть то, что вызывает наш интерес. Именно само бытие дерева привлекает нас. Сама древесность дерева, его особенный уникальный характер.
Мы способны к осознанию совместного присутствия с другими сущностями - другим человеком, деревом или произведением искусства. Это восприятие присутствия приходит не через функциональную активность и оно не является актом знания. Это всегда некий акт сопричастности или слияния. При этом что-то происходит в нашем собственном сознании, но никоим образом это происходящее не является чем-то лишь субъективным. Мы можем неожиданно встретиться с вещами, человеческими либо нечеловеческими, воспринимая встречу с этими вещами как нечто большее, чем просто знание о них. Я могу знать кого-то очень хорошо, но когда я вхожу в них, когда я "знаю их изнутри", то это совсем другое, это разделение сознания. Здесь присутствует нечто действительно важное, существенное, относящееся к подлинной реальности; это не просто моё субъективное состояние.
Эта существенность, субстанциальность, сильно различается по качеству. Мы можем использовать такие слова, как: "Это более тонкое качество; а то качество более грубое. Это имеет вес, значение и смысл; а то более легковесно, несущественно и эфемерно".
Нет сомнений, что всё живое обладает определённым качеством, отсутствующим в природе инертных вещей. Мы называем это "чувствительностью". В подобном восприятии, важно не то, что это качество делает, а чем оно является. Всякое осознание качества вещей - совсем не то, чем знание о них. К примеру, кто-то может знать очень много о конкретной школе живописи, но это знание несравнимо с непосредственным опытом восприятия в себе того особого качества, которое её характеризует. Само знание можно передать от человека человеку, в книгах или лекциях. Можно научить людей различать работы мастера, ученика и имитатора. Но непосредственное понимание природы данного качества исходит из чего-то другого в нас и зависит качества нашего собственного бытия, от того, чем мы являемся сами. Это есть сопричастность бытия и она выходит за пределы пространства и времени.
Скажем, практически невозможно путём изучения записанных вибраций музыкальной пьесы выяснить, игралась ли она просто неким компетентным музыкантом или действительно великим артистом. То, что было записано, представляет собой лишь исключительно пространственно-временной элемент. За этими рамками остаётся всё, что является вечным, качественным и неизмеримым.
Качество это может быть неизмеримым, но это ещё не значит, что оно не имеет градаций. Существует свой смысл в таких словах, как "высшее" и "низшее", "тонкое" и "грубое", "более существенное" и "более эфемерное", "сильное" и "слабое" и так далее.
Одним из наиболее важных моментов для восприятия качества Бытия является понимание различия между чем-то просто собранным вместе и тем, что являет собой некое целое. В мире, построенном в соответствии с Функцией, не существует целостностей, есть только совокупности. Целостность есть вопрос бытия и целостность относительна. Совершенное целое есть совершенное состояние, без напряжений или диссонанса, где всё находится на своём месте, всё относится ко всему и нет ничего лишнего. Это как раз то, что мы ищем в человеке или произведении искусства. Бытие и относительность целостности являет собой космический аспект мира.
Субъективным аспектом Бытия, безусловно, является сознание, а сознание для бытия соответствует знанию функции. Для того, чтобы мы могли говорить об объективном аспекте Бытия (то есть, безотносительно к какому-либо конкретному центру восприятия) мы вводим определённое использование слова 'материальность'. Как говорил Гурджиев: "Всё является материальным, но сама материальность относительна"... Есть градации большей или меньшей степени материальности, что позволяет нам проводить различие между более грубыми и тонкими состояниями существования: например, более материальные энергии, такие как тепло и движение, и менее материальные, такие как сознание и творчество. Энергии есть сущность вещей и они образуют некий ряд на шкале материальности.
Каким образом возможно изучать Волю?
( Часть Третья)
"Existence" / Studies from "The Dramatic Universe",
by John G. Bennett
* (Оригинальный пост)
Содержание
(В продолжение беннеттовских тем из серии "Драматической вселенной", перевод Андрея Коклина)
( Часть Первая)
2. Бытие.
Гораздо труднее говорить о следующем аспекте - о том, чем вещи являются. Есть два пути для подхода к этому. В одном из них мы говорим: «Это то», в другом: «Это не то». Второй из них - это как раз тот подход, которому мы обычно следуем. Он относительно прост и прямолинеен, всё что от нас требуется здесь - давать описания, помогающие нам отслеживать различия, как-то: между человеком и животным, человеком и ангелом, человеком и группой людей, между человеком и его рукой или ногой, etc. Все эти вещи говорят нам о том, чем человек не является. Для того же, чтобы понять, что есть человек, требуется обращение к прямому восприятию или интуиции.
Предположим, пытаясь ответить на этот вопрос, мы говорим, что человек - существо, способное думать, что он обладает определённой продолжительностью жизни и т.п. Здесь мы лишь вновь возвращаемся в мировой процесс и продолжаем говорить о человеке в функциональных терминах. Наши описания и определения вещей говорят нам или о том, что эти вещи делают, или чем они различаются. Но если мы запретим говорить себе таким образом, что же тогда останется от нас? Каким образом мы сможем ответить на вопрос о том «Что есть человек?»
Думаю, в конце концов, мы найдём себя отвечающими на этот вопрос так: «Я понимаю что такое человек; но если вы просите меня дать определение, это как раз то, чего я не могу сделать». И да, это будет правильный ответ. Если мы действительно внимательны и честны, нам придётся согласиться с тем, что реально мы не знаем, что такое человек. Мы можем говорить только о его действиях, внешних качествах, либо поведении.
И в то же время, само слово «человек» имеет явный смысл и означает нечто вполне определённое для нас. Человек так близок и так нам знаком. Мы и сами, вроде бы, должны быть людьми, но нас почему-то не покидает странное, смутное и неловкое чувство, что сами мы как раз людьми не являемся. Мы пытаемся трансформировать это странное чувство в некое осознание того, что же такое есть человек, но в результате всё это сводится лишь к осознанию самого факта: «Я есть человек».
Сама эта непознаваемость есть специфическое качество человека. То же самое воспринимается нами и в отношении деревьев. Если мы любим деревья - как обычно это бывает - мы не можем считать их чем-то абстрактным, чуждым, не интересующим нас. «Дерево есть дерево» - сама эта фраза говорит нам гораздо больше и отличается по смыслу от слов вроде: «Дерево есть растение, вырастающее до значительной высоты, производящее такие-то и такие-то действия в атмосфере и т.д.»... Нам не нужно знать свойства деревьев, изучаемые химиками, ботаниками, плотниками или лесопромышленниками, чтобы уметь распознать дерево в качестве дерева. Как раз осознание дерева деревом и есть то, что вызывает наш интерес. Именно само бытие дерева привлекает нас. Сама древесность дерева, его особенный уникальный характер.
Мы способны к осознанию совместного присутствия с другими сущностями - другим человеком, деревом или произведением искусства. Это восприятие присутствия приходит не через функциональную активность и оно не является актом знания. Это всегда некий акт сопричастности или слияния. При этом что-то происходит в нашем собственном сознании, но никоим образом это происходящее не является чем-то лишь субъективным. Мы можем неожиданно встретиться с вещами, человеческими либо нечеловеческими, воспринимая встречу с этими вещами как нечто большее, чем просто знание о них. Я могу знать кого-то очень хорошо, но когда я вхожу в них, когда я "знаю их изнутри", то это совсем другое, это разделение сознания. Здесь присутствует нечто действительно важное, существенное, относящееся к подлинной реальности; это не просто моё субъективное состояние.
Эта существенность, субстанциальность, сильно различается по качеству. Мы можем использовать такие слова, как: "Это более тонкое качество; а то качество более грубое. Это имеет вес, значение и смысл; а то более легковесно, несущественно и эфемерно".
Нет сомнений, что всё живое обладает определённым качеством, отсутствующим в природе инертных вещей. Мы называем это "чувствительностью". В подобном восприятии, важно не то, что это качество делает, а чем оно является. Всякое осознание качества вещей - совсем не то, чем знание о них. К примеру, кто-то может знать очень много о конкретной школе живописи, но это знание несравнимо с непосредственным опытом восприятия в себе того особого качества, которое её характеризует. Само знание можно передать от человека человеку, в книгах или лекциях. Можно научить людей различать работы мастера, ученика и имитатора. Но непосредственное понимание природы данного качества исходит из чего-то другого в нас и зависит качества нашего собственного бытия, от того, чем мы являемся сами. Это есть сопричастность бытия и она выходит за пределы пространства и времени.
Скажем, практически невозможно путём изучения записанных вибраций музыкальной пьесы выяснить, игралась ли она просто неким компетентным музыкантом или действительно великим артистом. То, что было записано, представляет собой лишь исключительно пространственно-временной элемент. За этими рамками остаётся всё, что является вечным, качественным и неизмеримым.
Качество это может быть неизмеримым, но это ещё не значит, что оно не имеет градаций. Существует свой смысл в таких словах, как "высшее" и "низшее", "тонкое" и "грубое", "более существенное" и "более эфемерное", "сильное" и "слабое" и так далее.
Одним из наиболее важных моментов для восприятия качества Бытия является понимание различия между чем-то просто собранным вместе и тем, что являет собой некое целое. В мире, построенном в соответствии с Функцией, не существует целостностей, есть только совокупности. Целостность есть вопрос бытия и целостность относительна. Совершенное целое есть совершенное состояние, без напряжений или диссонанса, где всё находится на своём месте, всё относится ко всему и нет ничего лишнего. Это как раз то, что мы ищем в человеке или произведении искусства. Бытие и относительность целостности являет собой космический аспект мира.
Субъективным аспектом Бытия, безусловно, является сознание, а сознание для бытия соответствует знанию функции. Для того, чтобы мы могли говорить об объективном аспекте Бытия (то есть, безотносительно к какому-либо конкретному центру восприятия) мы вводим определённое использование слова 'материальность'. Как говорил Гурджиев: "Всё является материальным, но сама материальность относительна"... Есть градации большей или меньшей степени материальности, что позволяет нам проводить различие между более грубыми и тонкими состояниями существования: например, более материальные энергии, такие как тепло и движение, и менее материальные, такие как сознание и творчество. Энергии есть сущность вещей и они образуют некий ряд на шкале материальности.
Каким образом возможно изучать Волю?
( Часть Третья)
"Existence" / Studies from "The Dramatic Universe",
by John G. Bennett
* (Оригинальный пост)
Содержание