Все-таки
дворянская кровь (моча?) периодически ударяет мне в голову. Вот, например, вчера захотелось мне бани. Так уж получилось, что захотелось вечером, уже после восьми. Сандуны уже закрылись, Пришлось идти в номера. Вдвоем с сыном. Пришли, заказали нарзанчика с лимоном и медом. Все как положено. Раскалили парилку, паримся, футбол по телевизору смотрим, жалуемся на жизнь: не смогли достать березовых и липовых веников и паримся как два придурка дубом, делимся о впечатлениях московской жары - не жары, духоты, не духоты - маяты, рассматриваем картины обнаженных красавиц на стенах номера, жалеем о том, что этих красавиц нет с нами рядом, что давно никто не делал настоящего массажа простаты... Ждем, когда же бразильцы забьют-таки гол несчастным австралийцам. И такая тоска, такая тоска...
Говорю сыну, Сынок, я тут окрошку забацал, может соизволишь посетить меня и откушать сей кулинарный изыск? А он в ответ, Да чего уж там твоя любительская окрошка! Ты все равно толком не умеешь ничего. Давай махнем после бани в Пушкин. Там подняли старинные рецепты и делают окрошку с хреном, с ломтиками тройного мяса и под горячие пирожки с грибами и капустой...
Сказано - сделано. Помылись. Томные вышли из бани (бразильцы к тому времени вымучили пару голов приемным сыновьям Гуса Хиггинса) и направились в злачные места, то есть в пафосное кафе Пушкин, что на Пушкинской площади.
И что? Та же тоска. Ну там черные грузди под зеленью. Белые грибочки в маринаде. Растягайчики с грибами и капустой. Естественно, послебанноожидаемая окрошка с мясом телятины, нежной свининки и нежнейшей ягнятинки. Заяц с трюфелями, пойманный где-то в подмосковных лугах... Голова щучья, фаршированная каким-то мусом по старославянскему рецепту. Паштет из того же зайчика. Кринка домашнего кваса... А на сердце все та же тоска...
И вот сижу я в совершенно помпезном здании, выполненном под дворянскую старину, со свечами на стенах в овальных зеркалах и грущу под живую музыку струнного квинтета, исполняющего что-то из раннего Моцарта... Тоска...
А мысли? Знаете, о чем мысли? Почему женщины сбривают у себя в паху? Причем взяли за моду сбривать ВСЁ! Нет уже той нежной кожицы, о которую можно поласкать свой избалованный приятными запахами нос. А вы знаете, что часто сбриваемая от щетины кожа приобретает синий оттенок? Ага. Синяя курица. Эх... где моя молодость, когда женщины носили чулки на резинках и оставляли свое естество в неприкосновенности, покрытой обширными, теплыми панталонами? Где меня не мучила тоска и грусть, где я был счастлив от обыкновенного домашнего борща своей тещи? Где те деньки, когда любое московское потепление, грязное, лужное, пробковое, дышащее гарью и выхлопами напополам с мочой, приносили радость, а не грусть? И девушки, шлепающие по лужам в невероятных ботинках а ля советы (назывались они, кажется, Прощай молодость!) вызывали только непроходящее желание, сводившее скулы в приступах стоячной лихорадки? И куда катится вся эта Москва, пухнущая на дрожжах иноземного капитала обмененного на сибирскую нефть высоченными домами-небоскребами из стекла и бетона, сплошь усеянная маленькими и большими едальнями?
Чай вчера пил без всякого удовольствия...
Говорю сыну, Сынок, я тут окрошку забацал, может соизволишь посетить меня и откушать сей кулинарный изыск? А он в ответ, Да чего уж там твоя любительская окрошка! Ты все равно толком не умеешь ничего. Давай махнем после бани в Пушкин. Там подняли старинные рецепты и делают окрошку с хреном, с ломтиками тройного мяса и под горячие пирожки с грибами и капустой...
Сказано - сделано. Помылись. Томные вышли из бани (бразильцы к тому времени вымучили пару голов приемным сыновьям Гуса Хиггинса) и направились в злачные места, то есть в пафосное кафе Пушкин, что на Пушкинской площади.
И что? Та же тоска. Ну там черные грузди под зеленью. Белые грибочки в маринаде. Растягайчики с грибами и капустой. Естественно, послебанноожидаемая окрошка с мясом телятины, нежной свининки и нежнейшей ягнятинки. Заяц с трюфелями, пойманный где-то в подмосковных лугах... Голова щучья, фаршированная каким-то мусом по старославянскему рецепту. Паштет из того же зайчика. Кринка домашнего кваса... А на сердце все та же тоска...
И вот сижу я в совершенно помпезном здании, выполненном под дворянскую старину, со свечами на стенах в овальных зеркалах и грущу под живую музыку струнного квинтета, исполняющего что-то из раннего Моцарта... Тоска...
А мысли? Знаете, о чем мысли? Почему женщины сбривают у себя в паху? Причем взяли за моду сбривать ВСЁ! Нет уже той нежной кожицы, о которую можно поласкать свой избалованный приятными запахами нос. А вы знаете, что часто сбриваемая от щетины кожа приобретает синий оттенок? Ага. Синяя курица. Эх... где моя молодость, когда женщины носили чулки на резинках и оставляли свое естество в неприкосновенности, покрытой обширными, теплыми панталонами? Где меня не мучила тоска и грусть, где я был счастлив от обыкновенного домашнего борща своей тещи? Где те деньки, когда любое московское потепление, грязное, лужное, пробковое, дышащее гарью и выхлопами напополам с мочой, приносили радость, а не грусть? И девушки, шлепающие по лужам в невероятных ботинках а ля советы (назывались они, кажется, Прощай молодость!) вызывали только непроходящее желание, сводившее скулы в приступах стоячной лихорадки? И куда катится вся эта Москва, пухнущая на дрожжах иноземного капитала обмененного на сибирскую нефть высоченными домами-небоскребами из стекла и бетона, сплошь усеянная маленькими и большими едальнями?
Чай вчера пил без всякого удовольствия...