Почти про Золушку
Катька проснулась от возни за стеной. Если бы ей было лет, хотя бы десять, она бы поняла, что от этих звуков у неё заскребли кошки на душе. Но в пять лет знать о душе ещё не положено.
Натянув подушку на голову и зажав ее покрепче возле ушей, Катька попыталась заснуть. Не получалось. Она слишком хорошо знала, чем заканчивается такая возня и ближайшее утро её не радовало.
Устав прятаться под подушкой, Катька слезла с кухонного липучего диванчика, на котором ей частенько приходилось ночевать, когда мать приводила в дом гостей и забралась на подоконник. Оттуда открывался вид на соседнюю улицу и угол витрины сувенирного магазина, переливающийся яркими огоньками.
Прижавшись лбом в стеклу, Катька таращилась в сырую дождливую ночь и растирала слёзы ладошками по щекам. Они текли сами собой, как ей казалось, от обиды на муть за окном, через которую не пробивались фонарики любимого магазина.
Забившись в угол подоконника и устав от слез, Катюха задремала. И чуть не свалилась на пол, когда вдруг хлынула вода из крана, гулко бухнувшись об дно стальной раковины. Катька пискнула и помахав для равновесия руками, с трудом удержалась на месте.
- Ахтыжядренавошь, - заорал от неожиданности дядька, решивший запить из крана сушняк, мучавший его со вчерашней гулянки и обнаруживший на окне пищащее приведение.
Отдышавшись, хватаясь за сердце, дядька распрямился и внимательно присмотрелся к предмету своего испуга.
Катька съежилась под его взглядом ещё сильнее, желая и вовсе стать невидимой. Мать строго настрого наказала сидеть тихо и гостю на глаза не попадаться, а тут он сам на неё наткнулся и прятаться было поздно.
- Ты кто? - спросил дядька, почесывая лысую грудь и подтягивая семейные трусы в тонкую полоску из которых торчали удивительной кривизны безволосые ноги.
- Катька это, дочка моя, - с вызовом объявила совершенно голая мать, неожиданно возникшая в кухонных дверях.
- Чего разорался? Детей не видел? - не церемонясь и не стесняясь своей наготы, мать дошла до раковины и сполоснув грязный стакан, набрала в него воды.
- А чего ты мне про дочку ничего не сказала? - вдруг смутился дядька, - мы же с тобой не книжки читали в кровати!
- Ой, не видишь что ли, мелкая она совсем, не врубается ещё ни во что, - отмахнулась мать, одним махом осушив стакан с водой, - идём спать.
- А ты слазь быстро и тоже ложись.
Это она уже Катьке сказала, выходя из кухни и уводя за собой кривоногого. Тот был сконфужен и украдкой оглядывался на сиротливый силуэт в пижаме, маячивший белым пятном на фоне темного квадрата окна.
Катюха озябла у холодного стекла и соскользнув с подоконника, забралась обратно на свой диванчик под тёплое одеяло. Заснуть опять не получалось. Перед глазами всё ещё стояла голая мать и кривоногий дядька в трусах.
Мама у неё молодая и красивая. Очень молодая и очень красивая. А этот страшный дядька рядом с ней был ещё и ниже неё ростом. Катьке хотелось соскочить и прогнать этого уродца, но она только сильнее завернулась в одеяло и наконец заснула.
Утром хмурая мать бесцеремонно растолкала Катьку и согнала с дивана. Катька забрала подушку и роняя одеяло поволокла все убирать в шкаф. Гостя в их однокомнатной квартире уже не было. Катька ликовала, но виду не подавала. Не хотела получить от матери подзатыльник. А то с неё станется.
Суббота пролетала незаметно. Мать целый день была смурная и только к вечеру начала разговаривать нормальным голосом. Катюха лишний раз глаза матери не мозолила, сидела тихонько за столом на кухне и рисовала. Звонок в дверь обеих застал врасплох. В гости никого не ждали.
- Неожиданно. Я думала тебя уже не увижу, - с хрипотцой в голосе говорила мать, пропуская в дом гостя.
Катюхе из кухни было хорошо видно прихожую и переминающегося с ноги на ногу человека. Им оказался всё тот же кривоногий дядька, только теперь он был не в трусах, а в костюме, пальто и с зонтиком. Одетым, он выглядел намного лучше, подумала Катька, разглядывая его ботинки.
- Я не стал звонить заранее, решил сделать сюрприз, - улыбаясь всем своим круглым лицом с узкими глазами, сообщил визитёр.
Мать смотрела, как гость пристраивает свой зонт в угол, как вешает пальто на крючок и снимает ботинки. Катька тоже следила не отрываясь. Не столько, правда, за гостем, как за бумажным пакетом в его руках.
- Это тебе подарок, - протянул он в сторону Катюхи свою не тяжелую ношу.
Катька настороженно подошла к нему и с оглядкой на мать, несмело потянулась за нарядным пакетом. А потом так же робко заглянула внутрь. И обомлела от восторга.
В пакете был самый красивый сказочный домик из ее любимого магазина. Катька забыв сказать спасибо и вообще обо всем позабыв, понеслась распаковывать чудо. Бережно вытащив домик из упаковки, Катька замерла, опасаясь прикасаться к волшебной сказке и боясь испортить её неосторожным движением.
Она крутилась вокруг подарка, заглядывая поочередно во все окошки и рассматривая мелкие детали, не прикасаясь к ним руками. Даже дышать, кажется, забыла. И совсем не слышала, о чем говорит мама с этим чудесным дядькой, угадавшим ее заветное желание.
Домик был лесной избушкой из сказки про Красную Шапочку. У него была соломенная крыша с трубой от камина и сам камин внутри домика. Внутри, в кресле-качалке сидела бабушка и что-то вязала, а на пороге стояла сама Красная Шапочка с корзинкой в руках. Все было таким настоящим, что захватывало дух.
Катька бы еще так и топталась вокруг подарка, если бы мама не окрикнула ее, выведя из блаженного созерцания.
- Убирай подарок и помогай накрыть на стол, - скомандовала мать, начиная суетиться на кухне.
Катька бережно перенесла домик на подоконник и поминутно на него оглядываясь, стала помогать маме. Дядька сидел на табурете за столом и с удовольствием следил за слаженными движениями двух девочек, одной совсем маленькой и второй очень юной.
Через пол часа, уплетая салат и печёную картошку, Катька расхрабрилась и трещала без умолку, рассказывая несведущим взрослым сказку про счастливую жизнь в лесном домике. Мать сначала прикрикнула на Катьку, чтоб не лезла в разговор, но потом, под успокаивающим взглядом круглолицего дядьки передумала. И Катьку понесло.
Выдохнувшись, Катька вдруг вспомнила, что не сказала спасибо за подарок и сразу засмущалась. А ещё, она не могла вспомнить, как зовут гостя и от этого смутилась ещё больше. Опустив глаза в тарелку, она вяло ковыряла остатки картошки.
- Что-то случилось? Чего ты вдруг загрустила? - с тревогой в голосе спросил дядька.
Катька вжала голову в плечи и шёпотом сообщила причину своего замешательства.
- Я забыла, как вас зовут, - с трудом выдавила она из себя.
Мужик разулыбался и обменявшись с мамой взглядами, засмеялся во весь голос.
- А я еще и не говорил. Меня зовут Оюунгэрэл.
- Как? - растеряно переспросила Катька, глядя в круглое щекастое лицо с узкими глазами, от смеха ставшее ещё щекастей и узкоглазей.
- Ой, не морочь ребёнку голову, - это мать вступила в разговор, - ваши монгольские имена вообще не произносимы. Скажи лучше, как ей тебя называть, чтоб язык не сломала.
- Зови меня Чингисхан, меня все тут так называют, - махнул рукой монгол и отпил чай из кружки.
И зря отпил. Ему потом минут пять стучали по спине в четыре руки, чтоб он откашлялся. Подавился бедолага, когда Катька задумчиво закатив к потолку глаза, выдала со всей своей детской непосредственностью:
- Какой же ты Чингисхан? Ты Самурай! Такой же кривоногий и узкоглазый!- поставила она диагноз и на всякий случай уточнила, - А кто такой Чингисхан?
Два месяца спустя Катька с мамой переехали к Самураю в большую квартиру, где у Катьки была своя собственная комната и куда через десять месяцев привезли кругломордого младенца совершенно самурайского вида.
И никто уже не говорил в спину Катькиной матери, что она непутевая и дитё у неё беспризорное. Они обе теперь и путевые, и призорные, и у них есть свой собственный Самурай. Даже два Самурая.