Кризис русского национализма
А вот этот текстик я написал для журнала "Вопросы национализма", следующий номер которого будет посвящен кризису и расколу среди русской националистической общественности.
____________________________________________________________________
Русский национализм, как, впрочем, и все остальные политические течения, подчиняется логике развития страны в целом. В отличие от других бывших союзных республик, Россия после распада СССР не пошла по пути построения национального государства. Вместо этого на протяжении последних 23 лет российские власти предпринимали всё новые попытки реинтегрировать бывшие «братские народы». С этой целью были созданы СНГ, ОДКБ, Союзное государство России и Белоруссии, и, наконец, Евразийский союз. Кремль экономически поощрял постсоветские режимы, закрывая глаза на их отношение к русским меньшинствам, и приветствовал массовую миграцию из ближнего зарубежья. Слова Владимира Путина, заявившего о невозможности введения визового режима с бывшими республиками Советского Союза, поскольку в таком случае «мы их совсем утратим», являются яркой иллюстрацией этой политики.
Затянувшийся постимперский транзит отразился и на русском национализме. Многие из тех, кого относят к его сторонниками, подобно руководству России страдают фантомными болями по утраченной империи. Особенно ярко это проявилось в связи с ситуацией на Украине. Несмотря на то, что русские националисты разошлись в своих оценках происходящего, многие из них исходили из одной и той же неоимперской парадигмы, просто по-разному интерпретированной.
Например, по мнению Дмитрия Демушкина, выступившего с критикой путинской политики в отношении Украины, «если кто-то хотел присоединить Крым, то надо было искать возможности присоединить всю Украину». Демушкин и его сторонники не видят смысла в локальных проявлениях русского ирредентизма, поскольку они хоронят «единство Великорусов, Малорусов и Белорусов». Представители данного лагеря (кстати, как и многие либералы) критикуют российскую власть за то, что она отпугнула «братские народы», то есть усложнила задачу по восстановлению имперского пространства. Сюда же относятся и русские ультраправые, примкнувшие к своим украинским коллегам, чтобы защищать от посягательств Москвы интересы «белых братьев». Как и в случае со сторонниками Демушкина, интернациональная славянская общность оказывается для них важнее отдельно взятой русской нации.
Представители национал-патриотической общественности, поддержавшие курс Кремля на Украине, также взглянули на текущие события с наднациональной «колокольни», однако увидели в них не крах имперского проекта, а, наоборот, первые серьезные шаги по возрождению империи, одновременно в дореволюционной и советской ее ипостасях. Многие из них, влившиеся в ряды повстанцев на Донбассе, восприняли войну на Украине не как межнациональное противостояние русских и украинцев, а как войну России с Западом за право оставить бывшие имперские владения в зоне своего влияния и выбить из Киева засевших там прозападных «фашистов», возродив, как заявил Александр Ходаковский, один из полевых командиров, «пророссийскую единую Украину».
В случае с Украиной, как и во многих других ситуациях, как действующая власть, так и большинство ее противников и сторонников из околонационалистических кругов вообще не мыслят в национальных категориях. Основная задача любого националистического движения в привычном смысле этого слова состоит в том, чтобы добиться максимального совпадения границ нации и государства, но для большинства активистов русского национального движения она вообще не стоит на повестке дня. В глазах Игоря Стрелкова, ставшего для национал-патриотов символом сопротивления Юго-Востока, сама идея создания русского национального государства является опасным отступлением от имперских канонов: «как построить "национальное" государство на месте многовековой Российской Империи, в которой мирно жили и развивались сотни народов», вопрошает он.
Разумеется, существует и прослойка русских националистов, которые всё-таки руководствуются традиционной европейской идеей nation state. Эта идея предполагает, как можно видеть из истории XIX-XX веков, не только этнокультурную гомогенизацию уже имеющегося населения, но и включение в состав национального государства зарубежных территорий компактного проживания соотечественников. Разумеется, сдвиг существующих границ не всегда реализуем в силу внешнеполитических причин, однако in potentia националисты никогда не отказываются от такого сценария. Поэтому в событиях в Крыму и на Донбассе некоторые представители русского национализма (в основном национал-демократической ориентации) увидели попытку русского меньшинства на Украине воссоединиться с остальной русской нацией и приветствовали ее.
Такая точка зрения навлекла на национал-демократов критику с разных сторон. Действительно, им нередко приходилось выдавать желаемое за действительное. Не говоря уже о позиции Москвы, как уже отмечалось, многие ключевые действующие лица в Крыму и самопровозглашенных Луганской и Донецкой республиках, вопреки национал-демократам, не осознают происходящее в качестве русской ирриденты. Не находят понимания национал-демократы и у сторонников «славянского единства», которые не видят разницы между русскими и украинцами и потому не приемлют конфликта между ними. Наконец, желание национал-демократов ограничить амбиции России на постсоветском пространстве защитой русских меньшинств неприемлемо для национал-патриотов, считающих, что война на Донбассе должна стать началом полномасштабной имперской экспансии.
Кризис русского национализма начался не вчера и даже не 20 лет назад. Он вытекает из исторических особенной российской государственности, из-за которых русская политическая нация так и не состоялась. Имперская идея всё еще властвует над умами - вот почему повстанцы Юго-Востока поднимают на своих блокпостах советские знамена, а их критики из числа организаторов «Русских маршей» рассуждают о единстве малороссов и великороссов, не замечая украинских бомб, обрушивающихся на города Донбасса. Кризисные явления в русском национализме свидетельствуют о том, что поворот России от империи к русскому национальному государству произойдет еще очень нескоро.
____________________________________________________________________
Русский национализм, как, впрочем, и все остальные политические течения, подчиняется логике развития страны в целом. В отличие от других бывших союзных республик, Россия после распада СССР не пошла по пути построения национального государства. Вместо этого на протяжении последних 23 лет российские власти предпринимали всё новые попытки реинтегрировать бывшие «братские народы». С этой целью были созданы СНГ, ОДКБ, Союзное государство России и Белоруссии, и, наконец, Евразийский союз. Кремль экономически поощрял постсоветские режимы, закрывая глаза на их отношение к русским меньшинствам, и приветствовал массовую миграцию из ближнего зарубежья. Слова Владимира Путина, заявившего о невозможности введения визового режима с бывшими республиками Советского Союза, поскольку в таком случае «мы их совсем утратим», являются яркой иллюстрацией этой политики.
Затянувшийся постимперский транзит отразился и на русском национализме. Многие из тех, кого относят к его сторонниками, подобно руководству России страдают фантомными болями по утраченной империи. Особенно ярко это проявилось в связи с ситуацией на Украине. Несмотря на то, что русские националисты разошлись в своих оценках происходящего, многие из них исходили из одной и той же неоимперской парадигмы, просто по-разному интерпретированной.
Например, по мнению Дмитрия Демушкина, выступившего с критикой путинской политики в отношении Украины, «если кто-то хотел присоединить Крым, то надо было искать возможности присоединить всю Украину». Демушкин и его сторонники не видят смысла в локальных проявлениях русского ирредентизма, поскольку они хоронят «единство Великорусов, Малорусов и Белорусов». Представители данного лагеря (кстати, как и многие либералы) критикуют российскую власть за то, что она отпугнула «братские народы», то есть усложнила задачу по восстановлению имперского пространства. Сюда же относятся и русские ультраправые, примкнувшие к своим украинским коллегам, чтобы защищать от посягательств Москвы интересы «белых братьев». Как и в случае со сторонниками Демушкина, интернациональная славянская общность оказывается для них важнее отдельно взятой русской нации.
Представители национал-патриотической общественности, поддержавшие курс Кремля на Украине, также взглянули на текущие события с наднациональной «колокольни», однако увидели в них не крах имперского проекта, а, наоборот, первые серьезные шаги по возрождению империи, одновременно в дореволюционной и советской ее ипостасях. Многие из них, влившиеся в ряды повстанцев на Донбассе, восприняли войну на Украине не как межнациональное противостояние русских и украинцев, а как войну России с Западом за право оставить бывшие имперские владения в зоне своего влияния и выбить из Киева засевших там прозападных «фашистов», возродив, как заявил Александр Ходаковский, один из полевых командиров, «пророссийскую единую Украину».
В случае с Украиной, как и во многих других ситуациях, как действующая власть, так и большинство ее противников и сторонников из околонационалистических кругов вообще не мыслят в национальных категориях. Основная задача любого националистического движения в привычном смысле этого слова состоит в том, чтобы добиться максимального совпадения границ нации и государства, но для большинства активистов русского национального движения она вообще не стоит на повестке дня. В глазах Игоря Стрелкова, ставшего для национал-патриотов символом сопротивления Юго-Востока, сама идея создания русского национального государства является опасным отступлением от имперских канонов: «как построить "национальное" государство на месте многовековой Российской Империи, в которой мирно жили и развивались сотни народов», вопрошает он.
Разумеется, существует и прослойка русских националистов, которые всё-таки руководствуются традиционной европейской идеей nation state. Эта идея предполагает, как можно видеть из истории XIX-XX веков, не только этнокультурную гомогенизацию уже имеющегося населения, но и включение в состав национального государства зарубежных территорий компактного проживания соотечественников. Разумеется, сдвиг существующих границ не всегда реализуем в силу внешнеполитических причин, однако in potentia националисты никогда не отказываются от такого сценария. Поэтому в событиях в Крыму и на Донбассе некоторые представители русского национализма (в основном национал-демократической ориентации) увидели попытку русского меньшинства на Украине воссоединиться с остальной русской нацией и приветствовали ее.
Такая точка зрения навлекла на национал-демократов критику с разных сторон. Действительно, им нередко приходилось выдавать желаемое за действительное. Не говоря уже о позиции Москвы, как уже отмечалось, многие ключевые действующие лица в Крыму и самопровозглашенных Луганской и Донецкой республиках, вопреки национал-демократам, не осознают происходящее в качестве русской ирриденты. Не находят понимания национал-демократы и у сторонников «славянского единства», которые не видят разницы между русскими и украинцами и потому не приемлют конфликта между ними. Наконец, желание национал-демократов ограничить амбиции России на постсоветском пространстве защитой русских меньшинств неприемлемо для национал-патриотов, считающих, что война на Донбассе должна стать началом полномасштабной имперской экспансии.
Кризис русского национализма начался не вчера и даже не 20 лет назад. Он вытекает из исторических особенной российской государственности, из-за которых русская политическая нация так и не состоялась. Имперская идея всё еще властвует над умами - вот почему повстанцы Юго-Востока поднимают на своих блокпостах советские знамена, а их критики из числа организаторов «Русских маршей» рассуждают о единстве малороссов и великороссов, не замечая украинских бомб, обрушивающихся на города Донбасса. Кризисные явления в русском национализме свидетельствуют о том, что поворот России от империи к русскому национальному государству произойдет еще очень нескоро.