Давненько не брал я в руки шашек
Егоров остановил машину возле обшитого вагонкой аккуратного домика. В воздухе пахло цветущей вишней и мокрой листвой, и меньше всего хотелось в такой прекрасный день лезть в чужую грязь и склоки. Но работа есть работа. Егоров вышел из машины и направился к курившим у забора операм.
- Ну, что тут, Вадим? - спросил он, пожимая руку сержанту.
- Преступление века, товарищ лейтенант! - усмехнулся тот. - Батюшка собаку свою пристрелил. А соседка в дежурку накапала, мол, жестокое обращение с животными. Мы ее уже опросили. Вот.
Егоров просмотрел показания свидетельницы. Поднял глаза на ухмыляющегося сержанта.
- Прикалываешься что ли?
- Никак нет! Все с ее слов записано, ею прочитано. Вон и подпись стоит.
- Ладно, показывайте место преступления.
Труп овчарки лежал под кустом смородины. По покрытому слипшейся от крови шерстью боку ползали жирные черные мухи. Хозяин, здоровенный мужик в рясе и резиновых сапогах, переминался с ноги на ноги рядом, уставившись в землю. В руках он держал лопату.
- Гражданин Рябчиков? - спросил у него Егоров. Поп, не поднимая глаз, кивнул.
- Понятно. А свидетельница где?
- Тут я, тут, товарищ следователь! - над забором показалась старушачья голова в линялой красной косынке. - Вы только посмотрите, что этот ирод натворил! Вы в наручники его скорей, а то вон как в лопату вцепился, душегуб проклятый, еще на вас кинется!
- Погодите вы, - поморщился Егоров, - давайте по порядку. Ленская Октябрина Мэлсовна, одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения?
- Она самая, да!
- Значит, вы утверждаете, что, - тут Егоров достал протокол, - у отца Амвросия была собака Динка, он ее щенком подобрал и всегда любил. Утром третьего июня собака съела лежавший на столе кусок мяса, и он ее убил? Все верно?
- Да! Да! - закивала старушка. - Так оно все и было!
- Все ясно. Налицо отравление мясом со смертельным исходом. Оснований для возбуждения уголовного дела нет.
- Это как же? - удивленно заголосила свидетельница. - Это по какому ж закону?
- По правилам русского языка, - отрезал Егоров и добавил, обращаясь к попу. - Да закопайте ее уже, в конце концов, а то завоняет на жаре. Ее - в смысле, собаку.
- Ну, что тут, Вадим? - спросил он, пожимая руку сержанту.
- Преступление века, товарищ лейтенант! - усмехнулся тот. - Батюшка собаку свою пристрелил. А соседка в дежурку накапала, мол, жестокое обращение с животными. Мы ее уже опросили. Вот.
Егоров просмотрел показания свидетельницы. Поднял глаза на ухмыляющегося сержанта.
- Прикалываешься что ли?
- Никак нет! Все с ее слов записано, ею прочитано. Вон и подпись стоит.
- Ладно, показывайте место преступления.
Труп овчарки лежал под кустом смородины. По покрытому слипшейся от крови шерстью боку ползали жирные черные мухи. Хозяин, здоровенный мужик в рясе и резиновых сапогах, переминался с ноги на ноги рядом, уставившись в землю. В руках он держал лопату.
- Гражданин Рябчиков? - спросил у него Егоров. Поп, не поднимая глаз, кивнул.
- Понятно. А свидетельница где?
- Тут я, тут, товарищ следователь! - над забором показалась старушачья голова в линялой красной косынке. - Вы только посмотрите, что этот ирод натворил! Вы в наручники его скорей, а то вон как в лопату вцепился, душегуб проклятый, еще на вас кинется!
- Погодите вы, - поморщился Егоров, - давайте по порядку. Ленская Октябрина Мэлсовна, одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения?
- Она самая, да!
- Значит, вы утверждаете, что, - тут Егоров достал протокол, - у отца Амвросия была собака Динка, он ее щенком подобрал и всегда любил. Утром третьего июня собака съела лежавший на столе кусок мяса, и он ее убил? Все верно?
- Да! Да! - закивала старушка. - Так оно все и было!
- Все ясно. Налицо отравление мясом со смертельным исходом. Оснований для возбуждения уголовного дела нет.
- Это как же? - удивленно заголосила свидетельница. - Это по какому ж закону?
- По правилам русского языка, - отрезал Егоров и добавил, обращаясь к попу. - Да закопайте ее уже, в конце концов, а то завоняет на жаре. Ее - в смысле, собаку.